– Регулярно, но плохо получается. Не могу… э… мучить… жалко ее… ну, то есть девушку…
– А как именно вы мучаете?
– Я… ну… заставляю ее делать… кое-что… как бы против ее воли…
– О-о-о, – сказала Маргарита Борисовна и засмеялась. – Не обращайте внимания, у меня релеве, а потом фуэте. Продолжайте.
Она приподнялась на цыпочки, постояла секунду, а потом вдруг подпрыгнула и бешено завертелась на одой ноге, замелькали пачка, коленка, локти, иногда мельком я видел ее раскрасневшееся лицо и смеющиеся глаза.
– Мама считает, что мне надо жениться на однокурснице, а я не хочу, – стараясь попадать в такт вращениям, быстро сказал я.
– Уф, – сказала Маргарита Борисовна, закончив вращаться и снова красиво отведя левую руку в сторону и вверх. – Извините. А что будет, если вы не послушаетесь маму? – Она задрала голову и посмотрела на кончики пальцев.
Я тоже туда посмотрел. На потолке были прибиты часы. На часах было 11:50.
– Извините, наше время истекло, идите, идите, думайте, – сказала она. – Деньги положите вот сюда.
Я открыл дверь и попытался выйти, но в этот же момент в нее шагнул широкоплечий мужик.
– Ритка! – басом сказал он и протянул к Маргарите Борисовне руки.
– Боря! – счастливым голосом сказала Маргарита Борисовна.
Я просочился мимо мужика в подъезд. Дверь за мной захлопнулась. За ней послышались прыжки, смех, звуки поцелуев, я, стараясь не представлять Маргариту Борисовну с хлыстом или, что хуже, в наручниках, сбежал вниз по лестнице.
Разве психологи знают, что такое садомазо? И вообще, как психолог может… э… кхм… трахаться? Это же уму непостижимо. Это был ненастоящий психолог.Я протянул руку к звонку, но не успел дотронуться до кнопки, как дверь распахнулась. На пороге стоял красивый арабский мальчик в чалме, тунике и шароварах.
– Проходите, маса, – мягко сказал он и отступил в сторону. В прихожей было темно, горели свечи и пахло благовониями. Мальчик бесшумно распахнул дверь в следующее помещение. Против моего ожидания оно было залито солнцем, в распахнутое окно дул легкий ветерок. Мебели не было, были ковры и подушки.
– Присаживайтесь, – сказали мне откуда-то слева и сзади.
Я оглянулся, успев заметить, как дверь за мной бесшумно закрылась. У дальней стены в позе лотоса сидела пожилая грузная женщина в белом одеянии, глаза у нее были закрыты, руки повернуты ладонями вверх на коленях.
– Садитесь, – повторила она глубоким грудным голосом, не открывая глаз.
Я тихонько присел напротив.
– Говорите, – сказала она.
– Э… я не знаю, с чего начать, – сказал я. Обстановка не внушала.
– Мне не нужно смотреть на вас, чтобы слышать вас, – сказала женщина.
– Вы психолог Антонина Дмитриевна? – уточнил я.
– Именно так, – сказала Антонина Дмитриевна. – С чем вы ко мне пришли?
– У меня мама. И девушка. И однокурсница. Они хотят, чтобы я на них женился.
– Ясно, – сказала Антонина Дмитриевна и сложила пальцы рук в замысловатую фигуру. – Это мудра терпения, – пояснила она.
– Угу, – сказал я.
– А вы сами чего же хотите? – спросила она.
– Не… не знаю. Я как раз пришел разобраться… как бы так сделать, чтобы никого не обидеть?
Антонина Дмитриевна снова переплела пальцы по-другому, но на этот раз ничего пояснять не стала, а замолчала. Я слышал, как она дышит. Вдох… выдох… вдох… выдох… Меня стало клонить в сон.
– Ом-м-м-м-м-м-м-м-м… – вдруг запела она густым глубоким басом.
Звук вибрировал. На меня снизошло успокоение. «Какая, к черту, разница, на ком жениться? – лениво подумал я. – Раз мама хочет на Катьке, значит, на Катьке…»
– Йок!!! – вдруг вскрикнула Антонина Дмитриевна, не открывая глаз.
От окна с шумом отлетели птицы. Какая, к черту, Катька?
– Хар-хар-хар-хар… – забормотала она, горячо выдыхая и раскачиваясь.
Я стал задом отползать к двери. Сам разберусь. На хрен мамочку, Маргариту Дмитриевну, то есть Антонину Дмитриевну…
– Сат-на-а-а-а-м-м-м-м… – мелодично сказала Антонина Дмитриевна и открыла один глаз. – Молодой человек, а почему так важно никого никогда не обижать своим выбором? И реально ли это?
Глаз закрылся, она замерла и мерно задышала. Я дополз до двери, встал, вышел и наткнулся на араба в чалме.
– Сто евро, – на чистом русском мягко произнес он и подставил мне поднос.
Я положил купюру и вышел из квартиры. Разве психологи верят во всякую фигню, йогу, эзотерику, мудры какие-то? А еще кандидат наук, тьфу. Ненастоящий какой-то психолог.
Звонок в дверь прозвучал тревожной трелью, и дверь немедленно открыли. На пороге стояла девчонка по виду лет двадцати пяти, растрепанная, в сером платье, велосипедках и туфлях на босу ногу.
– Вы на шестнадцать ноль-ноль записывались в позапрошлый вторник, проходите, я вас жду, – пробормотала она, повернулась ко мне спиной и скрылась в одной их комнат.
Я пошел за ней и оказался в огромном, почти пустом кабинете, посреди которого стояли стол с ноутбуком. Девчонка уселась за него, вынула из-за уха карандаш, нацелила его на меня и сказала:
– Рассказывайте.
– Видите ли… – с тоской начал я, сев в кресло напротив и оглядывая сомнительную девчонку, кабинет, цветочный горшок с кактусом. – У меня есть девушка…
– Та-а-к, – сказала девчонка и задумчиво погрызла кончик карандаша.
– И есть еще одна, – сказал я.
– И?.. – строго произнесла девчонка.
– Простите, – наученный предыдущим горьким опытом, сказал я, – вы действительно психолог, вас зовут…
– Наталья, – сказала девчонка и повернулась к стене, ткнув туда карандашом. – Вон мой диплом, сертификаты, посмотрите, пожалуйста.
– Да, мне говорили про вас, что у вас запись на месяц вперед, – пробормотал я. Может, эта окажется нормальной?
– Не обольщайтесь, – спокойно сказала она. – Может так случиться, что именно вам я помочь не смогу. Продолжайте.
– Короче, я должен выбрать. И выбор предоставить маме. Если ей понравится, мы поженимся. И вот, понимаете… – Я остановился.
Девчонка тарабанила по клавишам ноутбука, не обращая на меня внимания. Выдержав паузу, я кашлянул.
– Продолжайте, продолжайте, – сказала Наталья, – я вас слышу. Я амбидекстер, у меня мультизадачное мышление, я сейчас одновременно с сеансом пишу книгу. Вы позволите, я вставлю туда вот этот кусочек – вы должны жениться на том, что выберет мама?
– Не на том, а на ком, – нервно поправил я.
– Хм, – сказал Наталья, прекратила тарабанить, подняла голову и внимательно на меня посмотрела. – А девушки знают о том, что их будет выбирать мама, а не вы?
– Они вообще не знают, что их будут выбирать, – мрачно признался я.
– Разумно, – заметила Наталья. – Рационально. Продолжайте.
Я продолжил. Я описал девушек, маму, наши отношения с каждой из девушек, с мамой…
Наталья дослушала, взяла листочек, быстро нарисовала мне схемы и кружочки, из которых было ясно, где я окажусь, если выберу Катьку, где – если выберу Вику, где – если не выберу никого, перечеркнула кружочек с надписью «мама», нарисовала везде восклицательный знак, потом залезла в стол, достала пластилин, и я под ее присмотром тщательно, как в детском саду, слепил человечка – себя в будущем. Человечек был оранжево-зеленый и ухмылялся.
Я положил деньги на стол и вышел из комнаты с легким сердцем. Спустившись по лестнице на два пролета, я вспомнил, что забыл человечка в кабинете. Поднявшись, я уже было протянул руку к звонку, но увидел, что дверь открыта, толкнул и вошел.
Из кабинета доносились рыдания. Я подкрался поближе. В щелочку было видно сидящую в моем кресле Наталью.
– Все мужики козлы-ы-ы-ы, – невнятно всхлипывала она сквозь салфетку, – этот еще пороху не нюхал, а туда же-е… Гад полигамный… промискуитет сплошной развели… устала…
Мне был виден в профиль ее опухший нос, она сморкалась и жаловалась сама себе на какого-то Митьку, грозилась выгнать его навсегда, потом наконец-то все это кончилось, она еще раз всхлипнула, высморкалась, вздохнула и деловито закрепила обгрызенным карандашом пучок растрепанных волос. Мой пластилиновый человечек смирно сидел на краешке стола.
Я отступил от щелочки, тихонько вышел и бегом сбежал по лестнице. «Вот попал, – думал я, – единственная нормальная вроде оказалась психологиня… психологица… а сама с каким-то Митькой не может справиться. Разве у психологов может быть бардак в личной жизни? Их же учат, чтобы все было о’кей! Ненастоящий какой-то психолог».
До конца нашей встречи оставалось двадцать минут, я, как назло, застрял во всех пробках города и злился на себя, подъезжая к зданию Института психологии и семьи. Там было шумно, пахло котлетами из столовой, галдели студенты и пробегали мимо озабоченные люди. Поднявшись на четвертый этаж, я остановился под дверью с надписью «Профессор М.С. Шатияров». Дверь была приоткрыта и оттуда доносились обрывки разговора. Я невольно прислушался.
– Михалыч, мы на рыбалку поедем на майские? Да зачем нам этот говнюк, он же опять все испортит, – говорил густым басом кто-то в кабинете, – да нет, ну на хрен, я тебе говорю, твою мать, Санек нам не нужен, я сам с ним поговорю… Извини, ко мне пришли.
Я вошел в кабинет, седой мужик повернулся ко мне, показал за окно и сказал:
– Весна-то, а?
– Да, – пробормотал я. – Вы Махмуд Сафарович, психолог по вопросам семьи и брака?
– Я, я, – сказал он, тяжело прошел к столу и опустился в кресло, жестом указывая мне на стул напротив.
Я сел.
– Рассказывайте, – сказал он. – Времени в обрез, вы опоздали.
– Есть девушка. Есть мама. Есть еще одна девушка, – начал я, воодушевившись его нормальным видом и внимательным взглядом.
– А папа есть? – перебил он.
– Папа есть. Но он роли не играет, – сказал я.
– Значит, мама играет, а папа не играет, – уточнил он.
– Да, – сказал я.
– А вы, – спросил он. – Вы какую-нибудь роль играете?