Полёт фантазии порой заводил Андрея в такие чащи сада наслаждений, что он потом с каким-то тихим ужасом думал, а нормально всё то, что ему приходит в голову. Надежда, правда, порой сама предлагала ему: «Давай как-нибудь иначе, ну, поэкзотичнее… Смотри, что пишут в «СПИД-инфо»…» И читала вслух описание новых поз или способов любви, якобы новых – потому что в фантазиях Андрея они были давно, и он относился к ним как к чему-то уже знакомому.
Чудище, между тем, уже было всего в нескольких метрах, и Андрей ощущал его зловонный дух: он напоминал запах гниющих фруктов, смешанный с вонью выгребной ямы. Однако к этому, так сказать, благоуханию примешивался ещё и аромат сирени, причём, он усиливался: будто бы монстр разбрызгивал вокруг себя дешевый одеколон, – и от этой чудовищной смеси спирало дыхание и кружилась голова.
Противным запах казался лишь вначале, но затем, привыкнув к нему, Андрей с удивлением обнаружил: эта адская смесь, вонючая и мерзкая, будоражит его всё больше и больше – казалось, она обладает какой-то особой магической силой. Чем глубже вдыхаешь её, тем она приятнее.
Аоми продолжала рассказывать Андрею о лярве. У разных народов это чудовище называлось по-разному, но суть его одна и та же: похотливая мысль, изрыгнутая мозгом человека, поднималась в заоблачные выси. Там она и оставалась, питаясь другими грязными мыслями, желаниями, вожделением людей. Мало-помалу крошечное существо раздавалось в размерах и превращалось в лярву, которой уже было недостаточно одних лишь мыслей – она, невидимая глазу, присасывалась к человеку, её породившему, и питалась его мозгом. Но особенно обожают эти твари сперму, изливающуюся при мастурбации или при занятиях любовью, когда она не попадает по природному назначению. Порой над использованным презервативом или семенной жидкостью, извергнутой на тело, разгораются битвы нескольких лярв: эти сущности не ограничиваются пропитанием от своего хозяина – они стараются попользоваться и чужими.
– Возьми ягпан, – голос аоми Ниохты показался Андрею встревоженным. – Эта тварь подлетела слишком близко, не стоит медлить.
Андрей увидел, как из пустоты перед ним возник старый шаманский пояс. И даже не удивился этому. Лишь мгновенно пронеслась короткая мысль о том, что человек быстро привыкает к чуду, и оно, увы, становится обыкновенным.
Он надел пояс на себя. Медные толи, поблескивая начищенной поверхностью, тихонько зазвенели. Еще на ягпане висела деревянная фигурка, изображавшая пузатого мужчину с широко открытым ртом. Такого украшения Андрей прежде не видел на поясе. Видимо, аоми добавила этот сэвен недавно: он был свежевыструганный, шероховатый, и от него остро и свежо пахло осиной.
– Коори желает тебе помочь, – сказал голос. – Она унесёт тебя в Верхний мир. Но у неё не хватает сил разбить небесный лёд.
Андрей понял, что Ниохта говорит о той птице, которая по-прежнему настойчиво долбила клювом твердь над его головой.
– Коори – шаманская птица, – продолжала аоми. – Она переносит посвященного в другие миры, и ни один келе её не догонит. А этот сэвен – твой помощник, – тут фигурка на поясе сама по себе дёрнулась, как живая. – Ты его корми, уважай. Не смотри, что он маленький: в нём большая сила, и чем чаще ты будешь путешествовать в других мирах, тем могучее он станет.
Лярва, которая, казалось, вот-вот должна была коснуться Андрея когтистыми лапами, резко притормозила и збила разъяренным хвостом. Её красные глазки наполнились злобой. Чудовище оскалило мокрую пасть, с которой стекала мутная зеленоватая пена, и показало мощные желтые клыки. Ужасный рык разнёсся над ласковым безмятежным пространством.
Андрей с удивлением заметил: сэвен ещё шире ощерил рот, из которого с шипением высунулся длинный тонкий язык; потемневшие глаза идола устрашающе засверкали – и ударила молния. А может, это и не молния была, а что-то вроде мгновенного тонкого лазерного луча. Он коснулся рогатого лба лярвы, и её кожа в этом месте вздулась и, обуглившись, лопнула: в иссиня-черной плоти образовалась воронка, которую через несколько секунд словно принялась вертеть неведомая сила. Из неё брызгали густые капли багровой крови и выскальзывали кусочки мяса.
Лярва дёрнулась, широко растопырила когтистые лапы и замотала обезображенной головой, испуская гневный рык.
В этот момент над головой Андрея будто стекло разбилось: раздался треск и зазвенели осколки, но ни один из них не упал на человека, его лица коснулась лишь лёгкая морозная пороша, да и та превратилась в капельки влаги. Она приятно освежила лоб и щеки.
Старательная Коори всё-таки продолбила отверстие в невидимой тверди, и в него хлынул поток теплого воздуха: он чудесно благоухал, искрился и напоминал о чём-то смутном, загадочном и несбывшемся – может, о том, о чём писал Александр Блок: «Случайно на ноже карманном найди пылинку дальних стран, и мир опять предстанет странным, закутанным в цветной туман…»
Сверкающих пылинок было много, а может, и не пылинок – наверное, это плясала в воздухе пыльца диковинных растений, растущих ГдеТоТамВпереди. А вот цветного тумана всё-таки не наблюдалось.
Коори, широко распластав крылья, спустилась к Андрею и поравнялась с ним. Его поразила голова птицы: железная, местами покрытая рыжими пятнами ржавчины, она постепенно обретала живую внешность, даже самые маленькие перышки вокруг жёлтого, с палевым отливом клюва стали на вид настоящими, и ясно заблестели чистые синие глаза. Плоскую спину Коори покрывали густые рыжие перья, которые ерошил невесть откуда взявшийся задира-ветерок.
Лярва, узрев Коори, нервно забила хвостом и взревела пуще прежнего. Однако её страшный вопль уже не производил давнишнего впечатления. Он походил на тот нарочитый жуткий крик, с каким обычно дети выскакивают из какого-нибудь укрытия, чтобы напугать сверстников: сначала и вправду трусишь, а, разобравшись, вволю смеёшься над своим страхом.
Лярва, словно осознав тщетность своих усилий напугать Андрея, неожиданно замолчала и, набычившись, приготовилась к прыжку. Но в этот момент внезапно разразился ливень, вернее – нечто, на него похожее. Бесчисленные белые нити заполонили всё вокруг. Они стремительно падали, перекручивались спиралями, скрещивались друг с другом, создавая очаровывающий ритм – он напоминал движения ткацкого станка: нити, существовавшие отдельно, непостижимо как сплетались в тонкое сияющее полотно.
Это был дождь и снег одновременно: сверху, оттуда, где сиял круг света, лились хрустальные струи, но по мере своего движения вниз они застывали – получались длинные тонкие нити, средь которых порхали белоснежные хлопья. Ветерок играл с ними – то усиливал, то сбавлял порывы, шаловливо раскидывал снег – получались странные фигурки и удивительные узоры, которые, однако, недолго парили в пространстве: мягкая варежка ветерка сминала их, и они обращались в сухую лёгкую порошу.
Пороша покрыла лярву с головы до кончика хвоста, и от этого чудище неожиданно приобрело карикатурный вид: оно напоминало несуразную корягу, торчавшую из сугроба, – лишь по-прежнему горели злобные глазки да торчали черные рога, походившие теперь на два сучка.
– Коори остудила пыл лярвы, – голос Аями выдал её довольство. – Но прежде Коори привела в чувство тебя: ощущаешь холодок в затылке?
– Да, – Андрей поёжился.
– Между тобой и лярвой – стойкая связь, – продолжала Аями. – Твои самые тёмные желания для неё – лучшая пища: чем больше в тебе вожделения, тем она упитаннее становится. Ты – это она, она – это ты!
– И никуда мне от неё не деться?
– Не корми её – и не будет у тебя лярвы.
Коори молчаливо парила рядом с Андреем. Дождь со снегом каким-то чудом не задевал её: хоть бы одна снежинка упала на птицу, словно она была внутри незримой сферы. Впрочем, и сам Андрей тоже был сухой.
– Коори – твоя добрая помощница, – объяснила Аями. – Садись на неё. Она вынесёт тебя наверх. Но это не значит, что ты избавишься от лярвы насовсем: она твой и только твой дракон. А драконов нужно либо приручить, либо уничтожить.
– Третьего не дано? – осведомился Андрей. – Лучше всего, если бы наши пути никогда больше не пересекались.
– Ты что, бестолковый? – рассердилась аоми. – Лярва порождена твоим желанием. Желание обладать – худшее из желаний. Оно заставляет человека искать наслаждение. Наслаждение – мираж, скрывающий истину. Человек думает, что счастлив, но это призрак…
– Красиво говоришь, как по писанному, – хмыкнул Андрей. – Лярва, однако же, не призрак. Я вижу её наяву.
– И будешь видеть, пока не появится охоты избавиться от желания, – загадочно ответила аоми. – Однако даже если ты уничтожишь лярву, нет уверенности, что она снова не возродится из одной-единственной клеточки. Человечьи драконы бессмертны. Их может убить только настоящий шаман.
– Я не шаман, – сообщил Андрей. – А лярва пусть живёт, лишь бы больше не стращала меня. В принципе, она довольно забавная зверюшка, – и он засмеялся, довольный своей шуткой.
– Да уж! – вздохнула аоми. – Уничтожить её ты не сможешь, потому что для этого нужно кое с кем расстаться навсегда. А ты к этому ещё не готов…
– Уж не с тобой ли расстаться? – шутливо предположил Андрей.
Ниохта царапнула его изнутри, и довольно ощутимо. Рассердившись на Андрея, она замолчала, и сколько он, заискивая, ни обращался к ней, ответов не последовало.
Коори поднырнула под Андрея и подставила свою спину. Ему показалось: птица стала ещё больше, а перья на её шее оборотились кангора-ямха29 – железные побрякушки громозвучно грохотали, заглушая вопли лярвы.
Андрей уселся на Коори, обхватив её туловище ногами. Птица показалась ему холодной: вероятно, она всё-таки была железной. Вороненой сталью блеснул её клюв, на голове воинственно вздыбился хохолок – Коори заклекотала как орёл и взмыла к сияющему отверстию. Но в тот же момент лярва, собрав остатки сил, резко бросила своё тело вперёд и почти преградила птице путь.