Альт Грегор назначил помощников. Перво-наперво Эрике альт Дако. Куда же без него? Такой знаменитый и неповторимый… Он с честью нёс возложенную ответственность, хотя, вполне возможно, сам страдал, что не выпить вина, не гульнуть с красотками нельзя. Но за собратьями по музыке следил исправно и отчитывался Лансу о самых малых нарушениях. Вторым помощником стал пран Лобо альт Эскобан, примчавшийся в Эр-Трагер откуда-то с восточных границ, где он поднимал боевой дух аркебузиров, денно и нощно стерегущих рубежи державы от возможного вторжения кевинальцев. Соседи всё не вторгались, солдаты скучали, поэтому пран Лобо не знал покоя со своими двумя фаготами и лирой. Услыхав призыв защищать столицу, он вскочил на коня и за четверо суток примчался в Эр-Трагер. Явился одним из последних, но легко и ненавязчиво выбился в «первые скрипки».
Альт Эскобан отличался богатырским сложением, хотя ростом уступал Эрике альт Дако. Руки и плечи молотобойца, а не музыканта. Небрежно зачёсанная на затылок грива русых с рыжиной волос, тяжёлый взгляд, заставлявший спорщиков забывать заранее приготовленные доводы. Вдобавок пран Лобо говорил низким и хриплым голосом, почти рычал, тяжело и веско роняя слова. Этот менестрель перещеголял даже «того самого» Эрике. Устраивал разнос нерадивым, грозил за малейшую провинность выгнать с позором не только из отряда, но и прочь из Трагеры. Любой прекословящий немедленно становился в его глазах пособником браккарцев, а с предателями он не желал даже разговаривать, обещая десяток кар одновременно — от плетей до расстрела перед строем. Маги-музыканты его побаивались и потому подчинялись, а Ланс получил возможность хотя бы одну вечернюю стражу отдыхать перед сном, а не падать в постель и засыпать, едва успев стянуть сапоги.
Кроме этих двоих и уже неоднократно упомянутого Лаго альт Браццо, в команде Ланса выделялись: Уго альт Тардин — маленького роста толстяк, добрый, улыбчивый, но постоянно находящий какую-то причину, чтобы отлынивать от задания; Ридо альт Сантош — тридцатилетний пран с юга Трагеры, который, благодаря завитым щипцами локонам и отсутствию бороды и усов, выглядел, словно юноша или даже девушка, но мог запросто играть на двух десятках инструментов без малейших признаков усталости; Пепе альт Виньо — всегда наполовину пьяный, несмотря на старания Ланса и его помощников, грязный, в засаленной одежде, источавший смрад много лет не мытого тела, несмотря на то, что Дом Синей Летяги, к которому он принадлежал, не уступал древностью Высоким Домам Трагеры; Руй альт Сомаро — невзрачный и незаметный, как наёмный убийца, не проронивший за всё время проверки и обучения и десятка слов, но капитан Васко рассказал, что на счету прана Руя несколько десятков выигранных дуэлей; наконец, Пирелло — выходец из вирулийских низов, неизвестно каким ветром занесённый в Эр-Трагер, весельчак и зубоскал, не расстающийся с широкополой чёрной шляпой.
Команда подобралась удивительная, и трудно было представить людей, менее подходящих друг к другу. Если бы Ланс решил вдруг выступить в роли кондотьера и собирал отряд наёмников, то и за всё золото мира не согласился бы от таких служак. Да и капитаном корабля он отказался бы от команды с такими разными взглядами на жизнь и мир. Но выбирать не приходилось. Точнее, он уже и так выбрал. Припомнились слова одного из королей, носившего корону несколько веков назад. Когда ему вежливо намекнули, что приглашённые на какой-то праздник маги-музыканты ведут себя более чем безобразно — напиваются, валяются под столами, тискают служанок и задирают стражу, он ответил: «Других менестрелей у меня для вас нет!» И Ланс хорошо понимал его. Люди искусства непросты, требуют особого подхода в мирное время, но в военное не стоит перебирать их, как богатая и заносчивая прана женихов.
Каждое утро они грузились на галеры и мчались по волнам — каждая команда к своему форту. Ланс в Южный форт, а Регнар — в Северный. Артиллеристы уже ждали их, зарядив орудия. Приветствовали менестрелей радостными возгласами. Им объяснили, для чего шумная орава людей, с трудом поддающихся дисциплине, сующих носы куда ни попадя и так и норовящих причинить себе или окружающим какой-нибудь вред, является в укрепления. Предвкушая звонкую оплеуху, которая будет в самое ближайшее время отвешена браккарцам, солдаты старались так, что едва из кожи вон не выскакивали. Бегали с тяжеленными банниками наперевес, закатывали в жерла ядра, подкатывали бочонки с порохом, обливали водой с уксусом стволы пушек после выстрелов. Адмирал распорядился не жалеть ни сил, ни средств для учёбы, а слово прана Жильона у трагерских солдат приравнивалось к слову Вседержителя.
Первых три дня менестрели просто овладевали навыками управления орудием и ядром. Нужно было не только почувствовать артиллерийский ствол, как музыкальный инструмент, но научиться вовремя подхватывать посредством магии покидающее жерло ядро. Закручивать, ускорять и отправлять, как можно дальше. Не у всех получалось. К примеру, Лобо альт Эскобан, будучи сильнее большинства товарищей по команде, постоянно «страчивал», теряя ядро. Зато красавчик Ридо альт Сантош поражал виртуозностью, с которой обращался с магией, но нередко выдыхался и приводил вылетевший из пушки снаряд прямиком в волны. Но не от того, что ослабевал, а от того, что входил в раж и стремился использовать всю доступную ему Силу полностью и без остатка. Пепе альт Виньо имел свойство — врождённое или благоприобретённое — засыпать стоя, несмотря на орудийный грохот и содрогающиеся скалы. Каждый из менестрелей прятал в душе некую изюминку, которая в той или иной мере препятствовала его безупречной воинской службе.
«Ну, так творческие же люди, — всякий раз убеждал себя Ланс. — Чистокровного скакуна, выигрывающего приз за призом на скачках, нельзя впрягать в телегу, гружённую углём. К менестрелям нужен особый подход, чтобы они полностью раскрыли свои способности».
Он честно искал. Не распекал подчинённых, словно сержант новобранцев, не грозил карами, а убеждал, объяснял, подсказывал и, наконец, старался увлечь их личным примером. К каждому относился так, будто повстречал родного брата, с которым разлучён был в детстве. Терпеливо выслушивал жалобы, размышления и философствования. Мирил их, когда музыканты начинали выяснять отношения, кто же из них самый лучший. Хвалил музыкальные пьесы, без которых не мог обойтись ни один вечер, проведённый в гостинице «Гнев Святого Ягена». Никогда раньше альт Грегор не оказывался в столь затруднительном положении, будучи одиночкой, не заинтересованным в совместных выступлениях с такими же пранами, как и он сам. Никакого опыта. Общение с солдатами и офицерами тех Рот, в которых ему доводилось послужить, не шло ни в какое сравнение с ежедневными хлопотами по обхаживанию и воспитанию менестрелей.
Надежды на совет Регнара тоже развеялись, как ночной туман над заводью с превыми лучами солнца. Обучая детей и отроков, маг-музыкант редко виделся с менестрелями, а уж о совместной работе никогда не шло и речи. Регнар испытывал такие же сложности, решая их с переменным успехом. Об этом друзья не уставали друг другу рассказывать по вечерам, отправив подчинённых спать. Поэтому Ланс импровизировал. Придумывал на ходу, что говорить и что делать. Работать с «чистого листа» он умел и любил. Не зря его именовали королём импровизации. До сих пор получалось, значит, и дальше сможет.
Когда менестрели получили должные навыки… Точнее, когда Ланс понял, что дальнейшая учёба не слишком уж улучшит их умения, то он принялись стрелять по мишени. Вначале определили, насколько бьют пушки форта. Получилось не слишком много — около полулиги или чуть меньше. Расстояние это отметили пустыми бочонками с привязанными к ним якорями на длинных канатах. После Ланс поговорил с офицерами-артиллеристами, которые выжили в бойне, учинённой браккарцами. Он хотел знать — как далеко стояли каракки от нынешней линии размалёванных в яркие цвета бочонков? Общими усилиями удалось приблизительно оценить выигрыш по дальности браккарцев — сотня или полторы брасе. На всякий случай, вторую линию из буев расположили в двух сотнях брасе мористее первой.
И началась стрельба на дальность. Теперь менестрелям нужно было не просто подхватить магией ядро и удержать его в полёте, но закрутить, разогнать и во что бы то ни стало довести до заданной мишени. Вот тут Пепе альт Виньо и Лаго альт Браццо долго не оправдывали чаяний альт Грегора. И не по причине нехватки силы или мастерства. Первый, скорее всего ежедневно испытывал жесточайшее похмелье и, в связи с этим, думать не мог ни о чём, кроме кружки кислого вина или пива. Кроме того накладывались обычные для пьяниц недомогания — дрожащие пальцы, головная боль, сухость во рту. Тут разве до артиллерии? Старикашка Лаго альт Браццо начинал всегда хорошо — уверенно и спокойно, но уже через пару сотен брасе начинал волноваться, как молодая лошадь в ожидании скачек. Вытягивал шею, привставал на цыпочки, дёргал руками, будто тасовал колоду карт и пританцовывал на месте. Внимание рассевалось, и ядро либо улетало в сторону, либо «булькалось» в волну.
Другие менестрели справлялись с задачей более-менее удачно. Красавчика Ридо альт Сантоша и непревзойдённого Эрике альт Дако приходилось даже сдерживать — они то и дело забывались и пускали ядро слишком далеко, работая на пределе возможности. Как следствие, быстро выдыхались и просили разрешить им посидеть, набраться сил.
— В бою вы тоже браккарцев попросите, чтобы дали отдохнуть? — рычал на них Лобо альт Эскобан. — Думать надо! Приноравливаться! Нельзя выкладываться сразу, когда перед тобой незнакомый враг!
Ланс его поддерживал, хотя и старался не допускать резких выражений.
Худо-бедно, его команда — а ведь им предстояло сражаться плечом к плечу и, возможно, вместе погибнуть — перешла к следующей части обучения, казавшейся самой сложной. Они начали стрелять по мишеням, установленным приблизительно там, где ожидали остановить флот северян. Для этого галера-фуста вытаскивала на буксире рыбацкие лодки, скупленные за бесценок у бедноты. Рассохшиеся, дырявые, плохо законопаченные. Лишь бы не утонули сами. Нехватки в рыбаках, желающих поделиться своими морскими конями, не было.