— Слушаюсь, капитан!
— Подготовиться немедленно.
— Слушаюсь, капитан!
— Да! Чуть не забыл. Вот этого благородного прана, — Жерон указал на Гвена альт Раста, — доставить в Вожерон в кандалах.
— Вот так случается — жизнь возносит на пьедестал, а потом низвергает, — глубокомысленно изрёк Падд Дорн-Колех, заложив пальцем книгу, которую до того увлечённо читал.
— Вы уверены, что поступаете правильно? — удивлённо спросил пран Гвен, шагнув чуть влево.
Кухал обратил внимание, что сыщик сдвинулся с линии прицела сразу двух арбалетов. Он не знал, что сейчас произойдёт — попытка побега или сопротивление. В рукаве у альт Раста вполне мог быть метательный нож или парочка орионов. Поэтому предводитель кринтийцев направился к нему, показывая пустые ладони.
— Думаю, Джиппето, тебя просто с кем-то спутали. Ошибка разрешится, правда восторжествует и всё вернётся на круги своя.
— Это какое-то недоразумение, трен Кухал, — бормотал сыщик, продолжая сдвигаться влево. Вот он уже прикрылся от стрелков Ронаном, который наблюдал за всем происходящим с раскрытым ртом. — Я не понимаю, за что такое недоверие. Я — всего-навсего жалкий циркач… Какую опасность я могу представлять для её светлости и почтенного прана Клана альт… — Он умоляюще сложил ладони пред грудью, но пальцы левой руки скользнули под рукав правой, а Кухалу оставалось ещё шага четыре.
Морин возникла за спиной Гвена альт Раста, будто по волшебству. В романах о старых временах написали бы «соткалась из воздуха», хотя это, несомненно, полная чушь. магия способна извлекать из цистры или свирели чарующие звуки, да и то, если музыкант обучен должным образом, а перемещать людей — глупость несусветная. Так не бывает. просто племянница Кухала никогда ничего не упускала из виду и всегда держала стилет наготове. Вот и сейчас она приобняла пожилого сыщика — со стороны, так весьма нежно и с должным уважением, — но остриё, не уступающее шилу, упиралось ему под челюсть, чуть ниже кромки ровно подстриженной бородки. И любой из кринтийцев поставил бы на кон свой меч против ржавого ухналя, утверждая — рука у неё не дрогнет.
— Мы тут подумали, — вкрадчиво произнесла девушка, — и решили, что нехорошо главному сыскарю Аркайла являться перед её светлостью без красивых железных браслетов. От вас не убудет, пран Гвен альт Раст, а мы лишний раз подчеркнём свою преданность герцогине-регентше и покажем искренность наших намерений.
— Хорошо, — прохрипел сыщик. стараясь не слишком широко открывать рот. — Я сдаюсь. Но, клянусь святым Кельвецием и его муками, я не замышлял ничего дурного. Я лишь хотел вернуться в свой замок.
— Вот это вы и расскажете пране Кларине, — хмуро заметил кондотьер, убирая ладонь с рукояти шпаги. — Что там у вас. Швыряйте не землю. Пока что вы просто под подозрением, но если не хотите выслушать обвинения, то избавьтесь от лишнего железа немедленно.
Кухал хмыкнул и покачал головой, когда у ног прана Гвена упали два ориона и метательный нож, похожий на лист ясеня. Ну, хоть в чём-то он оказался прав.
Глава 4Ч. 2
Когда главный ротный костоправ фра Бьянческо принимался лечить раненых, он преображался на глазах. Куда только девался неуверенный в себе, скромный, слегка сутулый лоддер, щурящийся от сильного солнца? Даже заикание, из-за которого зачастую трудно было понять, что же лекарь говорит, пропадало. Он становился собранным, решительным. Расправлялись плечи. Отрывистым и чётким командам позавидовал бы любой командир, управляющий сражением.
— Свежую простыню. Чистые инструменты!
Лонара кинулась перестилать стол, на котором фра Бьянческо складывал кости, извлекал обломанные наконечники пик и пули, шил страшные раны, а Реналла сняла котелок с огня, осторожно, придерживая крышку полотенцем, слила кипяток прямо на землю, в углу шатра. Ротный костоправ всегда требовал, чтобы острые ножи, щипцы, иглы кипятили не менее четверти стражи. Кроме того он очень жёстко пресёк любые попытки местных вожеронских лекарей обеззараживать раны, поливая их кипящим маслом. Сам же лоддер использовал настойку чистотела или крепкое вино. Как-то он рассказал Реналле, что пишет книгу «Способы лечить огнестрельные раны, а также раны, нанесенные стрелами, копьями и тому подобное». На родине его бы предали анафеме за некоторые её главы, но в Роте Стальных Котов фра Бьянческо мог работать спокойно и накапливать опыт, спасая наёмников от самых различных ранений.
Внесли очередного больного. Юный пран Рикард альт Борго, унсалец из «лишённых наследства», командовал конным разъездом и натолкнулся на эскадрон рейтаров противника. Выстрелив из «прилучников», наёмники развернули коней помчались к своим, чтобы предупредить об опасности. Их не преследовали — в последнее время, получив несколько весьма ощутимых щелчков по носу, армия герцогини Маризы не проявляла интереса к открытым стычкам. Но, к несчастью, конь прана Рикарда оступился на промоине, упал и сломал шею. Молодой человек не успел высвободить из стремени левую ногу и получил очень серьёзный перелом. Осколок берцовой кости торчал через потемневшую от крови штанину. Сапог-то с него стащили перед тем, как укладывать на носилки, а одежду трогать побоялись.
— На стол, немедленно! — распорядился фра Бьянческо, сбрасывая залитый кровью передник. Лонара тут же помогла ему облачиться в чистый, завязала на спине верёвочки. — Где Гвидо?
— Я здесь, фра! — откликнулся веснушчатый парень — ученик костоправа, первый и незаменимый его помощник.
— Губка готова?
— Готова, фра!
Гвидо уже держал мисочку со снотворным настоем — смесью макового сока, настоя белены, горькой ежевики и молочая. Когда Реналла впервые узнала состав зелья, то решила, что костоправ задумал просто убивать раненых, чтобы меньше мучились. Но потом ей растолковали, что глотать изготовленное Гвидо снадобье, взаправду, не стоит — опасно для жизни. Но оно одурманивало человека, нюхавшего губку, настолько, что тот становился менее чувствительным к боли, а некоторые даже засыпали прямо на столе и благополучно открывали глаза уже на койке со сложенными костями и зашитыми ранами.
Помощник костоправа поднёс губку, пропитанную подогретой смесью к носу прана Рикарда. наёмник послушно втянул ноздрями воздух, вдыхая, согласно приказу лекарей, поглубже. По словам фра Бьянческо, этот способ облегчения страданий придумал некий вирулиец — Этторино из Льюческо. До него многие раненые умирали прямо под ножом лекаря — не выдерживало сердце.
— Сколько пальцев видите, пран? — костоправ показал «лишённому наследства» растопыренную ладонь.
— Шесть… Нет, семь… — слабым голосом ответил Риккардо.
— Хорошо. — Кивнул врач. Повернулся к Гвидо. — Удила на всякий случай.
— Как скажете, фра… — Помощник сунул раненому в зубы оструганную деревянную палочку. — Сожмите, пран. Грызите, если невмоготу будет. Настойка настойкой, а бывали случаи, когда зубы крошились прямо на столе.
— Много разговариваешь! — одёрнул его Бьянческо.
— Прошу прощения.
— Ножницы. Хорошо. — Кивнул Реналла с Лонарой. — Держите.
Женщины встали вплотную к столу. Вожеронка всем весом налегла на колено прана Рикарда, а Реналла как можно крепче зажала щиколотку. Костоправ решительно разрезал пропитанную кровью штанину, отвернул куски ткани так, чтобы они не мешали.
— Смыть!
Гвидо плеснул из плошки кипячёной воды и чистой тряпочкой принялся убирать сгустки крови с покрытой ссадинами голени наёмника. Белесый осколок, проткнувший кожу, торчал, словно клык невиданного зверя.
— Скальпель!
В ладонь лекаря лёг отточенный нож с узким лезвием. Уверенным движением он провёл остриём от колена вниз к стопе, едва не коснувшись пальцев Реналлы, которая отвела взгляд. Вид крови она переносила спокойно, слишком сопереживала страданиям людей, которые оказывались под ножом фра Бьянческо. Порой ей казалось, что она чувствует боль вместе с ними. Лонара говорила, что это пройдёт со временем, но, очевидно, у всех людей привыкание проходит по-разному.
Едва придя в себя после памятного нападения на резиденцию Роты Стальных Котов и немного отлежавшись, Реналла попросилась помогать в лазарет. К счастью телесно она отделалась несколькими ссадинами и полудюжиной синяков, а душевное потрясение не смогло удержать её в постели достаточно долго.
Лейтенант Пьетро по мере сил пытался отговорить. Взывал к благоразумию — нехорошо благородной пране толкаться среди простолюдинов, грязных, грубых, невоспитанных. пытался рассказывать об ужасах, которые сопровождают лазарет и раненых, которые там лежат. Колотые, рубленные, резанные, огнестрельные раны. Кровь — свежая, вытекающая из тела, несмотря на все попытки лекарей наложить повязки или жгуты, запекшаяся, пропитавшая бинты, корпию, одежду. Почерневшие и разлагающиеся края ран, куда попала грязь и обрывки ткани. Осколки кости, торчащие из-под развороченной сталью кожи. Смрад гноя, крови, немытых тел. Стоны и бред умирающих.
Несмотря на его старания, Реналла оставалась непреклонной. Во-первых, ей надоело быть бесполезной. Как можно сидеть у окошка и вышивать крестиком, когда город в осаде? На что рассчитывала герцогиня Мариза и её окружение, когда перекрывала дороги, ведущие в мятежную провинцию, когда останавливала обозы с едой, когда её армия сгоняла с насиженных мест и чернь и дворян, угодивших между молотом и наковальней противоборствующих сил? Возможно, желала вызвать панику. испугать людей, заставить их бежать, куда глаза глядят, бросая всё, нажитое и унаследованное имущество. Уйдут люди, Кларина лишится главной поддержки. Ведь пока есть кто-то, верящий, что Эрар — истинный наследник престола, а Мариза — узурпаторша, у Домов Сапфирного Солнца и Бирюзовой Черепахи не иссякнет поток желающих записаться в ополчение, восстанавливать разрушенные ядрами дома и фортификационные сооружения, обшивать, обстирывать, кормить защитников провинции, чинить оружие и делать новое. Да, многие поддались страху и бежали из городов и окрестных сёл, но гораздо больше людей остались.