— Я не требую немедленного ответа. Просто подарите мне надежду.
Она задумалась. Конечно, лейтенант хорош собой, отважен, умён, обладает определённой властью. По крайней мере, здесь, в пределах Вожерона. На его слово можно положится. И он искренне предан её. Лгать с такими глазами попросту невозможно, ни одному лицедею не по силам. Только почему-то она боялась сказать «да». Деррик альт Горран тоже был влюблён до безумия. И чем всё закончилось? Скандалами и сценами ревности. Менестрель… Да, тот тоже шептал: «Я счастливее всех мужчин двенадцати держав вместе взятых». А после? Заросший и пьяный, похожий на лесоруба ворвался поздним вечером, наговорил гадостей. И всё-таки альт Грегор не побоялся сцепиться с наследником Гворром из-за неё. Способен лейтенант Пьетро на такой поступок? Можно проверить. В конце концов, он — подданный Кевинала. И это тоже важно. Уехать прочь из Аркайла. Родина вдруг показалась Реналле чужой и холодной, будто раскинулась к северу от гор Карроса. Почему бы не попытать счастья на новом месте? Пусть только лейтенант привезёт Бринна из замка Ониксовой Змеи.
— Вы позволите мне подумать, пран Пьетро? — вздохнула она.
— О, конечно! Но вы примете кольцо, как залог моих чувств, пылающих, словно костёр, который не в силах потушить ни время, ни расстояние?
— Приму. — Реналла протянула руку, и лейтенант надел колечко на безымянный палец, сжимая её ладонь осторожно, будто певчую птичку. — Но я не сказал «да», пран Пьетро.
— Вы не сказали «нет». — Он поклонился. — Я с нетерпением буду ждать новой встречи, если на то будет воля вашей строгой сиделки.
— Мы вместе попросим её о снисхождении. Приходите, пран Пьетро, я буду рада видеть вас.
— Непременно! Чего бы мне это ни стоило! С этого мгновения я живу лишь надеждой на скорое свидание! До встречи, прана Реналла!
Лейтенант в который раз отвесил изысканный поклон и вылетел, как если бы за его спиной отросли крылья.
Глава 1Ч. 2
Несмотря на то, что разведчики отыскали для ночёвки глубокую лощину, заросшую непролазным ивняком и орешником, Кухал Дорн-Куах не позволил разводить большой костёр. Уже третий день отряд двигался скрытно и, чем ближе к Вожерону, тем больше мер предосторожности предпринимали кринтийцы. Пран Гвен альт Раст не мог понять, зачем это нужно, если командир носит за пазухой бумагу с печатью герцогини Маризы. Но у дикарей-юбочников имелись, очевидно, свои, лишь им одним понятные, резоны. А сегодня днём, ближе к концу четвёртой стражи произошло нечто, чему бывший начальник тайного сыска и вовсе не мог дать объяснения.
Они, как обычно, скрытно передвигались вдоль опушки кленовой рощи. Кухал уже несколько раз заводил разговоры о том, что надо бы бросить телеги и тогда можно вообще идти лесными тропками. Склоны гор Монжера в изобилии поросли всяческими деревьями — как лиственными, так и хвойными. Тут тебе и клён, из которого местные жители по примеру лоддеров пытались добывать сладкий сок, и сероствольные тисы с ядовитыми орешками, и длинноиглые приземистые сосны, и тёмно-зелёные, мрачные туи. Конечно, небольшой отряд, вынужденный скрываться от чужих глаз, имел надежду на успех, укрываясь в лесной чаще. Но бросать телеги не хотелось. Ну, ладно, кринтийцы могли разобрать запасы по заплечным мешкам и тащить на себе, но приставших к нему вирулийских циркачей Кухал жалел. В особенности, когда увидел набитую книгами сумку Прозеро — алхимик, несмотря на строгий приказ прана Гвена, не удержался и забрал с собой всё, что мог вынести за один раз. Потому предводитель воинов с южного материка старался вести их вдоль лесов и рощ, на выбираясь на открытые со всех сторон поля. К тому же три-четыре человека постоянно находились в дозорах впереди и по бокам от путешественников, чтобы вовремя заметить опасность и упредить о ней.
Войск, подчиняющихся короне Аркайла, становилось всё больше, по мере приближения к мятежной столице, а вместе с ними росло число мелких и не очень шаек — грабители и мародёры всех мастей слетались на запах гражданской войны, как стервятники на падаль. Пран Гвен поражался, почему командующий войсками, пран Эйлия альт Ставос и его генералы не поручат армии самым решительным образом бороться с терзающими мирное население негодяями. Вначале он мысленно оправдывал их, предполагая, что аркайлские праны боятся распылять войска, а потом понял, что это — часть наказания взбунтовавшихся провинций. Чем хуже, тем лучше. Когда обитатели разорённых сёл обращались к капитану ближайшей роты или эскадрона, им старательно объясняли, что всеми несчастьями они обязаны исключительно баронессе Кларине из Дома Сапфирного Солнца, которая невест что о себе возомнила, и её папеньке — зарвавшемуся наглецу, не способному приструнить возжелавшую невозможного дочку. Если бы не безумные попытки Кларины присвоить корону для сынка-ублюдка, все её подданные и подданные Дома Бирюзовой Черепахи жили бы в мире и спокойствии, трудились бы по мере сил и отдыхали бы, насколько позволяет достаток. А могли бы и сами привезти самопровозглашённую герцогиню-регентшу в мешке пред светлы очи Маризы — законной наследницы его светлости герцога Лазаля. чьё правление ещё долго будут вспоминать, как золотой век Аркайла. Могли, но не сделали. Значит, заслужили нищету, издевательства, голод и холод.
Как выяснилось вскоре, армия герцога-консорта не отставала от мародёров и грабителей. Попросту обирала мирное население до нитки. За каждой ротой тянулся обоз, затруднявший переходы и требовавший особых усилий по охране — ведь не только соседние воинские части, но и многочисленные банды только и ждали удобного случая, чтобы прибрать чужое добро. Прану Гвену пришла в голову чудесная пословица: «Грабь награбленное». Очень философически… Жаль, что рассказать о своих умозаключениях было некому. Ну, с мужланами-кринтийцами же в клетчатых юбках делиться умозаключениями? На взгляд альт Раста, именно это мешало армии раздавить повстанцев. При значительном численном перевесе солдаты и офицеры больше думали не о победах, а о том, как переправить домой добычу.
Правда, находились среди сторонников Маризы отряды, которые не марали себя грабежом. Например, совершенно новее явление — аркайлская молодёжь, поклявшаяся жизнь положить за единство державы и за то, чтобы герцогская корона оставалась за наследниками Дома Чёрного Единорога. Те, что называли себя «правыми» и, несмотря на заверения, что подчиняются приказам герцога-косорта и его генералов, не слушались никого, кроме собственных командиров, которых вынесла на верх мутная вода смуты и безвременья. Сами себе определяли важные задачи и сами их решали, очень редко участвовали в боевых столкновениях, занимаясь более важными по их мнению делами — выявлением и наказанием противников законной власти в Аркайле. Карали несогласных они рьяно и даже с упоением. Вешали, сажали на кол, распинали, жгли дома, отбирали всё имущество.
Вот на отряд «правых» и нарвались кринтийцы. Нет, опытных воинов никто не застал врасплох. Шагавший в передовом дозоре Киган Дорн-Дрэган предупредил командира об опасности заранее — трижды прокричал пустельгой. А вскоре появились и всадники. Дюжина молодых дворян с чёрно-серебряными повязками на рукавах. Они неторопливо рысили и весёлыми криками подгоняя двух привязанных с сёдлам людей. Очевидно местных жителей, заподозренных в злоумышлении против короны. Избитые до неузнаваемости пленники с трудом передвигали ноги. Грязь и прорехи на одежде яснее ясного давали понять — часть пути они проделали, волочась по земле.
Возможно, всё бы и обошлось миром, но «правые» привыкли действовать нахрапом. Их предводитель — молодой человек в васильковом камзоле с вышитым красным бисером пауком на груди — направил коня прямиком на Кухала, грозно вопрошая:
— Кто такие? Кто позволил?
— Приказ герцогини Маризы! — привычно ответил тот, держа ладонь на рукояти палаша. — Строгая тайна!
Обычно уверенный тон в совокупности с непринуждённо-воинственной позой помогал. Покрутив в руках бумагу с печатью «чёрного единорога», встречные военные пропускали кринтийцев. Нельзя сказать, что с очень довольными физиономиями, но не хватаясь за оружие, а это уже немало. Но «правые», как уже упоминалось, руководствовались собственными резонами, которые ни в малейшей степени не совпадали с целями и задачами остальной армии.
— Я спрашиваю, кто такие? Мародёры? — Пран в васильковом камзоле продолжал теснить конём Кухала. — Или бунтовщики? Знаешь, что мы с такими делаем?
Его приспешники справа и слева разразились резким смехом, похожим на кашель больного голлоанской лихорадкой и, не сговариваясь, вытащили короткие аркебузы- прилучники. Одетых в юбки южан они, по всей видимости, считали совершеннейшими варварами, раз вздумали пугать огнестрельным оружием, не потрудившись разжечь фитили.
— Наслышан я о том, что вы с пленными делаете, — негромко, но веско произнёс предводитель кринтийцев. — Живодёры… — И сплюнул на траву.
— А ты что, изменников короны жалеть предлагаешь? — скривился аркайлец. — Может, ты сам из этих… — Он прищурился, рассматривая юбку Кухала, словно раньше её не заметил. — Так и есть. Кларина уже голоногих наёмников набирает? Это чтобы кевинальцам не мучиться, снимая с них штаны? Любишь подставлять зад, урод?
Гвен альт Раст в который раз подивился малообразованности молодых аркайлских пранов. Уж им-то, мнящим себя утончёнными и всезнающими, следовало поинтересоваться, что на Кринте (или, пожалуй, в Крингте, как любят поправлять приезжих тамошние обитатели) очень не любят, когда их пытаются подколоть увлечением противоестественными связями. Это вам не вирулийцы, где в портовой таверне можно заказать шлюху любого пола — хоть женщину, хоть мужчину. И не Айа-Багаан, uly из-за жесточайшего заперта на добрачную любовь не только для девушек, но и для юношей, последние нередко увлекаются овечками или ослицами. Но намекнуть крнтийцу, что из-за своей юбки он похож на накрасившего ресницы и губы жеманного паренька, который пристаёт к приезжим на Вирулийском карнавале, означало — нажить крупные неприятности. А иметь во врагах кринтийцев пран Гвен не пожелал бы никому. Впрочем, нет, врагам как раз пожелал бы — весьма надёжный способ отправить их в Преисподнюю, избавившись раз и навсегда от забот и хлопот.