Наблюдая за ним через лобовое стекло, машинально поглаживаю хромированный ободок консоли. Тактильные ощущения меня успокаивают. Перебираюсь на гладкую кожу подлокотника, надавливаю на крышку. Машинально. Отчим тоже водит мерседес, только внедорожник, а в подлокотнике у него обычно лежат жевательные конфеты, которые я беззастенчиво ворую.
Крышка отщелкивается, но никаких конфет внутри, разумеется, нет. Зато есть пачка тонких сигарет и упаковка презервативов. Застыв, я разглядываю этот неприглядный набор, чувствуя поднимающееся негодование. Это не его. Адиль никогда бы не стал курить спички. Это женские сигареты. Наверное, чертовой стриптизерши, которая курит их после того, как потрахается с Адилем.
С грохотом захлопнув подлокотник, я стискиваю зубы в попытке обуздать эмоции. Успокойся, успокойся. Просто скажи то, что должна, и дай ему шанс отбить эту подачу. Даже если он действительно спит со стриптизершей или с кем бы то ни было. Он ведь свободный здоровый парень, да и ты все это время не постилась.
Дверь открывается, Адиль снова занимает соседнее кресло. Вместе с уличной свежестью, ворвавшейся в салон, мне чудится аромат женских духов.
— И что дальше? — Его взгляд сосредотачивается на моем лице.
— В общем, я во всем призналась и теперь он мечтает тебя убить, — небрежно бросаю я, отвернувшись к лобовому стеклу. — Меня Дима простил.
Повисает пауза, только на этот раз без переглядываний. Ядовитые эмоции не стихают — даже напротив, в присутствии Адиля только усиливают свой напор. Новая машина, тонкие сигареты, презервативы, его переезд, о котором я ничего не знала, — они словно подчеркивают пропасть между нами. Я решила прыгнуть в надежде, что смогу достичь нужного края, а теперь лечу вниз, где никто меня не поймает.
— И правда самый настоящий зая, — негромко комментирует Адиль.
— Это потому, что Дима меня любит, — выпаливаю я, впиваясь в него глазами. — Для него я не просто животный трах в туалете.
Адиль дергает челюстью и молча сверлит меня взглядом. Это окончательно срывает голову. Потому что он молчит и не возражает.
— Посмотри, как ты живешь! Одним днем. Надоел город — взял и уехал! Захотел чужую девушку поиметь — вломился и трахнул. И плевать тебе на последствия. Меняешь нормальную машину на новую, подороже, вместо того чтобы подумать о будущем и купить жилье. Ты хоть понимаешь, что деньги, заработанные на покере, — это халява, которая в любой момент может прекратиться? Сиделка сказала, что ты съехал. Какой смысл ездить на дорогом мерседесе и при этом снимать квартиру? В тридцать-то лет!
Я получаю садистское удовлетворение от того, что лицо Адиля теряет ровный цвет. Так всегда: Адиль делает больно мне, я бью по нему. Но разве это не правда?
— Всё сказала? — зло осведомляется он, сжимая ладонь в кулак. — Зая своего учи, а меня нехер. Он как раз тебя простил.
Лицо пылает так, что брызни в него водой — наверняка зашипит. Идиотка. На что я рассчитывала? У Адилячужие сигареты в подлокотнике, пачка гондонов, и ему, конечно, плевать.
— Спасибо за подсказку, — бросаю, на ощупь находя ручку. Глаза горят, но слез даже близко нет: они иссушены отчаянием и гневом. — Дима всю компанию против тебя настроил. Имей в виду.
Глава 27
По-хорошему нужно поехать домой, к маме, как я и обещала. Там ждет вкусный завтрак, улыбка мамы и басовитая речь отчима, подтрунивающего над ее тягой к садоводству. Можно даже без какого-либо осуждения выпить самодельной настойки и пойти греться в баню, чтобы вытравить из груди этот холод.
Но потом понимаю — это не то. Сейчас мне хочется видеть рядом человека для себя. Мама, без сомнений, меня любит, но она человек для Олега, так же как он — для нее. Они засыпают вместе, ведут общий быт, делятся друг с другом случившимся за день, обсуждают проблемы и радуются. Даже моя близкая, обожаемая Ксюша — человек не для меня, а для кого-то другого. В момент отчаяния хочется быть рядом с тем, для кого я — самая главная персона на свете. С тем, чьи мысли занимаю в течение дня и для кого всегда, в любой ситуации буду в приоритете. Человеком вне конкуренции.
После разговора с Адилем мне одиноко и холодно. Какой безвольной мазохисткой нужно быть, чтобы никак его не отпустить. Может быть, мне просто нравится страдать? Это ведь тоже впечатления, причем сильные. С Димой все было хорошо и гладко, и в конечном итоге стало скучно. Что со мной не так? Ладно бы лет в семнадцать-девятнадцать, но в двадцать шесть гоняться за разрушительными эмоциями — явный признак психических проблем.
Заставляю себя остановиться, когда прохожу минимум километр. Все это время я шла в расстегнутой куртке и без шапки. Аплодисменты моей импульсивности. Не хватало только свалиться с простудой.
Выудив телефон из кармана, бесцельно разблокирую экран. Пора решить, что делать дальше. Сумка осталась в квартире отца, но возвращаться туда совсем не хочется. В сумке все равно нет ничего важного, что нельзя забрать в любое другое время. Не хочу. Снова проходить мимо той двери и видеть новую машину Адиля, в которой лежат женские сигареты и презервативы. Плотнее запахиваю куртку. Как я могла идти и не замечать, что на улице так холодно?
Непослушный от холода палец самовольно проматывает список звонков и застывает на имени Димы. Потому что он был человеком для меня. В любых обстоятельствах, как бы сильно мы ни поругались, я знала, что остаюсь для него в приоритете. Дима. Понятный, надежный и любящий меня больше, чем кого-либо.
Словно по волшебству, на экране вспыхивает его фотография. Впрочем, никакое не волшебство это, а обычная аватарка звонка. Хотя к чему преуменьшать магические способности мысли? Я думаю о Диме, и он мне звонит.
«Какие доказательства тебе еще нужны? — требовательно спрашивает внутренний голос. — Может быть, пора перестать гоняться за экстремальными впечатлениями и наконец оценить то, чем одарила тебя судьба? Вот оно. Когда тебе плохо, звонит человек, который по-настоящему тебя любит. Который готов не только брать, но и отдавать взамен. Это называется «зрелые отношения», а не ругань с пеной у рта, не отчаянный секс после ссоры, не швыряние посуды в стену, не одержимое желание пробраться в голову к другому, потому что он слишком скуп на проявление чувств. Все вышеперечисленное и есть банальная зависимость».
Еще Дима знает, чего хочет от жизни: меня и семью. Знает, для чего он зарабатывает деньги. Не для праздных трат на дорогие шмотки и автомобиль последней модели. Он думает о завтрашнем дне и готов вкладываться в будущее тех, с кем хочет связать свою жизнь. Он хочет детей. Почему меня это так испугало? Дети — это добровольное принятие ответственности. Разве не этого каждая женщина ищет в партнере? Уверенность в будущем, заботу и надежный тыл. Сложно представить отцом Адиля. Я бы сказала, что невозможно. А Диму — легко. Потому что он, в отличие от Адиля, здоровый.
— Привет, — выговариваю в динамик. — А я как раз о тебе думала.
— Видишь, какая у нас синхронизация, — голос Димы звучит тепло и чуточку шутливо. — Я тоже все утро о тебе думаю. Ты где, у мамы? Уже позавтракала?
Я прикусываю губу. Если скажу, что с самого утра потащилась к отцу, то всё испорчу. Но и врать… Врать я не хочу.
— Нет, еще не завтракала, — бормочу, впиваясь взглядом в вывеску «Портьерный салон». — Я в город приехала.
Мозг судорожно работает, ища выход из сложившейся ситуации, и когда находит, ноги ускоряют шаг.
— Помнишь, я говорила тебе, что тюль хочу поменять. Сейчас как раз захожу в магазин штор.
Хватаюсь за ручку и прикрываю глаза в облегчении. Успела. Компромисс между правдой и ложью нельзя назвать враньем. И я действительно давно хочу выбрать новый тюль взамен испорченного — просто никак руки не доходили.
— Ты долго там будешь? — спрашивает Дима, не заметив нервного дребезжания в моем голосе. — Я тоже еще не завтракал. Давай заберу тебя, как закончишь, и вместе поедем в «Лардин».
Я ловлю на себе вопросительный взгляд девушки-консультанта, очевидно желающей ознакомить меня с ассортиментом, и, вежливо улыбнувшись, мотаю головой. Спасибо, пока ничего не нужно.
При упоминании нашей кофейни в груди теплеет. «Лардин» — мое любимое место для завтраков. Там вкусный кофе и лучшие горячие сэндвичи с лососем и индейкой. Дима, конечно, об этом помнил, когда предложил.
— Я с удовольствием, — отвечаю, отворачиваясь от девушки. Словно она может знать, что произошло за полчаса до этого разговора, и мысленно меня осуждать. — Я здесь минут на двадцать, не больше.
Диктую Диме адрес. Хватит с меня погони за призраками прошлого, которая все равно ни к чему не приведет. Сегодня я попробовала и в очередной раз облажалась. Отныне буду смотреть только вперед.
Дима приезжает минут через сорок: добраться на другой конец города раньше у него физически нет возможности. К этому времени я успеваю перебрать кучу тканей, от шифона до органзы, пообщаться с владелицей салона и импульсивно заказать новые портьеры, которые не слишком нужны.
— Благодарим за визит, — провожает меня механический голос девушки-консультанта. — Будем рады видеть вас снова.
Дима припарковался у самого входа, хотя куда проще было остановиться вдоль дороги. На пятачке возле магазина даже вдвоем стоять тесно, не то что на машине развернуться.
— Привет, — здороваюсь я и, резко смутившись, быстро целую его в щеку. — Спасибо, что приехал.
Дима улыбается, но видно, что и он не совсем знает, как себя вести. Мы вступаем в новый этап отношений, с откатом назад, и оба прощупываем почву.
— Выбрала шторы? — спрашивает он, оглядывая стеклянную витрину магазина.
Мне чудится, что Дима пытается рассмотреть, был ли там еще кто-то, но списываю это на паранойю.
— Да. Смотрела тюль, а в итоге заказала портьеры. Значит, едем в «Лардин»?
Немного странно это все. Сидеть в знакомом до мелочей салоне порше, смотреть в лицо, изученное вдоль и поперек, и ощущать, будто знакомишься с ними заново. Это, конечно, пройдет со временем. Мы с Димой оба будем стараться.