На противный свист, послышавшийся со стороны крепостной стены, она сперва не обратила внимания. Но неожиданно земля содрогнулась. Взметнулись занавески. Тугая волна воздуха ударила в окно. Взбрыкнул столик, сбрасывая с себя зеркало в черепаховой оправе и флакончик с розовым маслом. Слетел с петель ставень.
Марша ойкнула и, выронив гребень, прижала ладони к лицу.
А Реналла сидела, оцепенев. Что случилось? Рухнул дом? Взорвался запас пушечного зелья?
Снова свист.
Снова грохот.
Чуть в отдалении.
Пронзительно заржала лошадь.
— Надо что-то делать? — повернулась Реналла к служанке.
Девчонку сотрясала крупная дрожь. Она молчала, выпучив глаза, как озёрная лягушка.
Одновременно с новым взрывом в распахнутую дверь ворвался Бардок.
Тёмные волосы и куртка из чёрной кожи припорошены белой пудрой. Не сразу Реналла сообразила, что это не пудра, а мелкая штукатурка, посыпавшаяся с потолка. Точно такая же покрывала подол её платья и перепуганное лицо Марши. Именно поэтому она казалась такой бледной.
— Что сидите? — не крикнул, не проговорил, а зарычал доверенный человек прана Гвена альт Раста. — Ждёте, когда ядро в окно влетит?
— Ка-какое ядро? — заикаясь от испуга, промямлила Реналла.
— Здоровенное! Вот такое! — Бардок свёл ладони на полтора локтя. — Быстро уходим!
Реналла вскочила, но вспомнила, что волосы у неё распущены. Попыталась закрутить их в узел, но, растерявшись, никак не могла найти шпильку. Хотя бы одну. Марша всё это время не отрывала от хозяйки бессмысленного взгляда.
— Да живее вы! — рявкнул Бардок, замахиваясь, чтобы отпустить служанке затрещину.
Девушка встрепенулась, всхлипнула и закричала:
— Бежим!
К счастью, Реналле на глаза попалась не одна, а полдюжины шпилек. Она наскоро, как смогла, закрутила волосы на затылке.
— Что происходит? — спросила она уже на лестнице.
— Город обстреливают!
— Из пушек?
— Нет, из рогаток!
— Но ведь…
— Умоляю, прана Реналла, быстрее! Все уже на улице!
— А пран Марцель? — Неожиданная мысль заставила её замереть на половине шага.
— Что «пран Марцель»?
— Его вынесли?
— Откуда мне знать?
— Надо посмотреть! — Реналла развернулась и кинулась в комнату, где лежал раненый лейтенант.
— Куда! — закричал ей вслед Бардок, но, волей неволей, побежал следом.
Марша не отставала от них. Скорее всего, она до одури боялась оставаться одна перед лицом неизвестности.
Пран Марцель лежал на койке. Глаза закрыты, дыхание прерывистое.
— Его нужно вынести! — воскликнула Реналла, невольно приседая, поскольку на город обрушилось очередное ядро.
— Как мы его вытащим? — пожал плечами Бардок. — Носилок-то нет…
— Но нельзя же его бросать! Вдруг сюда попадут!
— Потому-то я и талдычу, чтобы вы шли отсюда поскорей.
— Я без него не пойду! — Несмотря на предательскую дрожь, ответила Реналла.
— Ну что с вами делать… — Вздохнул Бардок. — Сейчас потащим его, раны откроются, изойдёт кровью.
— А может, не откроются!
— Так может, и ядро в дом не влетит…
— Тогда зачем ты нас на улицу гонишь?
Помощник начальника тайного сыска скривился, словно у него болел любимый зуб.
— Говорила мне бабушка, что с женщинами спорить бесполезно… Ладно, я под мышки беру, а вы — за ноги. Но знайте — не дело благородной пране раненых носить.
— Я сама решаю, что подходит благородной пране, а что — нет! — топнула ногой Реналла. — Понесли.
Лейтенант Марцель оказался гораздо тяжелее, чем могло бы показаться на первый взгляд. На третьей ступеньке его чуть не выронили. Бардок зарычал и, отогнав помощниц, взвалил кевинальца на плечи. Во двор он вышел пошатываясь, но упрямо переставляя ноги. Судя по насупленным бровям, он охотно высказал бы всё, что думает о упрямстве Реналлы, но приказ прана Гвена — закон. Телохранитель не проронил ни единого слова, пока не уложил Марцеля на разворошенную копёшку сена у стены конюшни, за которой отчаянно ржали и били копытами кони.
Реналла уселась рядом с лейтенантом. Будто ей ноги подрубили. Силы куда-то ушли. Осталось желание уменьшиться. Стать не больше мышки и спрятаться в норку или обернуться ласточкой и улететь прочь — чем дальше, тем лучше. Над городом поднимались столбы дыма. Густого, чёрного, словно он шёл по трубам прямиком из Преисподней. Дома, стоявшего напротив подворья, котрое занимала Рота Стальных Котов, попросту не было. Груда битого щебня, кое-какие остатки каменной кладки первого этажа, палки, щепки, мусор и облачко пыли, до сих пор не развеянное ленивым осенним ветром. По улице метались растерянные, перепуганные люди. Не военные, а простые горожане, подданные герцогини Кларины. Некоторые тащили тележки с поклажей, другие обошлись узелками, а то и вовсе торопились куда-то с пустыми руками. Куда они могли убежать? Как узнать, куда прилетит следующее ядро, чьё жильё станет новой целью и превратится в развалины? Голоса — стонущие и плачущие, гневные и исполненные отчаяния — сливались в одну какофонию войны и смерти, переплетаясь с воем собак, испуганных не меньше, чем их хозяева. Ржали кони. В отдалении мычала корова. Может она горела, всеми покинутая в запертом хлеву?
Снова послышался знакомый, но от этого не менее страшный свист.
Запрокинув голову, Реналла увидела летящий по небу огненный шар. Раньше она представляла себе пушечные ядра просто как обтёсанные каменные глыбы. Ну, слышала и о железных ядрах, хотя отец всегда добавлял к рассказу, что они — слишком дорогие не каждая держава может себе позволить. Но горящие? Деревянное оно, что ли?
Ядро на миг зависло едва ли не рядом с солнцем, а потом медленно, по плавной кривой устремилось к земле. Вернее к домам.
Удар, грохот.
Новый клуб жирного дыма вспух над черепичными крышами, неторопливо превращаясь в чёрный, устремлённый к небесам столб.
— Тряпками промасленными обматывают, — негромко проговорил Бардок. — Чтобы в крепости пожар начался.
— Но зачем? — шёпотом откликнулась Реналла. Словно боялась, что их подслушают. — Тут же люди…
— На войне всегда люди стреляют в людей. А ещё колют пиками и шпагами, рубят палашами…
— Нет, это солдат в солдата. А здесь — простые горожане.
— Значит, простым горожанам не повезло. Оказались не в то время не в том городе…
По улице промчалась пароконная повозка с бочкой. Её облепляли хмурые сосредоточенные люди с баграми и вёдрами.
«Ловушка, — подумала Реналла. — Этот город — ловушка. Покакому-то странному стечению обстоятельств или же по промыслу Вседержителя мы оказались в нём. И теперь мы — заложники. На войне армия должна сражаться с армией, а обыватели не должны вмешиваться. Так же, как нельзя становиться между дуэлянтами, когда они разгорячены и полны желания проткнуть друг друга как можно скорее. В этой войне жители Вожерона попали между молотом и наковальней. Деваться некуда — из города нас никто не выпустит. Да большинство и сами никуда не пойдут, ведь для армии Маризы они — бунтовщики и подлежат уничтожению в назидание другим. Здесь их ждёт просто смерть, а там — смерть, но сопровождаемая унижениями, оскорблениями, пытками… Какое счастье, что Бринн остался в замке праны Нателлы…»
Ей казалось, что страх за собственную жизнь пережить и смириться с ним не так тяжко, как ужас, что твоего ребёнка могут убить.
Слитный гул артиллерийских раскатов прокатился над городом. Так, что земля задрожала. Реналла зажмурилась и приготовилась умирать. Как на зло, ни одна молитва не приходила на ум. Только до безумия хотелось в последний раз увидеть сына.
— Отсюда, — проговорил Бардок. — Крепостные пушки отвечают.
— Долго что-то собирались, — ответил ему незнакомый голос.
А, нет! Знакомый! Это же сержант из «лишённых наследства», пран Жанель альт Новил. Худощавый и чёрной остроконечной бородкой и подкрученными усами. Открыв глаза, Реналла убедилась, что не ошиблась с догадками.
Кевиналец стоял рядом с Бардоком. Левая рука на перевязи. Не так давно его легко оцарапали шпагой в стычке с «правыми», и кондотьер оставил Жанеля командовать охраной особняка, занятого Ротой под штаб-квартиру. Под его командованием находилась дюжина легкораненых. Посреди города кого бояться? Только воров, которые могли польститься на имущество наёмников.
— Если по уму, то надо врагов накрывать, когда они только на позиции выходят, — буркнул Бардок. Его трудно было уличить в сочувствии к мятежникам, но тут и сама Реналла поняла, что всей душой желает, чтобы ядра полетели не только на головы горожан, но и на головы тех пушкарей, которые обстреливают беззащитных горожан. — И сразу надо, сразу…
— Если бы наши «лшённые наследства» на стенах стояли, мы бы управились, не успел бы монах «Верую!» прочитать. Но пран Клеан нас туда не допустит.
— Не доверяет?
— Мало того, что не доверяет… Если он своих дворян в поле погонит, то за два дня без войска останется. Они же только по харчевням задираться горазды да вино пить в три горла. А когда надо с врагами сразиться, то тут наёмники. Как же без нас.
За первым залпом со стен последовал второй. Кто знает, попали они или просто напугали столичных артиллеристов, но горящие ядра перестали падать на кварталы.
Конюхи успокаивали бьющихся в тесноте стойл животных. Стоявшие наготове с вёдрами у колодца посреди двора подчинённые прана Жанеля слегка расслабились, один из них начал что-то рассказывать, в то время, как остальные то и дело прерывали его историю взрывами смеха.
По улице продолжали бегать люди. Вдалеке истерично голосила женщина, лишившаяся, по всей видимости, жилья и всего имущества. Город напоминал разворошенный муравейник. Куда целили пушкари герцогини Маризы, неизвестно, но досталось, скорее всего, не складам, не местам расквартоирования военных, а жилым кварталам. Реналла даже не пыталась представить, каково горожанам, угодившим под обстрел и не успевшим покинуть домов. Завалены они обломками стен или сгорают заживо? Несказанно. Пожалуй, повезло лишь тем, кто умер сразу, попав под удары ядер. Только глупо надеяться на такой исход. Ведь для того и использовались пропитанные маслом тряпки, чтобы начались пожары, чтобы причинить больше вреда, вызвать панику и страх среди жителей Вожерона.