— Я тоже по тебе соскучилась, — шепчу, уставившись в красные точки стоп-сигналов припаркованного такси.
Дима несколько раз целует меня в висок, отстраняется. Неестественная улыбка, будто случайно прилипшая к его губам, теперь походит на настоящую.
— Я тогда пацанам скажу, что тоже поеду. Подождешь?
Я сглатываю. Он хочет поехать со мной? Или чтобы я поехала с ним? Домой? Как ни в чем не бывало? Все происходит слишком быстро. Нам обоим как минимум нужно с этим переспать.
— Дим… — Я вцепляюсь в ремень сумки обеими руками, слегка отступая. — Я у мамы ночую сегодня. Она ждет. Мне кажется, нам не нужно так торопиться. Ты уверен, что… готов меня простить?
— Уверен. Тебя я могу простить. Но не этого ублюдка… Пусть только попробует нос свой показать.
Глаза Димы мерцают гневом, заставляя меня съежиться. Адиль все еще живет в этом городе, и он дружен с Робертом. Отныне и всегда его имя будет вызывать у Димы такую реакцию, что вполне объяснимо… Но…Справится ли он с этим? Вернее, справимся ли мы?
— Меня такси давно ждет, — киваю себе за плечо и виновато улыбаюсь. — Созвонимся завтра, хорошо?
Кивнув, Дима запускает ладони в карманы брюк. Похоже, это его новая защитная привычка. Не удержавшись, я быстро касаюсь губами его щеки и шепчу «пока».
В такси упираюсь головой в холодное стекло, чтобы перенести на него тяжесть мыслей. Никак не могу понять, какие эмоции во мне преобладают: радость или смятение. Сложно сразу прийти в себя после такого. Интересно, мама спит? Новость о примирении с Димой ее обязательно обрадует.
Я достаю из кармана пальто телефон и, набрав ей: «Я еду», снова прижимаюсь к стеклу. Огни фонарей сливаются в одну неровную золотую прямую, которая обрывается, едва машина выезжает на трассу. Внутренний голос усмехается: «Эй, а ну-ка радуйся давай. Так легко отскочила».
Глава 26
На следующий день я решаю поехать к отцу. С самого утра, даже не позавтракав. На удивленный взгляд мамы говорю, что тороплюсь и все объясню позже. Куда тороплюсь, я и сама не знаю. Отец, наверное, еще не проснулся.
По пути покупаю пироги — два: один с мясом, другой с творогом и изюмом. На четвертом этаже останавливаюсь и звоню в серую металлическую дверь. Переступаю с ноги на ногу, нервно вздыхаю. Ну вот что я за дура? Ни свет ни заря прибежала, а что сказать, не придумала. Дура, тряпка, слабачка и куча других нелестных прозвищ… Что я услышать рассчитываю? Надеюсь, что Адиль парой фраз рассеет мое смятение?
Дверной замок проворачивается, заставляя меня крепче сжать пакет с пирогами. Поздороваюсь, спрошу, как дела его у матери. Предупрежу, в конце концов, что Дима в курсе случившегося между нами, а дальше буду смотреть по ситуации.
На пороге вместо Адиля появляется дородная светловолосая женщина лет пятидесяти. Ее я вижу впервые.
— Здравствуйте, — певуче произносит она, быстро смерив меня взглядом. — А вы к кому?
— А… — От неожиданности я теряюсь и немного краснею. — Адиль дома? Сын Гули.
— А он здесь ведь не живет уже, девушка. Я сиделка, за его матерью присматриваю. Или вы с ним встретиться договорились? Он же обычно к десяти подъезжает.
Я растерянно моргаю. Адиль здесь не живет? И давно? Я ведь еще неделю назад его здесь видела. Или он тоже проездом был? А где он обитает сейчас? Успел снять квартиру?
Внутренний голос язвит: «Или съехался с той стриптизершей. Очень удобно».
— Спасибо большое, — говорю я смущенно, делая шаг назад. — У меня отец этажом выше живет. Решила по пути зайти.
— А зовут вас как? — вежливо интересуется женщина. — Я передам, что вы заходили.
— Я Даша. Спасибо вам большое и извините за беспокойство.
Приятная она. Адиль таки нашел достойную сиделку для своей матери. А я все-таки дура. Ну вот для чего людей потревожила? И даже пирог не отдала.
Отца я застаю на кухне, готовящим завтрак. Завтрак — это яичница, бутерброды с маслом и крепкий чай. Ходит он уже вполне уверенно, только слегка хромает. Это хорошо. Значит, на днях сможет выйти на работу и не придется заново таскаться по собеседованиям.
Я нарезаю пироги. Тот, что с творогом, тоже, ведь твердо решила второй раз не позориться под дверью Адиля. Хватит. Сколько можно? Очевидно, не судьба.
— Давай помогу, — предлагаю я, когда отец, морщась, наклоняется, чтобы вытащить мусорный пакет из ведра.
Он сурово мотает головой, мол, не нужно, и этим движением напоминает о человеке, которым я так восхищалась в детстве. По-мужски терпящем любые невзгоды, держащем всё в себе. Может быть, эти замкнутость и невозможность выражать эмоции и стали причиной его алкоголизма.
— Мама как? — буркает отец, усаживаясь напротив. — Живет еще со своим?
— Живет конечно, — безжалостно подтверждаю я. — И будет жить еще очень долго. Олег ее на руках носит.
Ничего не ответив, отец сосредотачивается взглядом на яичнице. Есть ли вероятность, что он до сих пор любит маму? И действительно ли любил, если позволил зависимости победить?
— Она тебе привет передавала, — в очередной раз вру я, смягчившись.
Кажется, отцу это нужно. Знать, что в мире, помимо меня, еще есть человек, которому он небезразличен. Даже если это не так.
Отец кивает. Он всегда кивает, но никогда не просит передать ответный привет. Может быть, потому что чувствует себя виноватым. Никак не откажусь от привычки его романтизировать.
— А у тебя молоко есть, пап? Чай слишком крепкий.
Ответ отца перебивает хлопок входной двери. Вздрогнув, я резко оборачиваюсь. Неужели забыла ее закрыть?
— Сейчас проверю, что там, — бормочу, вскакивая с места. — Сиди.
«Может быть, ее сквозняком захлопнуло? — думаю я по пути в прихожую. — Ну или же…»
Там «или же». На пороге стоит Адиль. В очередной дорогущей толстовке и джинсах. Сегодня без бейсболки.
— Привет, — здоровается он первым, задерживаясь взглядом на моих босых ступнях. — Сиделка сказала, ты заходила.
Сердце снова разгоняется, заставляя кровь прилить к щекам. На обратном пути я решила к ним не заходить и обратить, наконец, внимание на знаки. А Адиль взял и поднялся сам.
— Да. — От волнения неловко прячу руки за спину. — Хотела узнать, как твоя мама… и заодно поговорить.
— Мать нормально. Назначили новый курс таблеток. — Адиль меняет тон, звуча на удивление благодушно — Где ты поговорить хотела? Можно у меня в машине.
Пока мы спускаемся по лестнице, меня бьет дрожь, хотя я накинула куртку. Это от волнения. Для рассказа отом, что Дима всё знает, необязательно выходить на улицу — можно было сообщить и в подъезде. Я хочу сказать больше, но по-прежнему не знаю, с чего начать.
Коротко стриженный затылок маячит перед глазами: Адиль идет на несколько ступеней впереди. Ладно, как-нибудь разберусь. Он ведь сам предложил пойти к нему в машину — может быть, ему тоже есть что мне сказать.
— А… — растерянно роняю я во второй раз за это утро, глядя, как Адиль подходит к двери припаркованного мерседеса.
Не слишком разбираюсь в автомобилях, но и моих скромных знаний хватает для того, чтобы определитьдругую модель. Эта машина больше и длиннее.
Заметив, что я мешкаю, Адиль приподнимает брови:
— Садиться будешь?
Незаметно кивнув, я дергаю ручку и ныряю в салон. Да, машина новая — этот запах сложно перепутать в другим. Да и коврики не затоптаны.
— Это твоя?
— Моя. — Царапнув меня взглядом, Адиль несколько раз тычет в экран бортового компьютера. — Той три года было, решил поменять.
Видимо, на покере действительно можно неплохо зарабатывать, если он может позволить себе такие покупки. Скорее всего, Дима был прав, говоря, что это игра не для зависимых, а для тех, у кого крепкие нервы и нет проблем с математикой.
— О чем хотела поговорить?
Бесшумно выпустив из легких воздух, я сосредотачиваюсь на носах своих ботинок. Почему-то, когда Адиль разговаривает так, начинаю нервничать еще больше. Без попытки подколоть, без небрежности в голосе. Будто ему больше нет нужды защищаться.
— Я зашла, потому что хотела узнать, как дела у твоей мамы, и заодно предупредить… То есть сообщить, что я рассказала Диме про случившееся в туалете. Если ты, конечно, еще не в курсе.
Приходится поднять голову и посмотреть на него. Мне нужно видеть реакцию: знал ли Адиль, а если и знал, что обо всем этом думает. Шокирован, считает меня дурой или наоборот — приветствует честность? Или ему безразлично… Мне нужно знать.
Наши глаза встречаются. Нет, шокированным Адиль не выглядит, но и на то, что ему наплевать, не похоже. Он точно не знал — я вижу это по напряженной складке, залегшей между бровями, и по тому, что во взгляде появилась пытливость. Мы оба ждем реакции друг друга.
Так проходит долгих несколько секунд, у меня начинают слезиться глаза. Адиль не сводит взгляда с меня, я — с него. Самая настоящая игра в гляделки.
Побеждаю на удивление я. Адиль сдается первым.
— И что Дима? — спрашивает он, дернув плечами.
Нужно просто рассказать как есть. Рассказать, что собиралась вернуться к себе в квартиру, но Дима предложил перемирие. Я устала играть. Готова сделать подачу, но Адиль должен хотя бы отбить. Он ведь не дурак и прекрасно меня знает.
— Ему, конечно, было больно… — начинаю я и смолкаю, потому что в этот момент раздается телефонный звонок.
Звонит мобильный Адиля.
Он смотрит на экран с немым раздражением, но, увидев номер абонента, смягчается.
— Да, привет. Срочно? — бросает отрывисто и, поморщившись, толкает дверь локтем: — С-сука, точно. Извини. Забыл.
Обернувшись, Адиль смотрит на меня:
— Подождешь пару минут? У меня вопрос срочный.
Киваю. Да, конечно. Я никуда не тороплюсь. Заодно будет время собраться с мыслями.
Прижав телефон к уху, Адиль выходит на улицу и начинает расхаживать вдоль капота. Теперь в тишине салона отчетливо слышен шум моего взбудораженного сердца. «Хватит так нервничать, — цыкаю я на себя. — Адиль соучастник и должен знать правду. К тому же он сам спросил, как Дима».