Одиночество шамана — страница 53 из 90

– Уф! И как это Чикуэ каждый день не по разу тут карабкается?

– Какое карабкается! – изумилась Дашка. – Да она не хуже чифяку-ласточки летает! Даром, что старше нас.

– Натренировалась, – засмеялась Дачи. – Глянь-ка, она и далдама на огороде сделала. Видно, когда в доме жарко, спит там…

Далдама напоминал шалаш, построенный из прутьев и палок, обтянутых сверху берестой и укрытых пучками сухой травы. Рядом с ним стояла летняя печка, даже и не печка, а нечто, её напоминающее: на кирпичах, выложенных буквой П, лежала треснувшая чугунная плита с донельзя закопченной кастрюлей. Меж двумя берёзками была натянута веревка, но на ней вместо белья болтались в ряд серебристые чабаки с темными спинками – вялились по старому обычаю, и, что удивительно, вокруг рыб не летало ни одной мухи. Да оно и понятно, бугор обдувал приятный свежий ветерок. А может, и другая причина была? Старушки перешёптывались: Чикуэ, мол, какие-то заклинания знает, и мух с комарами тоже умеет прогонять…

Далдама был явно не пустой: полог, закрывавший вход, время от времени кто-то одергивал. Наконец, показалась узкая белая пятерня с ярким маникюром, она ухватила ткань и откинула её в сторону, вслед за рукой появилась соломенная шляпа, причем её полы оказались настолько широкими, что женщине пришлось снять её, чтобы протиснуться в узкий проём. А когда она протиснулась и распрямилась, то Андрей не скрыл своего изумления: это была Марго!

Обмахиваясь шляпой, дамочка с не меньшим удивлением взирала на Андрея и его спутниц.

– О, боже! – наконец вымолвила Марго и надела шляпу задом наперёд. Искусственный цветник оказался позади, а игривые розовые банты закрыли даме пол-лица. – Откуда вы тут взялись? Как приведенье!

– Мимо шёл, – сказал Андрей. – Можно сказать, почти случайно заглянул.

Марго тем временем изменила положение шляпы и, смущаясь своей неловкости, кокетливо опустила глаза:

– А я вот изучала быт нанайцев, – она изящно направила указательный палец в сторону далдама. – Чикуэ Золонговна разрешила мне посидеть в шалаше. Чудо как хорошо там! Свежий воздух, травой пахнет, нежарко…

Дачи и Дашка во все глаза глядели на городскую дамочку, которая, должно быть, казалась им экзотичной дивой, какие ни за что просто так не увидишь, только по телевизору. А тут, надо же, самая настоящая!

– А по делу приехал, – Андрей кивнул на своих спутниц. – Эти женщины заготавливают травы для нашего чая. Проверить кое-что надо было.

– И Чикуэ Золонговну тоже заодно решили посетить? – лукаво улыбнулась Марго. – Она тут вроде местной достопримечательности. Все на неё желают поглазеть…

– А что? Нельзя? – нахально спросил Андрей.

– Она не обезьянка какая-нибудь, – решительно сказала Марго. – Чего на неё просто так смотреть? Но вы-то, Андрюша, уверена, по особому случаю пришли. Угадала? Когда мы на кухне у вас сидели – помните? ах, да! как же не помнить? – я рассказывала, как мы к Чикуэ Золонговне ездили. Она сообщила: вы тот, кто нам нужен. Значит, и вы тут не случайно появились. Ничего в этой жизни случайного, Андрюша, не бывает…

Андрей подумал: если Марго тут, то рядом непременно должен быть и Сергей Васильевич. Эта парочка, похоже, друг без друга жить уже не может. И, словно догадавшись о его мыслях, Марго подтвердила:

– Кстати, Уфименко пошёл в магазин за водкой. Чикуэ Золонговна сказала: чэктэрить надо в пещере, задабривать каких-то духов – может, они сжалятся над нами и откроют вход

Дачи, как услышала последнее слово Марго, так сразу изменилась в лице: глаза округлились, морщинки на лбу от удивления собрались в гармошку. Она шмыгнула носом и тихо, ни к кому не обращаясь, сказала:

– Тот вход может открыть только шаман. Никому больше нельзя это делать. Беда придёт!

Но Марго пренебрежительно глянула на Дачи, засмеялась и театрально всплеснула руками:

– Ах, уж эти табу! Чикуэ Золонговна то же самое сказала. А ещё она сказала: шаман сам придёт. Только духам почэктэрить всё равно надо. Так положено. Кстати, вон и Чикуэ Золонговна из дома вышла…

Андрей обернулся. На крылечке стояла маленькая сгорбленная старушка в длинном до пят халате, расшитом ярким витиеватым орнаментом. Подслеповато щурясь, она козырьком приставила ладонь ко лбу и, оглядев Андрея с ног до головы, совсем тихо сказала:

– Вот ты и пришёл…

14

Он упорно карабкался по шероховатому уступу скалы, боясь сорваться с камней вниз. Цеплялся за короткие, но толстые ветки каких-то колючих растений, покрытые шипами – они вонзались в ладони, но он терпел эти занозы: отпустишь руку – полетишь вниз, туда, где гудит водоворотами река Саян-бирани, злобно наскакивает на скалу, пытаясь подгрызть её, будто сам свирепый змей Сахари Дябдан разевает ненасытную пасть. Вода в Саян-бирани мутная, темная и тускло блестит аспидной чешуёй, то и дело вскипая бурунами. Вдоль берегов – завалы из гниющих деревьев, вырванных Саян-Бирани с комлем; могучие корни, отполированные водой до костяного блеска, распластались хищными осьминогами.

Кажется, в такой реке ничего живого быть не может. От тяжелого сырого запаха тины и тухлых яиц кружилась голова, к горлу подступала тошнота, и Андрей с трудом удерживал позывы рвоты. Он не заметил, как из бурунов вдруг выплеснулись две нгова51 – на их прекрасных лицах мерцали зеленые глаза, но тела их были ужасны: длинное змеиное туловище, короткие толстые лапы, кожа как у лягушек, а стоило нгове открыть рот, как из него показывались изогнутые клыки. За плечами чудищ вяло болтались мокрые вороньи крылья.

Нговы, держась друг дружки, выплыли к большому валуну, вскарабкались на него и, растопырившись по-собачьи, встряхнулись – брызги серыми фонтанчиками разлетелись в разные стороны. Сирены, нахохлившись, расправили намоченные крылья и выставили их для просушки на резком, холодном ветре.

Одна из этих красоток подняла голову и увидела ползущего по скале Андрея. Она заурчала и радостно подпихнула лапой подругу:

– Мясо!

– Где?

– Вон, рядом, – нгова ткнула лапой в сторону человека.

Андрей, не подозревавший, что представляет для кого-то интерес как кусок мяса, пока что был озабочен одним: как перехватить рукой ветку покрепче – та, за которую он держался, угрожающе треснула и могла в любую секунду обломиться, а до соседней, более толстой ветки, ещё надо было дотянуться.

Нгова, первой заметившая человека, подпрыгнув, поднялась на крыло. За ней тяжело взлетела и её спутница. Они старались не выдать своего присутствия, и потому летели молча, но сырые крылья, мощно рассекая воздух, свистели на ветру. Звенели металлические подвески, постукивали друг о друга человечьи черепа, свисавшие с нговьих поясов. Этот шум заставил Андрея обернуться.

Обнаружив направляющихся к нему крылатых дев-чудовищ, он весь похолодел, сердце будто сорвалось и упало куда-то вниз, пульсирующей болью отдавая в пятки. В этот момент ветка, за которую он держался, всё-таки обломилась, и Андрей остался висеть на одной руке.

Нговы заверещали и ещё усиленнее замахали крыльями. Андрей, обмерев, не мог оторвать взгляда от впереди летящей сирены: она словно гипнотизировала его, притягивая, как магнитом, малахитовой зеленью расширившихся глаз. Черные зрачки казались бездонными и холодными, и в них скрывалась сама смерть.

Он понял: если не пересилит себя и не отведёт глаза в сторону, то пропадёт, и чем тогда человек отличается от кролика, дрожащего под взглядом удава? Андрей почему-то хранил надежду, что ему поможет аоми – подсказкой ли, действием ли, но Ниохта не подавала никаких признаков жизни. Это и прежде случалось: аоми в критических ситуациях, словно желая испытать силы Андрея, не оказывала ему никакой поддержки, – молодому человеку казалось: затаив змеиную усмешку, она ждёт его мольбы о помощи, но каким-то шестым чувством Андрей понимал: до подмоги может и не снизойти, потому что ей лестно его унижение, и чем он слабее, тем она сильнее и значительнее.

Андрей закрыл глаза и перевёл дыхание, а когда снова посмотрел перед собой, то с облегчением обнаружил торчащий из скалы камень. И как раньше-то его не видел? Ухватившись за него, он сумел подтянуться, уцепился за ветку, свесившуюся с вершины скалы, ещё рывок – и он выполз на каменистую площадку.

Нговы громко кричали и хохотали, приближаясь к скале. Они отлично знали: человеку деваться с неё некуда и, значит, он станет их лёгкой добычей.

Ветка, за которую уцепился Андрей, оказывается, принадлежала низкорослой, но крепкой берёзе. Дерево каким-то чудом выросло на краю каменистой площадки и наперекор всем злым ветрам сумело тут прижиться.

Кроме березы, другого укрытия от нгов на скале не было. Да и навряд ли дерево могло защитить Андрея от злобных тварей: слишком маленькое, ветвей не так много, за стволом не спрячешься. Но, тем не менее, Андрей подполз к березе и прижался спиной к её неожиданно тёплой коре, он даже не ожидал, что обдуваемое всеми ветрами дерево может сохранить энергию солнца.

Листья березы играли-переливались зеленью, её гибкие длинные ветви развевались, словно косички весёлой нанайской девчонки. Они трепетали, касались друг друга, и в их шуршании слышалось:

– Чагдян чалбан52

Чагдян чалбан… чагдян чалбан… белая берёза… На какую-то секунду словно звезда вспыхнула перед глазами, и в её ярком свете безмолвно высветилась картинка: шесть мальчиков и девочка играют на берегу реки. Девочка очень красивая, все ею любуются, слушают её песни. Одному лишь чёрному змею Сахари Дябдяну не нравилось, что дети поют-танцуют, его покой нарушают. И превратил он братьев и сестру в камни, раскидал в разные стороны. Но добрый дух сумел превратить окаменевшую девочку в белую березу, чтобы она всегда была гибкая, веселая и красивая, её старших братьев дубами сделал, а младших обернул черными березами.

Чагдян чалбан… Обечайка бубна сделана из её древесины – красивая, узорами покрытая. То весело, то грустно поёт бубен. Или это не звуки бубна? То камушки скатились из-под ног Андрея…