— Боюсь, в этом и кроется причина ваших несчастий, пран Ланс, — покачал головой Ридо. — Излишняя доверчивость ещё никого не доводила до добра.
«Какой же ты умный, — подумал альт Грегор. — можно подумать, я беседую с мудрым старцем, а не с мальчишкой, которого не так давно родители увезли от войны».
Но вслух сказал:
— Знаете ли вы такого поэта — Дар-Шенна по прозвищу Злой Язык?
— Из Дома Синей Каракатицы?
— Он самый. Так знаете его стихи?
— Увы, мне о нём известно только, что покойный был задирой, склочником и окончил дни на чужбине. И какие бы усилия я не прилагал, а пожалеть браккарца не получается.
— Я тоже не люблю браккарцев, — пожал плечами Ланс, — но когда читаю четверостишия Дар-Шенна, то забываю о его происхождении. Вот одно из них.
Бывает, станут и друзья врагами —
Нас предают и издеваются над нами.
Но все ж не доверять друзьям позорней,
Чем быть самим обманутым друзьями.
Ридо внимательно выслушал и покачал головой.
— У нас в Трагере говорят: «Враг всегда надёжнее друга потому, что он никогда не предаст».
— Я что-то не возьму в толк, — рассмеялся Ланс, — в друзья вы ко мне набиваетесь или во враги?
— В друзья набиваться бессмысленно. Ту не старание нужно, а благосклонность Вседержителя — если он поможет, то не только два благородных прана подружатся, но и петух яйцо снесёт.
— Тогда что вами движет?
— Нелюбовь.
— То есть?
— Понимаете ли, пран Ланс, вот эту толпу, сейчас преданно заглядывающую в рот Лобо альт Эскобану, но стоит вам распрямить спину и заговорить, готовую упасть перед вами ниц…
— По-моему, вы преувеличиваете, — возразил альт Грегор.
— Преувеличиваю, — не стал спорить Ридо. — Но совсем немножко. Мы же с вами — люди искусства, и понимаем, что чуть-чуть усилить чувства и накал вполне позволительно, даже если это будет противоречить суровой правде жизни.
— Ну, если так…
— Понимаете, эту толпу менестрелей — пустоголовых выскочек, спесивцев, ищущих славы и почестей прежде всего другого — я не люблю. Я мог бы даже сказать — ненавижу, но это слишком уж резкая оценка, они её не достойны. Они, как псы, сбившиеся в стаю. Если есть сильный вожак, то все подчиняются ему. Но если вожак или ранен, или стар, или ослабел от болезни, то каждый норовит вцепиться ему в горло.
— Я это слышал. Но что следует из вашего сравнения?
— Следует то, что я хочу как можно дольше сохранять одного и того же вожака. То есть вас, пран Ланс. Вот поэтому я буду прикрывать вам спину.
Красавчик улыбнулся, сверкнув белоснежными и ровными зубами, одним движением поднялся на ноги и, тронув пальцами край шляпы, зашагал к небольшому причалу, куда уже спешила галера-фуста, собиравшая неразбитые лодки-мишени, а теперь готовая отвезти менестрелей в город. Ланс не стал провожать его взглядом — Ридо, несмотря на кажущуюся честность и открытость, производил впечатление интригана и хитреца. Скользкий какой-то. Альт Грегор недолюбливал таких вот людей. В глаза, вроде бы, говорит правду, а как оно там на самом деле — угадать столь же сложно, как и просчитать действия айа-багаанского торговца жемчугом, когда он почувствовал, что цены на рынке скачут, как необъезженные кони. Остальные были проще и понятнее. Да, спесивцы. Да, убеждены в собственной неповторимости. Да, всё время только и думают, как стать первым! Но их поступки легко угадываемы. А вот Ридо — загадка… И её придётся разгадать, иначе придётся то и дело оглядываться, когда дело дойдёт до сражения с браккарцами. Можно оставить за спиной кого-то, кто тебя терпеть не может, но не человека, от которого не знаешь, что ждать.
С этими мыслями Ланс встал и, прихрамывая, пошёл к причалу. Болел не только старый перелом, но и безжалостно тёрли новые сапоги, полученные ещё от спасителей, подобравших его на островах Святого Игга. Разносить обувь так и не получилось. И поэтому каждый шаг доставлял менестрелю муки, понуждая вспомнить муки первосвятителя Никоана Унсальского, которого жестокие мучители заставляли босиком ходить по раскалённым углям костра.
Глава 8
Стены, пол и даже потолок просторной каюты плавно покачивались в так волнам. Трепетал огонёк в масляной лампе, освещавшей стол и часть стены.
Пран Нор-Лисс тер Крон из Дома Чёрной Мурены задумался, глядя на гравюру, прибитую к ореховой панели. Она изображала схватку кашалота и гигантского кракена. Зубастый кит тянул противника к поверхности воды, вцепившись насмерть в толстые щупальца, а чудовище глубин старалось увлечь своего врага в пучину и утопить его. Оба зверя выглядели как живые, только уменьшенные. И сошлись в нешуточной борьбе. Тут уж или победа, или смерть, как говаривали в старину.
Главе браккарских магов-учёных вдруг подумалось, что сцена, изображённая на гравюре, весьма и весьма символична. Именно так Браккарское королевство борется с державами северного материка. Северные острова имеют богатые недра, но испытывают острый недостаток в плодородных землях, да и зимы там заканчиваются поздно, начинаясь очень рано. Что там может успеть вызреть? Рожь да ячмень? Даже яблоневый цвет частенько успевал облететь из-за внезапных заморозков. Морской промысел — рыбалка, охота на китов и тюленей — мог прокормить какую-то часть людей, но не баловал изобилием. Кто пробовал прожить на селёдке да китовом жире, от поймёт. Да и население росло год от года.
Не от хорошей жизни морской народ — а большинству браккарцев приходилось почти всю жизнь проводить на палубе — превратился из рыбаков и мастеровых в грабителей и пиратов. Волей неволей они принялись сбиваться в команды и грабить побережья южных материков. Для них все материки были южными, хотя аркайлцы, унсальцы и прочие народы придерживались иного мнения, величая свои земли северным материком.
Суда, на которых приходилось отправляться в путь отважным воинам, за сотню лет превратились из утлых рыбачьих челнов в могучие боевые ладьи. Побережья трепетали. Но потом и южане начали учиться давать отпор. У них появились крепости, защищающие города, сторожевые форты и, наконец, собственный флот. В честном сражении браккарцам по-прежнему не было равных, но хитрецы с материка брали не умением, а числом. Изобретение пороха вновь уравняло силы, но не надолго. Пран Нор-Лис, конечно, не мог помнить событий, свершавшихся за несколько сотен лет до его рождения, но он внимательно изучил летописи. И не только летописи. Порой записи в судовых журналах давали больше пищи для ума, чем строгие хроники.
Державы южан, каждая сама по себе, ничего не стоили.
Унсальцы туповаты и нерасторопны.
Трагерцы, напротив, излишне горячи и склоны к опрометчивым поступкам.
Аркайлцы чересчур бесхитростны и держатся за такие условности, как честь и долг, будто утопающий за брошенный с борта линь.
Лоддеры малочисленны.
Вирулийцы трусливы и безалабарны.
Кевинальцы расчётливы и готовы взвешивать каждый шаг до тех пор, пока крабы не запоют, как кукушка.
Но они начали объединяться!
Против двух-трёх флотов, действующих слаженно и под единым командованием, северяне не могли сделать ничего. А что тогда говорить о сухопутных сражениях? Ведь абордажными командами города не берутся. приходилось высаживать десант. После нескольких случаев, когда унсальская и аркайлские армии уничтожали высадившихся пехотинцев с Браккары до единого человека, правящие Дома островитян всерьёз задумались — стоит ли губить столько жизней ради сомнительного успеха?
Браккарцы применили коренным образом изменённую тактику. Теперь они предлагали дружбу и взаимовыгодную торговлю всем правителям южан. Во все державы отправились эмиссары — купцы, обладающие даром убеждения, и дворяне из Высоких Домов, везущие верительные грамоты от Дома Белой Акулы, ставшего в то время правящим. Они предлагали богатые подарки всем, от кого зависела свободная торговля и строительство факторий, являвшихся по сути дела браккарскими островками на просторах материков. Не забыли и Тер-Веризу с Кринтом, добрались до Айа-Багаанских островов — тамошние купцы считали себя самыми ушлыми во всём обозримом мире, но жестоко разочаровались в собственной наивности, повстречав северных торговцев. Даже на пустынных, без единой былинки прибрежных скалах Райхема и в дождевых лесах Голлоана, где любая царапина гниёт и заживает по полгода, появились поселения светловолосых и светлоусых браккарцев. Они вели торговлю, изучали местные обычаи, заводили знакомства и даже дружбу.
Несмотря на это, по морю продолжали рыскать пиратские флотилии. Браккарские короли во всеуслышание отрекались от них, грозили капитанам всяческими карами — земными и небесными. Посланники выражали глубокую озабоченность самоуправством моряков. Но все знали, что пираты исправно платили десятину в Бракке и Тер-Порте, куда возвращались с добычей. Знали, но доказать ничего не могли.
Девиз Дома Белой Акулы — «Выжди и ударь!»
Браккара выжидала. Копила силы. Нащупывала слабые места в обороне соперников. Вносила раздор и сумятицу в их ряды.
Следует заметить, что материковое дворянство само немало способствовало укреплению северного королевства. Высокие Дома никогда особо не дружили между собой. Даже в пределах одной державы, не говоря уже о соседских. Подкупив одного, припугнув другого, обманув третьего, браккарцы достигли немалого успеха. Начало казаться, что воевать уже и не придётся — власть над южанами можно захватить и мирным путём. Но находились всё же среди князей и герцогов те, кто видел глубже, нежели остальные. Вначале Унсала, а следом за ней Аркайл, Трагера и Кевинал ввели ограничения по торговле для браккарских купцов. Как следствие, возник ряд «торговых» войн, шедших с переменным успехом.
Но сил северного королевства уже не хватало, чтобы оружием добиваться желаемого. Пришлось создавать разветвлённую и очень сложную шпионскую сеть, на которую возложили обязанность бороться с несогласными и устранять излишне умных. Обитатели материка ответили усилением тайных сысков. Началась подлинная невидимая война, длившаяся больше двухсот лет с переменным успехом.