— Учеба всегда хорошо. Тем более для медика. Я пока с матерью по больницам ездил, на таких тупорылых насмотрелся, — Адиль зло дергает челюстью. — Если уж в такую сложную профессию идти, то надо так как ты. Не с бухты барахты.
— А ты универ закончил? — как бы невзначай интересуюсь я, хотя уже знаю ответ.
— Бросил, как из города уехал.
— Зря. У тебя голова светлая. Наверняка можно еще восстановиться.
Адиль иронично усмехается.
— Да не буду я восстанавливаться конечно. Сейчас вообще не до этого.
— Почему это? — выпаливаю, от возмущения повышая голос. — Это отлично, что ты нашел способ хорошо зарабатывать, но вдруг тебе когда-то предоставиться возможность легализоваться… Например, пойти работать в финансовую сферу… А там потребуется диплом.
Адиль щурится.
— В офис к восьми в костюме в портфелем приезжать?
— А что плохого? Многие так работают. Зато ночами можно спать как все нормальные люди, а не существовать в сбитом графике…
— Пациентов много у тебя? — неожиданно перебивает он, кивая на кабину лифта.
— Сейчас не очень, — отвечаю я после небольшой заминки, вызванной столь резкой смены темы. — Но вот после Нового года прилив начнется. Так всегда после праздников.
— Странно. Вроде не наркология.
Я тихо смеюсь — так чтобы не привлекать внимание администратора, то и дело с любопытством поглядывающей на нас. Только Адиль умеет шутить, оставаясь полностью невозмутимым.
— Это все салаты с майонезом и жирное мясо. Хроника обостряется. С аппендицитом в хирургическое например часто привозят.
— Понял.
С этими словами Адиль поднимается, и я как по команде встаю следом. Знаю, что мне самой нужно уходить, но все равно испытываю призрачное разочарование оттого, что он сделал это первым.
— Поеду я. Не буду тебя от работы отвлекать.
Я улыбаюсь так, будто совсем не расстроена.
— Да, мне пора бежать. — Подняв в воздух пакет с едой, улыбаюсь еще шире. — Спасибо большое. Сегодня точно не умру с голоду.
Ну за бред я несу? «Сегодня точно не умру с голода?» А до его приезда я видимо каждую смену балансировала между жизнью и смертью.
Адиль продолжает стоять на месте, предоставляя мне возможность уйти первой. Неловко махнув рукой, я разворачиваюсь к лифту. Иду не торопясь, чтобы в очередной раз позорно не запулить тапок в стену. Нажимаю кнопку вызова и, не удержавшись, оборачиваюсь.
Адиль все еще никуда не ушел, отчего я испытываю новую вспышку радости. Будто так провожает меня. Радость становится еще более ощутимой, когда он подносит ладонь к уху в характерном жесте и негромко выговаривает «Завтра позвоню».
Глава 40
Приоткрыв солнцезащитный козырек, я внимательно оглядываю себя в отражении. В ожидании сегодняшней встречи я сменила три оттенка помады и хочу лишний раз убедиться, что выбрала верный.
— Так ты скажешь наконец, куда мы едем?
— В одно место, — неопределенно отзывается Адиль, останавливая машину на перекрестке. — Там вроде готовят нормально.
Убедившись, что лицо выглядит именно так, как я рассчитывала, я захлопываю зеркало и поворачиваюсь.
— А название у него есть?
Поворачиваюсь и сама того не замечая, начинаю любоваться Адилем. Есть что-то завораживающее в его расслабленной позе без капли нарочитости и в выражении лица, присущему людям, не стремящимся производить на других впечатление и как раз тем самым производящим. Многие медийные личности душу продали за умение так себя держать, не прилагая не малейших усилий.
— «Сандерс» вроде, — будто нехотя отвечает Адиль.
— Сандерс? — переспрашивая я, расплываясь в улыбке. — Это одно из моих любимых мест. Там рыба просто обалденная. Пробовал карпа?
— Я там не был. В интернете отзывы почитал.
Мне моментально становится немного стыдно за свой вопрос про карпа. Походит на понты. Адиль не из тех, кто будет обсуждать кулинарные изыски. К тому же, его много лет не было в городе, чтобы успеть посетить все самые модные заведения.
Я быстро касаюсь его руки, лежащей на консоли, легонько сжимаю и почти сразу отпускаю. Хотелось бы задержаться подольше, но смущение не позволяет. Сложно вот так запросто стать настолько открытой после пропасти в семь лет. Но поблагодарить за его внимание очень хочется. Понятно ведь, что поиск стоящего ресторана в интернете — это только ради меня. В еде Адиль не был привередлив и по истечению времени вряд ли стал.
— Здесь лучше налево свернуть, — замечаю я, когда он перестраивается в правый ряд. — Так короче.
Вместо ответа Адиль щелкает кнопками на руле, переключая радиоволны, и продолжает ехать в выбранном направлении.
Прочистив горло, я говорю чуть громче. На случай, если он меня не услышал.
— Там на повороте к проспекту пробки часто собираются. Лучше повернуть налево.
Адиль делать едва заметный кивок головой, но и после этого ничего не меняется: мы как едем вперед, так и едем. Обида во мне смешивается с легким раздражением. Почему он отмахивается от меня как от назойливой мухи? Мы с Димой не раз ездили в «Сандерс» этим маршрутом, и он согласился, что путь, предложенный мной, гораздо лучше.
— Я как лучше хотела, — буркаю я спустя минуту.
— Нормально едем, — будто не заметив моего недовольства, отвечает Адиль. — Там же морепродукты в основном, я так понял? Я в них ничего не понимаю. Придется тебе выбрать.
Я в очередной раз даю себе мысленную оплеуху. Да что у меня за навязчивое желание подстраивать обстоятельства под себя? У нас с Адилем первое негласное свидание, в ресторане, ради которого он не поленился залезть в интернет, а я дуюсь из-за того, что он поехал не тем маршрутом.
— Карп, — улыбаюсь я. — Я сказала. И еще обязательно возьми салат с лисичками.
— Ну и как тебе? — спрашиваю я, глядя как Адиль не слишком ловко отрезает кусок рыбы и поддевает его вилкой.
— Нормально, — отвечает он без особого энтузиазма. — У тебя как? Вкусно?
Гребешки в сливочном соусе — это всегда беспроигрышный вариант, поэтому я уверенно киваю. С лица весь вечер не сходит улыбка. Все так одновременно волнительно и странно. Семь лет назад я не смела вообразить, что мы с Адилем будет вот так запросто сидеть в одном из самых дорогих ресторанах нашего города, куда он привезет нас на собственном Мерседесе. Большинство наших знакомых называли его неудачником без будущего, но он доказал, что они ошибались. Меня переполняет гордость за него.
— Здесь морепродукты ничуть не хуже, чем в Хорватии или на Кипре, — разглагольствую я, отпивая ароматный шардоне. — Очень свежие и приготовлены вкусно. Шеф-повар француз. А ты куда-нибудь кстати отдыхать ездил?
— Нет. В России много где был, но за пределами ни разу. У меня заграна нет.
Меня, ярого фаната путешествий, его ответ без толики сожаления до глубины души задевает. Как можно к почти тридцати годам ни разу не выезжать за пределы страны, располагая финансами? И тем более — даже не попытаться сделать загранпаспорт?
— Так почему не сделаешь? Путешествовать — это очень здорово. Позволяет другими глазами посмотреть на мир и расширяет кругозор.
Адиль, не замечающий моего праведного возмущения, лишь пожимает плечами.
— Как-то руки не доходили. Всегда находилось, куда деньги пристроить.
— Но ведь не все в жизни сводится к зарабатыванию денег, — не сдаюсь я. — Для чего они нужны, если не наслаждаешься теми возможностями, которые они дают?
Адиль откладывает вилку и залпом допивает остывающий кофе. Возвращает чашку на стол и смотрит на меня.
— За тобой не угнаться.
От прямоты его взгляда мне становится неловко, и я машинально прячу ладони под стол, начиная теребить скатерть.
— Я всего лишь хотела сказать, что путешествия — это большое удовольствие и ты обязательно должен попробовать, — поясняю я гораздо спокойнее и тише. — Эти впечатления стоят того, чтобы потратить на это деньги.
Адиль кивает.
— Я учту.
К моему дому мы подъезжаем спустя час. Я, слегка захмелевшая от двух бокалов вина, всю дорогу возмущаюсь тому, что в государственных больницах в болезненный укол антибиотика по умолчанию не добавляют лидокаин. Вчера утром четырнадцатилетняя девочка, корчась на кровати, рыдала от боли. От инъекции у нее отнялась нога, и пришлось давать ей успокоительное.
— Нет, я понимаю, что минздрав хочет избежать нежелательных реакций, но если уж на то пошло, то аллергия может возникнуть не только на обезболивающее, но и на сам препарат. Так почему антибиотики широкого спектра мы колем направо и налево без теста на чувствительность, а вот лидокаин вдруг зажимаем? Почему больница непременно должна ассоциироваться у людей с болью и наплевательским отношением? Неужели в бюджетных организациях персонал обязан быть лишен сочувствия?
— С твоей жаждой сделать людей вокруг лучше, ты там все можешь переделать. Просто не зачерствей со временем как остальные.
— Думаешь, получится?
На лице Адиля появляется легкая усмешка, глаза тепло мерцают.
— Конечно. Вон ты какая деятельная. Я тебя только на ужин привел, а ты меня уже в путешествие отправила.
Я снова прикусываю губу — привычка, возникшая совсем недавно и исключительно в его присутствии. Щеки розовеют от удовольствия. Потому что Адиль не раздражается от моего навязчивого трепа и потому что в меня верит. Не только как в специалиста, а как в личность.
Поерзав на сидении, я несколько раз передергиваю коленями и, потом осмелев, тянусь к нему. Запах его кожи без привычного привкуса никотина врезается в ноздри, рождая в крови будоражащее кипение — неукоснительный знак, что я на правильном пути.
— Зайдешь? — шепчу, задевая краешками губ его подбородок. — Ненадолго.
Колену становится горячо — на него ложится ладонь. Слышится щелчок кнопки ручника, звук нетерпеливого дыхания. Нервные рецепторы накаляются — в рот проникает горячий язык. Я сжимаю его шею, шумно выдыхаю, жадно тяну к себе.