Одиночка — страница 31 из 50

— Ясно, — неопределенно роняю я, хотя ни черта мне не ясно. Про криптовалюту я слышала пару раз от Андрея, но само понятие виртуальных денег казалось мне чем-то фантастическим, вроде летающих автомобилей и роботов, живущих среди людей.

— Нормальный он парень, — затянувшись в последний раз, Роберт прячет прибор в карман. — Просто с детством не так повезло.

— Уж мне можешь об этом не говорить, — бормочу я, обхватывая себя руками.

Способность чувствовать температуру неожиданно ко мне возвращается: словно вынырнула из воды туда, где бушует ветер. Начинают стучать зубы. Погода на улице ощущается как минус двадцать.

— Ну что, Дашунь? — поменяв тон на добродушно-беспечный и тем самым ознаменовав, что минута откровений прошла, Роберт обнимает меня за плечи. — Пошли, пока Анька тебе глаза от ревности не выцарапала.

И добавляет серьезнее:

— Наверное, всем и правда пора по домам ехать. Димасу успокоиться и поспать надо, а не пиво глушить.

Глава 30

— Давай до встречи, — Аня быстро обнимает меня за плечи и отступает. — Созвонимся на неделе, да? Можно кофе выпить.

Ожидаемо, ей хочется обсудить случившееся и выяснить то, о чем успели узнать все, кроме нее, и возможно Ядвиги. Потому что Роберт ей ничего не скажет. Он невероятно лоялен к друзьям, и в той же мере суров в отношении своей девушки. Аня может часами биться в истерике, но это не сподвигнет Робсона делать то, в чем он не видит необходимости. Все же с некоторыми людьми дружба предпочтительнее иных отношений.

— Да, звони, — натянуто улыбаюсь я, заранее знаю, что откажусь от любых встреч в ближайшее время. Хватит с меня разговоров — я наговорилась на годы вперед. Врут, когда говорят, что горькая правда лучше доброй лжи.

Такси Ани и Робсона подъезжает первым, следом за ними уезжает Артур. Мне приходится достать телефон и бездумно листать список приложений, чтобы создать видимость занятости. Овца таки очутилась в волчьем логове: здесь остались только я, Дима, Андрей и Сеня.

Они стоят в паре метров от меня, и мне прекрасно слышен их разговор. Обсуждают будущую игру в футбол и покупку бутс. Забавно так. Пока я балансирую на грани нервного срыва, Дима поет дифирамбы кроссовками. Хотя этому факту следует радоваться. Он больше не выглядит замкнувшимся в себе, и голос звучит вполне непринужденно. Возможно, так на него действует безоговорочная поддержка друзей, и мне не стоит так сильно злиться на Сеню.

— Дим, это наше? — я указываю на припарковавшийся вдоль обочины белый седан с наклейками. — Какая должна быть модель?

— Наше, — отвечает он, мельком взглянув на номер, и, отвернувшись, по очереди пожимает руки парням.

Андрей без энтузиазма кивает мне в знак прощания, Сеня делает вид, что я превратилась в невидимку. Пошел ты на хрен, — мысленно язвлю я. — Назло познакомлю Ксюшу с нашим новым хирургом.

И следом благодарно улыбаюсь Диме, когда он, придержав дверь, помогает мне сесть внутрь. Это ли не знак того, что он сумел взять себя в руки? Наплевать мне на компанию. Главное, что со мной останутся Дима, Ксюша и Робсон. Потерю остальных я переживу.

— Может быть, завтра к моим родителям съездим? — предлагаю я по пути, находя его руку. — В баню сходим, сделаем шашлыки. Олег будет рад.

Ладонь Димы непривычно безвольная. Обычно он сжимает мою в ответ. Но и не отталкивает, что тоже может считаться хорошим знаком. Я ведь все понимаю: для него стало стрессом появление Адиля, драка и взгляды друзей. Ему требуется время.

— Завтра решим, — отзывается он вполне спокойно. — По настроению.

Такой ответ меня устраивает. В сложившейся ситуации я готова довольствоваться малым. Пока. Пока все окончательно не наладится.

К дому мы подъезжаем ближе к полуночи, а потому я сразу переодеваюсь ко сну. Смыв остатки макияжа, выхожу в спальню и вижу, что Димы нет.

Нахожу его на кухне, сидящим с бутылкой пива. Свитер валяется на полу, а в воздухе висит стойкий солодовый запах. Нервные окончания наэлектризовываются, разнося знакомый аллергический зуд под кожей, степень которого я бы определила, как надвигающийся отек Квинке. Дима выпил около трех бутылок в баре. Эта уже четвертая. Никакие убеждения в том, что сейчас ему так нужно, или что пиво — это всего лишь пиво, не работают. Я слишком часто бывала свидетелем, каким мерзким становился отец с пары баллонов этого дешевого пойла. Водка, пиво — какая разница? Эффект все равно один.

— Дим, давай спать пойдем, — с трудом сдерживая звон в голосе, прошу я. — Ты уже много выпил сегодня. Завтра похмелье будет.

Он подносит бутылку ко рту и, сделав глоток, смотрит на меня помутившимся взглядом.

— Заботливая такая — охренеть просто. Когда с ним трахалась — обо мне не беспокоилась. А тут переживаешь, что у меня головка бо-бо.

Скривившись, он отпивает еще, в то время как я судорожно ловлю ртом пропахший алкоголем воздух. Со мной говорит совершенно чужой человек: озлобленный, издевательски растягивающий слова.

Тело начинает жить своей жизнью, как бывает всякий раз, когда я теряю контроль над эмоциями. Я бездумно хватаю с пола его свитер и трясущимися руками начинаю складывать. Слишком много стресса на сегодня, чтобы вот так сразу не сломаться.

— Тогда зачем врал, что простил?

— Ты, блядь, вообще представляешь, что я чувствую? — глаза Димы налились кровь, пальцы сжимают бутылку так, словно хотят ее раздавить. — Этот ходит вокруг как ни в чем не бывало, пацаны меня оленем считают… Стоит мне закрыть глаза, вижу, как он тебя трахает. И так по десять раз на дню.

Я представляю, пусть и не до конца. Когда я думаю о том, как Адиль занимается сексом с той стриптизершей, мне хочется сжать голову, чтобы навсегда выдавить из нее эти картинки. Но Диме куда больнее. С Адилем мы не пара, и он мне не изменяет.

— Ты ведь сам ко мне пришел и попросил вернуться…

— Да! Потому что тебя люблю! Все для тебя был готов сделать, а ты… Сука неблагодарная…

Слово «сука» от Димы звучит как пощечина. Он никогда не позволял себе подобной грубости в мой адрес. Ни разу. В любой другой момент, я бы его за это уничтожила, сейчас же безропотно проглатываю. Потому что я заслужила это слово.

— Своим друзьям ты сам рассказал…

— Ты меня в чем-то обвинять смеешь?! — рявкает Дима, шарахнув донышком бутылки по столу. — Ты вообще рот на замке должна держать после такого, а не на Сеню шипеть!

Я понимаю, что плачу, когда прохладные капли затекают под ворот пижамы. Это худший кошмар для меня. Пьяный Дима, который орет на меня и унижает.

— Я пойду спать, — хриплю я, вешая на спинку стула его чертов свитер, — Поговорим, когда проспишься.

— Не надо разговаривать со мной, как со своим папашей. Я не алкаш.

Благодаря этой фразе слезы моментально высыхают, перерождаясь в сухую ярость. Кто этот человек, пытающийся во что бы то ни стало побольнее меня ударить? Для Димы бы стало неприятным сюрпризом, насколько в действительности он схож с моим отцом, который утром мог быть для меня самым дорогим человеком, а вечером тем, кого я готова убить.

— Пошел ты на хрен, — цежу я, развернувшись. — Поспи сегодня на диване. Ну или я посплю.

Успеваю сделать лишь пару шагов, до того как на моем локте больно смыкаются Димины пальцы.

— Куда пошла? — угрожающе шипит он, припечатывая меня к стене. От острого пивного запаха, за нескольких часов успевшего превратиться в перегар, накатывает приступ тошноты. — Не смей выебываться, ясно? Ты пожизненно передо мной виновата.

Подмышками становится мокро, а позвоночнику напротив очень холодно. И страшно очень. Потому что Дима выглядит совершенно чужим и обезумевшим. Он ведь не может не чувствовать, что делает мне больно. На руке и лопатке точно останутся синяки.

— Отпусти, — судорожно сглотнув, лепечу я. — Я ухожу, понятно? Просила же хорошо подумать.

От звука удара, раздавшегося в десятке сантиметра от моего уха, я начинаю моргать как припадочная. Дима шарахнул кулаком в стену. Он собирался меня ударить?

— Вали! Вали на хрен отсюда! — побагровев, выплевывает он мне в лицо и, резко отпустив мою руку, быстро идет в сторону спальни.

Всхлипнув, я зажимаю ладонью рот. Это какой-то ужасный сон, не лучше любого кошмара из моего детства. Как мы до такого докатились? Я всему причиной? Я ведь его давно знаю и даже подумать не могла, что Дима может быть таким. Воплощением всего того, что я так старалась избегать.

Слышится хлопанье открываемых ящиков, грохот падающих предметов. Я впиваюсь глазами в вешалку с пальто. Схватить и уйти? Чтобы вызвать такси мне нужен телефон, а он лежит в спальне.

Из-за шока и паники я слишком долго думаю, и Дима успевает вернуться. В его руках ворох моих вещей. Я испуганно вжимаюсь в стену и продолжаю так стоять, даже когда он проходит мимо меня. И только когда с хлопком входной двери сквозняк лижет мои босые ноги, понимаю, что он делает: выбрасывает мои вещи в подъезд.

— Ты совсем с ума сошел? — взвизгиваю я, выбегая за ним в прихожую. Я уже не понимаю, плачу я, боюсь или злюсь — все тонет под прессом глубокого унижения. Может быть, именно этого он и хотел.

Вместо ответа Дима хватает меня за плечи и выталкивает в подъезд. Ледяной пол жжет босые ступни, кожа под легкой рубашкой моментально покрывается ознобом. Застыв, я смотрю, как дверь передо мной захлопывается, сжирая желтую полоску света.

Мысль о том, что все это дурной сон, продолжает крепнуть. Еще бы. На часах полночь, а я стою в подъезде посреди разбросанных вещей в одной пижаме, не имея даже телефона, чтобы позвонить.

Глава 31

«Черт, черт, черт, — истерично шепчу, прижав к лицу трясущиеся ладони. — Черт, черт, черт. Как тебя угораздило, Даш? Это дурдом… Просто дурдом какой-то».

Входная дверь не открывается ни через минуту, ни через две — примерно столько времени я здесь стою. Возможности проверить нет — телефон остался внутри квартиры.

В голове не укладывается, что Дима мог так со мной поступить. Вот так запросто выставить ночью в подъезд полураздетой… Это, конечно, не улица, где лютует минус, но… Он, черт возьми, совсем из ума выжил?! И что мне делать? Я даже такси вызвать не могу и позвонить — тоже. Нет ни денег, ни обув