ой рукой не успевших убрать урожай повстанцев. За это получил прозвище — Справедливый.
Ронжар Справедливый альт Брандт из Дома Серебряного Саблезуба.
Потом его правление ознаменовалось двумя небольшими войнами с Аркайлом за пограничные территории и десятком мелких стычек. тут дело шло с переменным успехом и выиграв северную кампанию, Ронжар проиграл южную, отдав герцогу Лазалю две долины, четыре хорошо укреплённых замка и десяток деревень.
Через три года началась трагерская кампания, где унсальцам удалось потеснить южан на несколько лиг, отобрав плодородные земли, но в самый её разгар сын Ронжара погиб на дуэли. По крайней мере, так было объявлено во всеуслышание. Что случилось на самом деле, не знал никто. Принца Эрнана, наследника престола, нашли зарезанным в тёмном переулке за собором Святого Никоана Первосвятителя, покровителя и защитника Унсалы. Пять колотых ран. Именно поэтому для всех принц Эрнан погиб на дуэли. Если бы ему перерезали горло, было бы труднее объяснить честному народу, по какой такой причине убили его высочество. Говорят, он возвращался от любовницы, но подозрения с мужа сняли сразу. Пран Никилл альт Ворез из Дома Жёлтой Ласточки — глава тайного сыска Унсалы — разбирал дело очень тщательно. Оголодавшая курица не роется так в куче мусора, чтобы найти просяное зёрнышко. Никаких улик не обнаружили, мотивов для того, чтобы убрать с дороги чванливого и самоуверенного Эрнана, хватало у многих дворян, но все они при проверке оказались чисты.
Продолжая распутывать узелок, пран Никилл потянул за одну ниточку и обнаружил, что в смерти принца вполне могли быть повинны браккарцы. Несмотря на мир и длительные торговые отношения с Унсалой, убрать его высочество могли именно они. Причина-то простейшая — полгода любвеобилный сын Ронжара домогался благосклонности жены браккарского посланника. Эта юная — лет на двадцать моложе супруга — и весьма хорошенькая особа водила его за нос, а потом пожаловалась мужу. Посланник пошёл прямиком к королю и тот сделал жёсткое внушение его высочеству. Эрнан отступился, но затаил обиду.
Вряд ли он сам осуществил месть, но вполне мог заплатить кому-то из простолюдинов.
С гордой праной сыграли шутку, весьма распространённую в Унсале, но о которой ничего не знали на островах. Измазали входные двери её городского особняка выделениями течной суки. И постарались всё устроить в сочельник, то бишь в навечерие — канун — великого праздника, в который все истинно верующие люди двенадцати держав вспоминали явление Вседержителя первосвятителям Никоану, Моудру и Йохаану. Выходя к заутренней, жена посланника зацепила подолом длинного платья дверной косяк и нарочно брошенную у порога тряпку, запах которой привлёк внимание кобелей, собравшихся к тому времени в таком множестве, что охранникам-браккарцам пришлось расчищать дорогу для хозяина дубинками.
Поглазеть на процессию собрались зеваки со всей столицы. Одуревшие от вожделения псы грызлись между собой за право пробиться поближе к испуганной пране. Телохранители без устали раздавали удары дубинками и сапогами. Ничего не понимающий посланник одной рукой прижимал к себе супругу, а во второй сжимал обнажённую шпагу. На безопасном расстоянии сбившиеся в толпу мальчишки из городской бедноты прыгали, кривлялись, показывали языки и «носы», выкрикивая при этом: «Собачья свадьба! Собачья свадьба! Суку повели!» Из храма браккарцы возвращались на спешно вызванной карете. Отмыть двери не удалось — их заменили вместе с лутками. Платье жертвы жестокого розыгрыша сожгли.
Через одиннадцать дней после описанных событий наследника престола нашли мёртвым. Заколотым. В руке он держал окровавленный кинжал, рядом валялась шпага, переломленная пополам.
Пран Никилл поделился размышлениями с королём, всё ещё безутешно скорбящим о погибшем сыне. Впоследствии глава тайного сыска не раз ловил себя на мысли, что поторопился. Хотя, с другой стороны… Почему он должен скрывать проступки браккарского вельможи или, не приведи Вседержитель, выгораживать его? Если Никилл и допустил оплошность, то лишь потому, что предполагал сделать доклад перед Ронжаром Справедливым. Однако горе лишило сюзерена Унсалы рассудочности и рассудительности. По приказу короля браккарского посланника и всю его челядь бросили в подземелье. Всем остальным подданным Ак-Орра тер Шейла из Дома Белой Акулы приказали в трёхдневный срок покинуть Унсалу.
Купцы, мастеровые и даже дворяне с северных островов кинулись врассыпную. Понимали — Ронжар шутить не будет. Каракки снимались с якоря и уходили на всех парусах. Места на них стоили очень дорого — браккарец даже в трудные и опасные времена остаётся торгашом. Оказавшиеся далеко от побережья северяне искали спасения в Аркайле и Трагере, которые хоть и не отличались излишней дружелюбностью, но не допускали резни. А на унсальских дорогах на беженцев уже начинали охотиться и прану Никиллу альт Ворезу пришлось употребить всё своё влияние, чтобы поднять армию дя защиты их от мародёров. Он ещё рассчитывал закончить дело миром, ведь война с Браккарой была державе не нужна.
Островное королевство неимоверно усилилось после победы над Трагерой, обогатилось за счёт контрибуций, увеличило флот, создало на мелких необитаемых островах к северу от Калвоса несколько стоянок для кораблей с запасами воды и продовольствия, да ещё и защитило их небольшими, но оснащёнными артиллерией фортами. Преимущество Браккары на море не подлежало сомнению. Герцог Лазаль — некогда сторонник и едва ли не вдохновитель коалиции держав материка против островитян — начинал склоняться к дружбе с Ак-Орром. Трагера и Кевинал затеяли очередную мышиную возню из-за клочка земли вдоль границы, а надеяться на лоддеров с вирулийцами — смешно.
Король Ронжар рвал и метал. С огромным трудом первый министр Жедар альт Горм из Дома Синей Лошади, пран Никилл и архиепископ Вилльём, пользовавшийся непререкаемым уважением среди церковных иерархов материка, сумели уговорить его величество не казнить посланника, чья очевидная вина, но не могла быть неоспоримо доказана. Его просто выслали из Унсалы, переодев в рубище, на утлой рыбацкой лодке. Конечно же, соотечественники не дали ему погибнуть. Таким образом у Ак-Орра тер Шейла не нашлось поводов объявить войну. Пришлось ограничиться разрывом торговых, да и любых других, отношений.
С тех пор не было среди двенадцати держав врагов, более непримиримых, чем Унсала и Браккарское королевство. Жизнь прана Никилла превратилась в непрерывную череду борьбы с заговорами — как мнимыми, так и самыми настоящими. Ронжар стал подозрительным и мелочным, впадал в бешенство при одном лишь виде платья или камзола браккарского покроя. Теперь в соседних государствах, да и в Унсале — правда, за глаза — иначе, чем Безумный Король, его никто не называл.
Но признаться честно, шпионы с островов не являлись плодом больного воображения его величества. Уж кто-кто, а пран Никилл альт Ворез знал это лучше других. Они приплывали на вирулийских галерах и торговых судах из Тер-Веризы, переходили границы Аркайла, Кевинала и Трагеры. Мужчины и женщины, изображавшие купцов или богатых путешественников, переодевавшиеся в нищих и странствующих монахов, выдававшие себя за наёмников и комедиантов. Один, отловленный людьми прана Никилла, засланец, прилично играл на цистре и цимбалах, притворяясь менестрелем. Собственно, он и был менестрелем, хотя и весьма низкого ранга — не чета Лансу альт Грегору или Брайн альт Норманн. Браккарцы всегда умели делать предложения, от которых трудно отказаться, а не слишком удачливые маги-музыканты падки на звон монет.
Уроженца островов легко отличить по внешнему виду — высокий рост, светлые волосы, льдистые глаза, но прану Никиллу доводилось ловить и сажать под замок шпионов, неотличимых от рыжих тер-веризцев и синеглазых кринтйцев, смуглых вертлявых вирулийцев и невозмутимых лоддеров, не говоря уже о народах, поживавших с Унсалой граница в границу. Браккарцы бойко вербовали любого жадного до денег и мягкотелого жителя материка.
Особо много крови главе тайного сыска попила Дар-Вилла тер Нериза из Дома Алой Звезды, сухопутный капитан, женщина умная, миловидная, но вместе с тем невероятно изворотливая, жестокая и давно позабывшая слово «совесть». Пран Никилл даже посылал своих лучших сыщиков в Аркайл с приказом найти и уничтожить шпионку. Судя по тому, что они не вернулись, Дар-Вилла и в этот раз сумела выйти сухой из воды. Впрочем, свойство, не удивительное для браккарца. её имя потом всплывало в связи с громким делом о похищении величайшего менестреля Ланса альт Грегора и совсем уже последний раз о ней отзывались, как о причастной к мятежу баронессы Кларины, которая объявила своего бастарда наследником короны Аркайла. И ничего удивительного — где браккарцы, там всегда подкупы, бунты, заговоры, похищения и убийства.
Пран Никилл отложил гусиное перо, посыпал песком ровные строки на желтоватом пергаментном листе. Он не любил бумагу, использовал её только для сообщений и писем, которые требовалось сжечь сразу после прочтения. Слишком уж она непрочная — мнётся, рвётся, промокает, раскисает. То ли дело пергамент… Главное, использовать чернила, которые плохо смываются водой, и тогда с донесением хоть вброд реку переходи, хоть вплавь. Да и архивы, написанные на пергаменте хранятся не в пример дольше бумажных. Один только недостаток — дороговизна. Именно поэтому листки пергамента иногда использовали по два-три раза. Особенно жадноватые браккарцы.
Что обычно делают с запиской на пергаменте, когда она уже не нужна, а покупать новый лист не хочется, ибо жалко серебра? Натягивают на станке, похожем на пяльцы, размачивают чернила тёплым молоком, оттирают овсяными отрубями. Если чернила въелись слишком глубоко, то брали особый камень, лёгкий и пористый, который находили у подножья вулканов на юге Вирулии и привозили с берегов Тер-Веризы. Нежными и ласковыми движениями такого «оселка» снимались остатки чернил, а пергамент становился готовым к повторному использованию. Такие мастерские работали во многих городах — как в столицах держав, так и в провинциях. Бумага — изобретение недавнее, поэтому у прана Никилла хватало единомышленников. И глава тайного сыска постарался, чтобы хотя бы один из ремесленников, занимающихся восстановлением пергаментов, в каждой мастерской в достаточной мере владел грамотой, чтобы читать, запоминать и докладывать прану Никиллу о содержании всех записок, которые прошли через его руки. Кстати, эта предусмотрительность очень помогла в борьбе против браккарских шпионов, ведь мореходы, опасаясь сырости, чаще используют пергамент, чем бумагу.