— Пару кабинок? — удивляется Тофер. — Почему? Очереди ведь не было!
Карл краснеет.
— Ладно… Я… я промахнулся мимо кабинки, если уж тебе все нужно знать. Мы с Ани должны были подниматься в гондоле с Евой, но я успел сунуть лыжи в подставку, а потом споткнулся и упал, двери закрылись, и Ева уехала с моими лыжами. Пока я встал, отряхнулся… В общем, мы с Ани сели в другую кабинку.
— Может, Ева перепутала и вышла на первой станции? — хмурится Миранда.
Ани качает головой.
— Нет, я же вам говорю. Я видела Еву, когда мы еще сидели в подъемнике. Он идет над черной трассой — над крутой и опасной, по которой хотел спуститься Тофер.
— Ле Сорсье, — подсказываю я.
Ани кивает.
— Да-да. Я заметила на ней лыжницу. Она остановилась на краю очередной кручи и вроде как подняла руку, помахала мне. Я поняла, что это Ева.
— Как ты поняла на таком расстоянии? — недоверчиво морщится Рик. — Там мог быть кто угодно.
— Я узнала ее красную куртку. Она очень приметная, ни у кого из нас такой нет, а на подъемнике ехала одна наша компания.
Я оглядываю снуперов. Ани права. Тофер — в хаки с горчичными вставками. Рик и Карл оба в черном. Миранда в цельном фиолетовом костюме. На Иниго зеленая куртка и черные лыжные штаны. На Тайгер нечто в духе восьмидесятых — потертая джинсовая куртка-бомбер и штаны карго; подозреваю, что на самом деле это дорогая одежда для сноубордистов. Лиз стоит в блеклом темно-синем комбинезоне, явно слишком большом для нее. Наверное, у кого-то позаимствовала. Наряд Ани я помню: ярко-голубая куртка и белые штаны. Никого из них за Еву не примешь.
— Мои лыжи ждали наверху, — добавляет Карл. — Она, наверное, забрала их с подъемника, а потом рванула вниз.
— Вы что же, не заметили отсутствия Евы на вершине? — уточняю я.
Рик удрученно качает головой:
— Нет, видимость была очень плохая и… в общем, если хотите знать, там получилась небольшая… э-э… неразбериха.
Неразбериха? Это еще что значит? Мой вопрос опережает Миранда.
— Да ладно, Рик, говори прямо. К нам пришел дежурный с подъемника и сообщил, что объявлен красный уровень опасности схода лавин и гору закрывают. Однако половина группы проигнорировала предупреждение и рванула на лыжах вниз до того, как дежурный успел натянуть сетку.
— Простите. — Надо отдать Иниго должное, он меня порядочно смущает. — Я просто не разобрался. Подумал, он говорит, сейчас или никогда, — ну и поехал.
— То есть, — медленно осмысливаю я, — кто-то из вас спустился домой на лыжах, а кто-то — на подъемнике?
Все кивают.
— Ясное дело, мы остановились подождать всех возле большой сосны, у ответвления, ведущего на шале. Потом увидели, что народ возвращается на канатке, и поехали к нижней станции, — поясняет Тофер. — Проторчали там еще двадцать минут, а местные придурки объявили о закрытии и этой части подъемника тоже! Тогда мы решили, что Ева уже в шале, но, поскольку оно теперь находилось вверху, а подъемник не работал, нам оставалось одно — съехать на лыжах в Сент-Антуан и вернуться сюда на фуникулере.
— Так… так… — пытаюсь сообразить я. — То есть, когда Еву видели в последний раз, она спускалась по Ле Сорсье?
Ани кивает и поворачивается за подтверждением к Карлу.
— Получается, да.
— Только Ле Сорсье была закрыта! — взрывается Тофер. — В том-то, черт возьми, и проблема!
Проблема, черт возьми, в том, что твоя коллега и соучредитель пропала в экстремальных погодных условиях! Вслух я этого, конечно, не говорю. Думаю о Ле Сорсье, о ее коварных склонах, о сыпучем пухляке, который скрывает под собой лед и при каждом повороте грозит вылетом с трассы или мини-лавиной. Думаю об опасных кочках под снегом, о невозможности их заметить при плохой видимости, невозможности оценить поворот впереди…
Больше всего я думаю об обрыве сбоку от трассы. В некоторых местах от лыжни до пропасти лишь несколько метров, и в такую погоду, как сейчас, можно просто улететь в пустоту. Ле Сорсье не просто так закрывают первой на всем курорте. Не потому, что спасатели избегают риска, или молятся на технику безопасности, или не доверяют мастерству опытных лыжников. По другой причине: в условиях низкой видимости зигзаги и повороты — это смертельная ловушка. Я напоминаю себе, что самый опасный участок трассы лежит на старте, а Ани видела Еву ниже. Утешение, конечно, слабое, но сейчас я согласна на любое.
— Вы звонили ей на мобильный? — спрашиваю.
Иниго кивает.
— Да, и не раз. Нет связи.
На пороге кухни за спинами гостей вырастает взбешенный Дэнни. Спрашивает меня одними губами: «Про долбаный ризотто кто-нибудь помнит?!» Я торопливо подхожу к нему, тихонько сообщаю:
— Ева пропала.
Выражение лица Дэнни сразу меняется.
— Что, по-настоящему пропала? Или просто решила быть самостоятельной?
— Не знаю, трудно сказать. Они вели себя как полные кретины. Не держались вместе, не следили за тем, кто в какой группе. Ева, похоже, поехала одна по Ле Сорсье.
— Одна? — У Дэнни отвисает челюсть. — Красное предупреждение о лавинах! Какого черта спасатели не закрыли трассу?
— Они закрыли. Ева, должно быть, поднырнула под сетку или еще как-то пробралась. Или сбилась с пути и свернула не на ту трассу…
Хотя последнее невозможно. Бланш-Неж и Ле Сорсье не соединяются. В этом тоже состоит сложность черной трассы. Она зажата между отвесной скалой с одной стороны и отвесным обрывом — с другой. Если уж попал на Ле Сорсье, то выхода с нее нет.
— Понятия не имею, — продолжаю я. — Ани уверена, что они с Карлом видели едущую вниз Еву. Она, конечно, классная лыжница, но в такую погоду это просто безумие…
Дэнни становится совсем мрачным.
— С тех пор Еву никто не видел?
Я качаю головой и спрашиваю:
— Думаешь, нужно звонить в Пелото?
Я имею в виду Пелото де Жандармери де От Монтанье — подразделение высокогорной полиции, сочетание жандармов со спасателями.
— Не знаю… — Дэнни сдвигает бандану выше и задумчиво трет лоб. — Вполне возможно, что Ева просто заплутала и поехала вниз не по тому маршруту. Раз подъемники не работают, дорога назад к шале займет немало времени. Жандармы наверняка скажут, что надо подождать несколько часов. Давай сначала позвоним в офис лыжных абонементов. Спросим, использовался ли абонемент Евы на каком-нибудь подъемнике?
Я готова расцеловать Дэнни. Идея не просто хорошая, она великолепная. Я бросаюсь к телефону в вестибюле и набираю номер, указанный на обратной стороне лыжного абонемента. В трубке звучит настойчивое «пи-пи». Линия занята.
Возвращаюсь к гостям, сбившимся в кучку и потеющим в лыжных костюмах. Их тревога с каждой минутой нарастает.
— Мы считаем, нужно обратиться в офис лыжных абонементов и узнать, пользовалась ли Ева каким-нибудь подъемником. Я попробовала дозвониться, но линия занята, поэтому, чтобы не сидеть тут сложа руки, я прокачусь вниз на фуникулере и поговорю с сотрудниками офиса лично.
— Я съезжу, — немедленно вызывается Тофер.
— Вы говорите по-французски?
Я знаю ответ еще до того, как задаю вопрос. Тофер с досадой качает головой.
— Понимаю ваше желание помочь, — как можно мягче объясняю я. — Однако лучше послать того, кто знает язык. Если Ева не использовала абонемент, тогда, наверное, придется заявить о ее исчезновении в полицию, а для этого нужно бегло говорить по-французски. Вы же пока переоденьтесь в сухое и поешьте, обязательно. Я быстро вернусь. Продолжайте звонить Еве на мобильный.
Все благоразумно кивают.
— Пойду сообщу Эллиоту, — бормочет Тофер.
Точно, вспоминаю я, Эллиот — единственный из группы — не катался. Он до сих пор сидит в номере и, надо полагать, работает над своими программами и обновлениями.
Все расходятся, тихонько переговариваясь, а я беру куртку и спешу в кухню, чтобы посвятить в план Дэнни.
— В общем, будешь подавать на стол сам, хорошо?
— Да, конечно, — кивает он и начинает раскладывать еду по блюдам.
Я надеваю куртку и открываю входную дверь.
Лиз
Снуп ID: ANON101
Слушает: не в сети
Снупписчики: 0
Я наверху, в номере. Снимаю лыжную одежду — и тут происходит нечто непонятное. Сперва слышен просто гул, а затем земля начинает содрогаться, как при землетрясении.
Поворачиваюсь к окну. За ним — стена снега, движется на нас. Нет, не стена — стена подразумевает нечто твердое. Это выглядит по-другому. Бурлящая масса из воздуха, льда и земли…
Закричав, я делаю единственное, что приходит в голову: падаю на колени и закрываюсь руками. Можно подумать, этот жалкий жест меня защитит.
Лежу так довольно долго, наконец решаюсь встать. Ноги дрожат. Прошло мимо? Уже все?
Издалека звучат голоса, крики, плач.
С трудом переставляя непослушные ноги, я выпадаю в коридор.
— Господи боже! — кричит бегущий к лестнице Тофер. — Что это было?!
— Эрин! — доносится снизу.
Я не сразу узнаю голос — не голос даже, а испуганный рев. Затем соображаю: Дэнни, повар. Зовет подругу:
— Эрин!!!
В коридоре полно людей, все в ужасе. Срабатывает пожарная сигнализация, кто-то в панике кричит.
В вестибюле повар борется с входной дверью, которая треснула и прогнулась под весом навалившегося на нее снаружи снега.
— Не открывай! — орет Тофер. — Снег хлынет внутрь!
Дэнни поворачивается, лицо перекошено от ярости.
— Там моя подруга! — выплевывает он, перекрикивая вой сигнализации. — Хочешь меня остановить? Валяй, попробуй!
Дэнни вновь толкает дверь. Та с протестующим визгом поддается, и в вестибюль врывается вихрь из снега и льда. Дверной проем по-прежнему заблокирован на четыре фута в высоту, но Дэнни карабкается по сугробу, проваливаясь по колено, лезет на самый верх. Последнее, что я вижу, — ноги повара, исчезающие в буране.
— О боже, — причитает Миранда. Она хватается за Рика, словно тонет. — О боже. О боже. Вдруг Ева там?
Ответа нет. Никто не в силах озвучить свои мысли: если Ева там, она мертва. Наверняка.