мне об этом сказать… Я знаю, что меня часто заносит… Но ты молчишь, и для меня это повод говорить еще больше, эмоциональнее. Донести, насколько мне важно, чтобы ты прислушивался к моим словам. Я даже сейчас, когда все это говорю, не знаю, хочешь ли ты вообще со мной отношений.
И пусть инициатива разговора принадлежит мне, я с трудом могу поднять на него взгляд. Слишком по живому, слишком волнительно.
От прикосновения к ладони вздрагиваю и затаиваю дыхание. Оно осторожное, немного неловкое, и от этого пробирает до глубины души.
— Вот чего ты постоянно сомневаешься, а, Даш? Конечно хочу.
— А мне иногда кажется, что ты слушаешь меня вполуха, а потом все равно поступаешь так как тебе хочется… — признаюсь я шепотом. — А если я начинаю слишком настаивать, предпочитаешь уйти.
— Если ты про тот случай, когда я поехал не твоим маршрутом, то это полная херня.
— Не только этот случай. Таких много.
— Если я тебя буду во всем слушать, то в кого я тогда превращусь? — тон Адиля перестает быть приглушенным, когда он наконец по-настоящему вступает со мной в диалог. — Не получится со мной как с заей. Чтобы в рот заглядывал и на любой твой жест послушно кивал. Вы блядь со стороны иногда как мамочка с сынком смотрелись.
Я вспыхиваю. Что значит как мамочка с сынком? То есть то, что Дима с вниманием относился к моим просьбам, Адиль воспринимает как слабость?
Нахмурившись, я смотрю на свою ладонь, которую примирительно поглаживают его пальцы.
— Видишь, не умею я красиво изъясняться. Не злись. Просто себя спроси: тебе обязательно нужно быть сверху? Ты заю в подкаблучника превратила и что? Самой же потом стало скучно.
Мне бы очень хотелось сказать что-то в свою защиту, но должных аргументов не находится. Из-за молчаливости Адиля кажется, что его мало заботит происходящее вокруг, но в такие моменты как сейчас понимаешь: все он видит и все анализирует.
— Дима не подкаблучник, — тихо замечаю я. — Просто у него характер неконфликтный. И по поводу драки с ним, я, кстати, придерживаюсь того же мнения… Нельзя решать дела рукоприкладством. И это я тоже хотела обсудить…
Теперь я намеренно смотрю ему глаза, давая понять, что говорю предельно серьезно.
— Адиль, нам уже не по двадцать. Я больше не хочу выламывать себе пальцы от волнения и пить успокоительные после твоей очередной драки. Любой женщине — и мне в том числе — рядом с мужчиной хочется спокойствия и стабильности. Мне достаточно знать, что в критической ситуации ты можешь за нас постоять, но вот это твое желание непременно решить проблему кулаками, не дает мне расслабиться. Начинает казаться, будто бы мы нисколько не выросли, а так и застряли в прошлом.
Я ожидаю, что вот тут-то нам и придется поспорить, потому что примеров асоциальному поведению Адиля набралась масса, но ответ меня удивляет.
— Да я сто лет такой херней не занимался. До приезда сюда года четыре провел без единой драки. Я пиздец каким скучным стал на самом деле.
Усмехнувшись, он трет подушечкой ноготь на моем большом пальце.
— Рядом с тобой походу придурком становлюсь. Реально башку сносит, когда на тебя кто-то даже рот открыть пытается.
Я прикусываю губу, чтобы спрятать не приличествующую случаю улыбку. То есть он только на меня так реагирует? И тогда в караоке, и в боулинге и с Димой? Это все было только из-за меня, а не из-за навязчивого желания вымещать накопленную агрессию?
— Если уж ты начал говорить, то не останавливайся, — шутливо понукаю я, когда он замолкает. — Скажи сразу, что тебя во мне не устраивает и я очень постараюсь с этим поработать. И постараюсь не обидеться.
Адиль пару раз щелкает крышкой на консоли — той самой, за которой однажды обнаружились презервативы, — и смотрит на меня. Глаза серьезные.
— Наверное нет такого. А то это уже будешь не ты. Мне все в тебе нравится, даже когда ты орешь. Посудой ведь уже не швыряешься.
— Как это тебе нравится, если ты потом уходишь? — с обидой переспрашиваю я.
— Я же не просто так ухожу, а думаю потом, что сделать, чтобы стало лучше. Мне до тебя от жизни и правда ничего особенного не было нужно… Я на деньгах и достижениях никогда не был повернут. А ты умеешь простимулировать… Из-за тебя месяцами нормально не спал и не жрал, когда в покере вдруг поперло.
— Ты поосторожнее с таким заявлениями, — смущенно смеюсь я, в душе ликуя от таких слов. — Мне только волю дай — я тебя задолбаю.
— Не задолбаешь. Ты же сильно совестливая. Сама потом приходишь и извиняешься.
Какое-то время мы молчим. Не знаю, куда смотрит Адиль, но лично я разглядываю наши руки: свои пальцы, кажущиеся почти белыми в кольце его татуированных фаланг. Как хорошо он меня знает. Даже удивительно, насколько. Неужели правда ничего не хотел бы во мне менять и я действительно космос?
— Ну давай уж теперь ты скажи, — подает голос Адиль, нервно усмехнувшись. — Что тебя еще беспокоит во мне? Над чем надо поработать?
Я мотаю головой. Еще несколько минут назад я бы задумалась, что бы такого назвать, но сейчас не хочу. Адиль только что показал, как на самом деле нужно относиться друг к другу, находясь в отношениях. Либо принимать целиком, либо уходить.
— Давай я лучше назову тебе один свой большой страх. Он преследует меня всю жизнь, но поняла я это совсем недавно. Так вот, больше всего я боюсь повторить судьбы мамы и отца. Она изо всех сил старалась обустроить их жизнь так, как ей всегда мечталось: чтобы была уютная квартира и путешествия дважды в год, поездки к друзьям, семейные ужины. А отцу видимо все было не интересно, и потому он стал искать себе отдушину и в конце концов начал пить.
Я поднимаю на Адиля глаза.
— Я знаю, что ты другой… Не такой как Дима, который уже распланировал детей и с которым можно обсуждать квартирные интерьеры. А мне всего этого хочется… Обычного женского счастья. Просто хочется не с ним, а как выясняется с тобой. И мне страшно в один прекрасный день остаться одной наедине со своими разбитыми мечтами. И это не упрек, не думай. Мне наверное просто хочется знать, как видишь наше будущее ты.
Несколько мгновений в салоне царит молчание, после чего Адиль вдруг выпускает мою руку. Я моментально прячу свою в карман куртки, чтобы защититься. Я его обидела своим упоминанием о Диме? Или словами, что он другой?
Но он всего лишь накидывает ремень и переключает рычаг передач. Я вопросительно открываю рот, но он меня опережает, трогаясь с места и говоря очевидное:
— Давай, поехали.
Глава 50
Когда мы подъезжаем к многоэтажке с зеркальными окнами, мне приходится в очередной раз за вечер прятать улыбку. Случилось то, о чем я втайне мечтала: Адиль привез меня на свою съемную квартиру.
Здорово, что он выбрал именно это место: здесь довольно спокойно и при этом рукой подать до шумного центра, а неподалеку есть большой парк — один из лучших в городе. При выборе квартиры мы с отчимом в том числе рассматривали этот район, но неожиданно подвернулся вариант ближе к моей работе.
— Уже можно выходить? — с показной шутливостью переспрашиваю я.
— Можно, — подтверждает Адиль, глуша двигатель.
В противовес его немногословности мне от волнения напротив хочется сыпать словами. Адиль действительно все помнит и слышит. В нашей последней ссоре я упрекнула его в том, что он не пускает меня в свой мир, и сегодня он решил это исправить.
— Давай угадаю, — продолжаю тарахтеть я, когда он открывает подъездную дверь. — Сейчас я наконец увижу, где ты живешь?
Он кивает.
— Ты очень догадливая.
— Мне нравится этот район. Снимать здесь очень наверное дорого.
Я намеренно проглатываю тираду о том, что с нынешними ценами на аренду, было бы рентабельнее взять ипотеку и не выбрасывать деньги на ветер. Хватит. Адиль вправе распоряжаться заработанным так, как ему угодно. И мне и впрямь нужно переставать даже в мыслях играть в мамочку.
— Какой этаж? — интересуюсь я на входе в лифт, несмотря на то, что ответ станет известен через какие-то пару секунд.
— Предпоследний, — отвечает Адиль, нажимая нужную кнопку. — Последнего не было.
— А ты хотел именно последний?
— Там крыша.
Потупившись, я улыбаюсь. Приятно думать, что он хотел арендовать квартиру на последнем этаже в дань нашим давним вылазкам к звездам. Правда тогда мне казалось, что Адиль не слишком-то жалует подобное времяпрепровождение из-за боязни высоты, и скорее делает это ради меня.
— Вид отсюда наверное обалденный. Как в Нью-йорке, — не унимаюсь я. — Правда я не была в Нью-Йорке, но в фильмах постоянно такое показывают. Я кстати собиралась поехать в Америку в начале этого года, даже визу сделала, но с работой не получилось.
Никак не прокомментировав этот словесный поток, Адиль выпускает меня из раскрывшихся двери лифта. По мере того как мы целенаправленно идем по коридору, я все явнее ощущаю волнение. Кажется, будто встреча в «Дартс» и пылкая речь Димы случились давно, и с каждым шагом я безвозвратно удаляюсь от прошлой жизни. Наверное, потому что долгое время я до конца не верила, что когда-то мы с Адилем будем шагать рядом в совместное будущее. Казалось, что все время нужно будет его догонять и это гонка непременно будет полна моих страданий.
— Сто сорок пять, — с улыбкой произношу я, глядя на стильную металлическую табличку рядом с дверью. — Красивое число.
— Почему?
— Не знаю. Просто красивое. Сто сорок пять — это ведь не сто сорок три и не сто тридцать девять.
Дверь с щелчком распахивается, заставляя меня на секунду замереть в предвкушении. Я как и многие женщины люблю разглядывать интерьеры, и сейчас мне крайне интересно, что ждет внутри. Какую обстановку Адиль выбрал для проживания, повзрослев, и в каких цветах себя видит?
Реальность заставляет меня растерянно замереть на пороге. Почему-то тут нет свисающих с потолка светильников, ни постеров на стенах, ни даже комода. Здесь вообще нет мебели, за исключением разве что стоячей вешалки, и к тому же в воздухе пахнет краской.