Пран Гвен поёжился. Уж он точно не хотел видеть ни Кларину, ни прана Клеана. да и вообще никого из их Домов. Очень трудно будет объяснить разъярённым пранам, что не тайный сыск Аркайла раскрыл заговор, а один из их товарищей оказался предателем. Но и остаться неузнанным не получится. Это кринтийцам, живущим за морем, можно морочить голову. Никого из подданных Аркайлской короны, кто хотя бы разок-другой бывал в столице, обвести вокруг пальца не удастся. Значит придётся доказывать свою полезность, а Офра может стать козырной картой в рукаве прана Гвена альт Раста.
Наутро Кухал приказал бросить повозки. И лошадей тоже. Всё равно вьючных сёдел нет, а много ли удастся нагрузить без них? Припасы разобрали по заплечным мешками, невзирая на лица. Предводитель тащил на себе едва ли не больше, чем любой воин из его отряда. Мнимым циркачам повезло. Братья Веттурино, то бишь Прозеро и Бриан альт Нарт взяли такие тюки, что даже Ронан Дорн-Брэн взглянул на них с уважением. Правда, в мешке горбуна лежали его книги и всякие алхимические принадлежности, поэтому он работал, можно сказать, для себя, а Бриан во благо остальных.
Пробирались тайными тропками, стараясь идти вдоль опушки бучин и орешников, не отдаляясь от дорог. Пран Гвен, которого продолжали считать проводником, путь в Вожерон помнил, но не по бездорожью ведь? Братья Дорн-Кью, бежавшие налегке и разведывающие — не встретятся ли враги — по мере сил помогали ему. Они-то и заметили первыми конный разъезд с узким треугольным флажком на пике — на багровом поле стоял на задних лапах кот в пластинчатых доспехах и шлеме-морионе. Герб Роты Стальных Котов.
Кухал Дорн-Куах, показывая пустые ладони, окликнул всадников.
— Мне нужно поговорить с Жероном альт Дерреном — вашим кондотьером!
Наёмники приблизились, держа наготове арбалеты. Это не беспечные и обнаглевшие от безнаказанности «правые». Тут перед кринтийцами стояли опытные бойцы, готовые, если надо, отчаянно драться и продать жизни за невероятно высокую цену.
— А нужно ли прану Жерону говорить с тобой? — Сохраняя непроницаемое выражение лица, поинтересовался старший разъезда — усатый кевиналец с нашивками сержанта. — Откуда нам знать, кто ты и что за шайку привёл с собой?
— Просто скажи прану Жерону, что Кухал Дорн-Куах из Клана Кукушки передал ему поклон, а также поклон от Ланса альт Грегора, которого видел в Кранг-Дху, когда браккарцы везли менестреля к себе на острова.
При упоминании имени менестреля пран Гвен едва не дёрнулся, но сдержался и не выдал себя. Видит Вседержитель, число знакомых Ланса в двенадцати державах не подаётся исчислению. Просто невероятно, как быстро он, угодив в какой-либо город или Роту наёмников, обрастает приятелями. Или в тюрьму… Прозеро до сих пор отзывался об альт Грегоре исключительно тепло и с уважением. Как ему это удаётся? Тут поневоле задумаешься о запретной магии.
Сержант приподнял бровь. Скорее всего, он тоже входил в круг знакомых Ланса.
— Я передам, но решение за праном Жероном. Будете ждать встречи с ним в месте, указанном мной. И учтите, за вами будут следить.
— Я знаю, — улыбнулся Кухал. — Сорок первый пункт кодекса кондотьеров гласит: «Никогда никому не доверяй». А сорок второй его дополняет: «Никогда никому не доверяй. Даже себе».
Кевиналец глянул на него с уважением.
— Ищешь места в Роте?
— Во имя святого Эодха! Я могу наняться и со своим отрядом. Герцогиня возражать не будет. Я так думаю. Так зачем мне Рота?
— А зачем тогда тебе пран Жерон?
— А это не твоего ума дело. Просто позови его.
Наёмник хмыкнул.
— Следуйте за нами! Не пытайтесь атаковать, не пытайтесь бежать…
— Да идём мы, идём… — махнул рукой Кухал.
И они зашагали под бдительным конвоем. На этот раз пран Гвен хотел быть уверенным, что к Вожерону.
Оказалось — нет. Кевинальцы привели их биваку — ровные ряды палаток, коновязи, составленные в «костры» пики и алебарды. Сержант приказал ждать и порысил куда-то в глубину лагеря. Его люди остались охранять кринтийцев, не опуская оружия.
Слишком долго ждать не пришлось. Наёмники ценили как своё, так и чужое время.
Вскоре пран Гвен увидел, что старший разъезда возвращается в сопровождении высокого прана в начищенном до блеска нагруднике и с чёрной повязкой поперёк лица.
— Я — Жерон альт Деррен, — негромко произнёс он, сидя на спине вороного жеребца. — Что от меня хочет Кухал из Клана Кукушки?
— Кодекс наёмников советует не чистить доспехи, — усмехнулся кринтиец. — Блестящий доспех привлекает вражеских стрелков.
— Кодекс наёмников гласит: «Если товарищ должен тебе денег, начисти ему доспех», — в тон ему отозвался кевиналец. — Я слишком многим в этой жизни задолжал. Поэтому мне ли бояться блестящего доспеха?
— Мы встречались. Кажется, в Пятой Трагерской кампании.
— Вполне возможно. Ваше лицо, почтенный трен, мне знакомо. Но дружбу с южанами больше водил Ланс альт Грегор.
— Он передаёт вам поклон, пран Жерон. Мы можем поговорить наедине?
— Конечно! — Кондотьер легко спрыгнул с коня. — Прошу.
Наблюдая, как неспешно беседуют эти два опытных воина, прен Гвен понял, что не уедет из Вожерона, пока не откроет для себя — какой же такой помощи просил у кринтийев альт Грегор? Так что придётся рискнуть. Как говорят в Трагере, риск — благородное дело.
[1] Сорочий скок — нарушение темпа и ритма движения лошади, когда передние ноги идут, как на рыси, а задние совершают прыжки, как при галопе.
Глава 2Ч. 1
В Унасале осень вступал в свои права раньше, чем в других столицах северного материка. Сказывалась близость Карросских гор, где снег лежал и зимой, и летом.
Учёные всех двенадцати держав спорили — спасает ли высокогорный кряж живущих к югу от него людей от смертельных холодов или, напротив, без него стало бы легче жить. С одной стороны холодные ветра, срывавшиеся с заснеженных вершин, доставляли много неприятностей — вымерзали посевы, гибли плодовые деревья. Но с другой, Карросс прикрывал щитом от бескрайней северной пустоши, где человек не мог выжить вообще. Летом туда ещё изредка заходили самые отчаянные промысловики, поскольку мех обитавших там снежных лисиц ценился на вес золота. Но никто и никогда не слышал о человеческих племенах, которые обитали бы севернее гор. Да и как же там жить? Половину года солнце не всходило совсем, от жесточайших морозов кожа на руках и лицах путешественников лопалась и слазила лохмотьями, если не смазывать её барсучьим жиром. Если не успел вовремя развести костёр, ты — мертвец. И если бы не было гор, то эта холодина катилась бы на северные земли Унсалы и Аркайла.
Людям свойственно привыкать к погоде в тех краях, где они живут, где родились и выросли, где похоронены их предки. Возьми изнеженного вирулийца и отправь его валить лес на южных склонах Карросса… Что получится? Да ничего. Помрёт, выкашливая лёгкие, надышавшись морозным воздухом. Или отморозит пальцы, оставшись калекой на всю оставшуюся жизнь. Да и работать так, чтобы обеспечить достойное существование не сможет. Разбалованные они там на югах щедрыми урожаями, когда ткнёшь в землю палку, а через год она уже плодоносит, когда урожаи собираются по два раза в год, когда попав в лес, можно прожить на одних только диких плодах и ягодах.
Унсальские края не баловали местных жителей. Их богатства приходилось вырывать с силой, отбирать у земли. Вся жизнь — борьба. С непогодой, с дикими зверями, с разными невзгодами, которые подкидывала природа.
Конечно, унсальцам грех было жаловаться.
Где росли самые лучшие леса? У них. Лиственницы, сосны, могучие ели на севере. Дубы, буки, липы — южнее. Вали, распиливай на доски и продавай. В любом уголке мира, где корабелы закладывали на верфях суда, старались использовать унсальскую древесину. Ну, кроме Аркайла — там хватало своей древесины. Самые мощные военные каракки, несущие десятки пушек, способные выдержать океанский шторм, строились даже на Браккарских островах из унсальского леса.
Где самая плодородная земля? Тоже в Унсале, только южнее, на берегах великой реки — Уна. Правда, чтобы сеять рожь и пшеницу, приходилось рубить и раскорчёвывать те же леса. Так повелось издревле.
На заливных лугах паслись тучные коровы, дающие жирное молоко. Многочисленные притоки Уна обеспечивали посёлки, приютившиеся на их берегах рыбой. Щуки, сомы, сазаны, белорыбица, плотва. В самом Уне — широком и полноводном — в сети и на крючки перемётов попадались огромные осетры. Чтобы поднять иного, требовались совместные усилия полудюжины взрослых мужчин.
В недрах здешних земель скрывались залежи железных, медных, оловянных и серебряных руд. Встречалось рассыпное золото, самоцветы — рубины, бериллы, турмалины, гранаты, горный хрусталь. Добывали и поделочный камень — бирюзу, яшму, орлец, малахит, тигровый глаз и лазурит. Копали ямы, ломали горючие сланцы и даже каменный уголь, благодаря которому местные ремесленники варили отличную сталь. Не такую, конечно, как трагерская, но уступавшую всего лишь чуть-чуть.
До недавнего времени браккарцы, разорвавшие всякие торговые отношения с Трагерой, пользовались доброжелательным отношением унсальских королей и закупали у них корабельный лес, сталь и зерно. Но всё изменилось, когда корону надел Ронжар альт Брандт, сменив на троне своего деда Брегара альт Брандта, прожившего удивительно долгую жизнь — восемьдесят восемь лет, о таком не упоминали даже в летописях и церковных книгах. Не мудрено, что батюшка Ронжара не дождался своей очереди, сойдя в могилу от неведомой хвори, сожравшей ему печень, как червяк-плодожорка выгрызает сердцевину яблока.
Приняв правление державой, Ронжар какое-то время осматривался, подавил пару баронских мятежей и один крестьянский бунт, довольно опасный, поскольку втянутыми в него оказались сразу три провинции. Он показал себя достаточно умелым полководцем и снисходительным правителем — баронов, посмевших пойти поперёк королевской воли, всего лишь сослал на север, отдав лены под власть их старших сыновей, а крестьян и вовсе простил (ну, за исключением тех, кто погиб при столкновении с королевской армией), уменьшил подати и даже кормил щедр