— Внимательно следи, — глава Ордена похлопал Дар-Рена по плечу. — Не упусти. Вся Браккара сейчас смотрит на тебя. Я верю в тебя.
Да, иногда некоторую часть работы можно доверить хорошему ученику. Или хотя бы сказать ему, что доверяешь. Он преисполниться гордости и рвения, будет стараться, из кожи вон лезть. Хотя на самом деле пран Нор-Лисс не доверял никому. Даже себе. Ведь даже самый сильный маг-учёный, если разобраться, всего лишь слабый человек.
ЭпилогЧ. 1
Ланс вернулся под вечер. Уставший, голодный и злой. Впрочем, винить некого — когда все менестрели, покинув по сходням палубу «Скользящей», гурьбой отправились в «Гнев Святого Ягена» утолять голод и жажду и предаваться ежевечернему отдыху, он ощутил острую необходимость побыть одному, отстал от толпы и долго бродил по улочкам Эр-Трагера.
В голове крутились невесёлые мысли, навеянные беседой с красавчиком праном Ридо. Неужели всё так плохо? Откуда берётся в людях эта зависть, грозящая переполнить русло души выплеснуться мутным потоком, как весенний ручей, напоённый талыми снегами? Почему нельзя просто делать одно дело, вместе защищать свою державу, помогать и поддерживать друг друга? Ну, совсем необязательно пылать горячими чувствами к соратникам, дружить до гроба и присягать в вечной преданности. Зачем? Люди все разные, а люди искусства — совершенно особый случай, когда каждый мнит себя величайшим талантом, не признанным во всём мире лишь из-за противодействия злопыхателей. Но просто не портить настроение себе и другим можно ведь? Надо? Помоги, поддержи. Не просят — живи своей жизнью. Но получается, что в любой команде — хоть военных, хоть музыкантов, хоть торговцев паклей — находится человек, который начинает плести интриги, пытаясь столкнуть лбами остальных. Уж не из этих ли самых вышел Ридо альт Сантош? Зачем он завёл эту беседу? Только ли из желания предупредить Ланса о возможных размолвках и непредвиденных трудностях? Или он преследовал довольно мутную и дурно попахивающую цель — рассорить его с трагерскими менестрелями?
Вот это и мучило, сидело в сердце, как заноза. Ланс не знал, что делать, как вести себя, что предпринимать? Поэтому он бесцельно блуждал, разглядывая палисадники и заборы, всматривался в лица редких прохожих. И злился… Злился, прежде всего, на себя, что не может найти разумного решения, которое устраивало бы всех. Потом уже и на остальных. На тех, кто глупыми поступками и словами мешал важному делу. На тех, кто не помогал важному делу тем, что бездействовал. На тех, кто проявлял излишнее рвение, льющее воде неизвестно на чью мельницу. И на кого злился больше, не знал.
Совершенно случайно забредя на пустырь, Ланс выхватил шпагу и яростно сносил пурпурные головки чертополоха, пока камзол не пропитался потом между лопатками, а сердце не начало биться о рёбра, как жаждущий свободы арестант. Телесный недуг на время взял верх над душевным.
Менестрель постоял, смиряя дыхание и мятущееся сердце. Вложил шпагу в ножны. Прекрасный клинок из лучшей трагерской стали — подарок самого адмирала Жильона альт Рамиреза. Но где-то теперь его фамильное оружие? Истинно или нет, но родовая шпага Дома Багряной Розы возвращала магу растраченные во время выступлений силы. Сейчас она не помешала бы. Совсем не помешала бы… Мало того, что приходится трудиться, что называется, на износ, так ещё привычные к вечным склокам трагерские менестрели тянут жилы, как лучшие мастера заплечных дел. Возомнили о себе невесть что!
В «Гнев святого Ягена» Ланс возвращался решительным шагом, стиснув зубы и нахмурив брови — туча тучей.
Когда он распахнул двери, уже смеркалось, а потому хозяин гостиницы — дородный и улыбчивый трагерец с головой, повязанной ярким платком, — зажёг лампы, заправленные китовым жиром. Когда-то аьлт Грегор очень долго привыкал к этому запаху. Даже смирившись, продолжал считать его отвратительным и всякий раз едва удерживался, чтобы не помянуть тысячу болотных демонов, но в это раз даже не обратил внимания на смрадный дымок, поднимающийся к закопчённому потолку.
Менестрели веселились. К огромному облегчению Ланса, они научились проводить вечера без возлияний, что было очень удивительно и иначе, как чудом, которое ниспослал на землю Вседержитель, не объяснялось. Ели вволю, рассказывали весёлые истории, играли — не только на любимых музыкальных инструментах, но и в карты, кости, в «пристеночек» мелкими монетами.
Сейчас они уже наелись, и тонкие души требовали услаждения музыкой. Хотя, вполне возможно, ежевечерние наигрыши преследовали совсем другую цель — показать друг другу, кто здесь сильнее, талантливее, опытнее, в конце концов. Ведь сам альт Грегор ощущал сейчас такую усталость, что готов был отдать сотню лошадок за подушку и тишину.
Непревзойдённый Эрике альт Дако вытащил джиджериду, наполняя обеденный зал глубокими и насыщенными звуками. Старинная дудка требовала немалых затрат Силы. Трагерец покраснел и выпучил глаза, но упрямо продолжал наполнять магией отполированное дерево. Полдюжины менестрелей, включая Пепе альт Виньо, Лаго альт Браццо и несколько человек из команды Регнара, которых Ланс помнил только в лицо, но не по имени, хлопали в ладоши, подбадривая исполнителя. Лохматый Лобо альт Эскобан сидел сгорбившись, опустив на стол кулаки, уместные молотобойцу, а не музыканту, и прикрыл глаза, погрузившись в свои мысли. В углу, откинувшись на высокую спинку стула, сидел томный и бледный пран Ридо альт Сантош, поигрывая завитым локоном. Увидев Ланса. он улыбнулся и приветливо кивнул.
Уго альт Тардин тоже заметил командира. Выбежал из-за стола, проворно перебирая ногами под огромным пузом.
— Присоединяйтесь, пран Ланс! — Уго прямо-таки источал благожелательность, но альт Грегор не знал теперь — верить людям или нет? Ещё вчера ему казалось, что толстяк искренне радуется их знакомству и желает, чтобы оно переросло в крепкую дружбу. Но вот пришёл вечер, и поступки людей, окружающих Ланса, выглядели совершенно по-иному. — За моим столом есть место. Сейчас я прикажу хозяину принести вам мяса и земляных яблок. Кстати, сегодня здесь подают удивительно вкусные маринованные оливки. Жаль, что вино у нас под запретом…
— И пиво тоже! — довольно бесцеремонно прервал его Ланс.
— Что да, то да, — не стал спорить трагерец, сникая то резкого ответа. Плечи его опустились, а брови, напротив, полезли вверх.
— Прошу простить меня, пран Уго, — альт Грегор попытался слегка исправиться за совершенно беспочвенный гнев, обрушившийся на человека, который заслуживал его, вполне возможно, в наименьшей степени. — Я устал. Хочу немедленно подняться к себе в комнату.
— О, да! Конечно! Вы нам нужны завтра утром здоровым и отдохнувшим! — Ямочки на щеках толстяка заиграли с новой силой, не уступая яркостью солнечным «зайчикам». — Если что потребуется, только позовите. Мы за вас горы своротим!
— Не премину воспользоваться предложением, — поклонился Ланс, не зная — злиться ему или смеяться. — А где мой друг Регнар?
— Ещё не возвращался, — смущённо пожал плечами Уго.
«Это следовало предполагать, — подумал Ланс. — Устаёт он не меньше моего, а сторонится шумных и весёлых компаний — больше. Решил, видно, прийти в гостиницу, когда все уже разбредутся по комнатам».
— Наверное, решил погулять, — словно подслушав его мысли, добавил трагерец.
— Я тоже так думаю. Ну, что ж… Увидимся с ним завтра. Боюсь, что к тому времени, как Регнар вернётся, у буду уже спать.
— Приказать, чтобы вам ужин принесли в комнату?
— Вы меня очень обяжете, пран Уго, — Ланс ещё раз поклонился, из-под ресниц наблюдая, как улыбка толстяка приобретает совершенно непредсказуемый размеры. Впрочем, величина щёк позволяла Уго и не такое. — Теперь вынужден откланяться. До завтра.
Переступив порог комнаты, менестрель первым делом стянул через голову перевязь, сбросил камзол и закатал рукава рубахи. Долго с наслаждением плескал в лицо прохладной водой из умывальника. В «Гневе Святого Ягена» всем постояльцем своевременно наливали чистую воду и вешали на крючок чистое полотенце. Наконец, решив, что соль от морских брызг, пороховая копоть и пыль смыты, Ланс Разулся, отправил сапоги-мучители в угол и вытянулся на кровати поверх покрывала, шевеля пальцами ног. Каждое движение доставляло восторг.
Скоро и ужин принесут.
Что там Уго говорил? Жареное мясо, земляные яблоки, оливки в остром маринаде? Наверняка к ним причитается свежевыпеченный хлеб или масляные лепёшки, посыпанные кунжутными семечками. Иногда Ланс жалел, что решил отказаться от вина — от трагерскх вин отказываться грешно, — но дело того стоило. Когда у порога война, не время пьянствовать. Тем более, что он очень хорошо знал нравы менестрелей — попробуй их потом собери, чтобы плыть в форт, если вечером они знатно погуляли. Все упражнения пошли бы коту под хвост. Поэтому яства он запивал отваром из яблок и груш. Благо, осенью этого добра в Трагере хоть отбавляй. Хозяин «Гнева Святого Ягена» добавлял туда немного сушёных корочек лимонов и получалось просто превосходно — не в каждом Высоком Доме Аркайла такие напитки к столу подают.
От мыслей о еде в животе и менестреля заурчало, он уже подумывал было выглянуть в коридор и покричать, чтобы ужин несли быстрее, но тут дверь распахнулась.
Вместо прислуги на пороге с горделивым видом стояла Ита.
Сегодня она собрала волосы в толстую косу и закрутила на макушке в тугой узел, прибавляя себе и без того не маленького роста. Зато, нельзя не признать, такая причёска, вкупе с серьгами из тонких золотых цепочек, которые раскачивались при каждом шаге, очень удлиняла шею, добавляя образу танцовщицы красоты и загадочности. Обычно Ита одевалась по кринтийскому обычаю — тёмная юбка, белая сорочка с какой-нибудь яркой вышивкой и полосатые гетры. Но сегодня явилась в платье, цвета которого Ланс не распознал в полумраке, с длинными рукавами, отороченными кружевами. По подолу извивались диковинные растения с полураспустившимися бутонами. Очевидно, работа заморских мастериц, ведь в Ите текла половина тер-веризской крови. Рыжие волосы и светлая кожа достались ей от матери, а синие глаза и л