p?
— P?.. P — это, должно быть, его высота, — неуверенно предположил Лео.
— Да. Это высота. Я считал тебя умным. Я считал тебя сообразительным. Ты должен сконцентрироваться, это — легкий материал. Иначе учить придется слишком долго.
— Мы можем прерваться, профессор? У меня голова сейчас лопнет. Да и не понимаю я, к чему все это? Это вы открыли? Эту драгоценную газовую диффузию? Мы все повторяем и повторяем одни и те же скучные темы!
— Потому что ты должен все это выучить, парень. Чтобы от зубов отскакивало. Ты меня понимаешь?
— Да, я вас понимаю! — Лео вскочил с койки. — Понимаю. Понимаю… — Его голова была забита бесконечными цифрами, и его захлестнуло чувство безысходности и бесполезности всех этих усилий. — Может, на сегодня закончим?
Глядя на него, Альфред почувствовал, что зашел слишком далеко. Он дал мальчишке успокоиться, а затем, отложив обрывок бумаги с формулами, объяснил:
— Нет, это открыл не я. На самом деле над этим уже какое-то время работают британцы. Я слышал, что в том же направлении идут ученые Колумбийского университета в Нью-Йорке.
— Так, может, пусть они это и изучают? — предложил Лео.
— Это ведь легко, правда? — кивнул Альфред и откинулся назад. — Я всего лишь проанализировал данные на следующей стадии. Вот смотри, — он снова взял памятку, на которой были расписаны меры профилактики тифа, и набросал на обороте схему. Это была система трубок с длинными цилиндрами, переходившими в более узкие трубки через сеть спиралей и насосов. — Если газообразный уран, гексахлорид-6, а он крайне едкий, прокачивать через некий пористый барьер, более легкие молекулы газа, содержащие обогащенный уран-235, будут преодолевать барьер быстрее, чем более тяжелые молекулы урана-238. Правильно?
Лео кивнул: это ему было понятно.
— Вот что выражает формула. Ты должен зазубрить ее, Лео. И неважно, насколько скучной или сложной она тебе видится. Это основа.
— Основа чего? Кому вообще есть дело до идиотского процесса диффузии? Или, как там правильно — эффузии? — Лео схватил листовку со схемой и, скомкав, швырнул ее в угол. — Знаете, что я сегодня видел? Я видел, как шестерых заключенных вытащили из колонны и заставили лечь на землю. Потом приказали встать, потом лечь, быстрее, быстрее! Потом велели бежать на месте, потом присесть, десять приседаний, встать, лечь, быстро, быстро. Schnell! Schnell! Быстрей! Пока они не попадали один за другим от изнеможения. И когда они пытались перевести дух, их просто прикончили дубинками. Последний, весь красный, едва мог поднимать ноги, а охранники гоготали над ним, как над марионеткой из кукольного театра. Потом его тоже забили. Так скажите мне, как им помог ваш закон Грэма?
Альфред молча смотрел на Лео.
— А вы слышали, что два дня назад ночью весь сорок шестой барак выгнали на улицу и увели, и больше никто их не видел? Спасли их ваши цилиндры и уравнения диффузии? А скоро придут за нами. Вы глупец, если верите, что немцы оставят хоть одного из нас в живых. Мы все здесь умрем! И вы, и я. Так что какая разница, строчная «p» или прописная, уран-235 или 238? У меня голова пухнет, Альфред. Мы каждый день занимаемся. Повторяем все опять и опять. А зачем? Вы вбиваете эти штуки мне в голову и даже не говорите, в чем их смысл.
Альфред кивнул. Он откинулся к стене и понимающе вздохнул.
— В них великий смысл, мой мальчик. Ты прав, я, скорее всего, умру здесь, но ты… В войне произошел перелом. Это очевидно следует из слов недавно прибывших заключенных. На востоке немцы разбиты в пух и прах. Вот-вот начнется наступление союзников. Это видно по охранникам — в их глазах растет тревога. Однажды ты сможешь выйти отсюда, я дам тебе имена людей, к которым надо будет обратиться. Уважаемых людей. То, что я пишу тебе на этих клочках бумаги и на оборотах этикеток от консервов, стоит намного больше, чем все золотые зубы, которые немцы выдрали у нас. В тысячи раз больше.
— Знаю, вы это все время твердите. Но почему?
Профессор нагнулся, поднял с пола брошенную Лео листовку со схемой и расправил ее.
— Прямо сейчас в лабораториях Британии, США и даже Германии ведущие ученые, по сравнению с которыми я выгляжу тупой коровой, бьются над этими же вопросами.
— Тогда зачем вы им? — не отставал Лео. — И все эти формулы, что вы в меня вдалбливаете?
— В конечном итоге, они обойдутся и без меня, — покачал головой Альфред. — Но я уже знаю одну вещь. А именно, как собрать достаточно большую массу урана и не упустить вторичные нейтроны с поверхности материала. Может, тебе это кажется несущественным, потому что перед тобой нет доски, и ты не можешь двигать фигуры, но будь уверен, тот, кто первым поймет этот процесс, тот и выиграет войну. И никакие пушки, танки и самолеты их не остановят.
— Процесс эффузии? — Лео скосился на профессора. — Или, как там правильно? Диффузии?
— Диффузии, — улыбнувшись, кивнул Альфред.
— Альфред, вы все время повторяете про достаточные количества. Эти количества должны быть достаточны для чего?
На этот раз Альфред посмотрел на него взглядом старшего, который сейчас откроет юноше нечто, после чего тот станет мужчиной.
— Однажды ты спросил меня, для чего нужно отделять уран-235 от урана-238.
— Теперь я понимаю, что речь идет о некоем способе укрощения энергии, — произнес Лео. — Может быть, источнике энергии? Двигателе? Для танка или для корабля.
— Да, но, боюсь, для гораздо более мощного устройства невероятной разрушительной силы.
— Вы имеете в виду бомбу? — У Лео расширились глаза.
Альфред откинулся назад и улыбнулся, сдаваясь.
— О ее части, да. Более мощной из всех, что когда-либо производились. Это как тысяча бомб, Лео. В одной.
— Тысяча бомб? — Лео посмотрел на схему, нарисованную профессором. — И все это отсюда, из диффузии?
Альфред виновато кивнул.
— Мой друг Бор постулировал, что если бомбардировать небольшое количество чистого урана-235 медленными нейтронами, этого будет достаточно, чтобы начать цепную реакцию, которая разрушит всю его лабораторию, все здание, и все, что его окружает на километры вокруг. Если ты сможешь выделить изотоп, Лео. И в достаточном количестве, — покачал он головой. — Вот ответ, мальчик.
Лео присел. Лицо профессора было торжественно бледным, и взгляд Лео стал серьезным:
— Простите. Простите меня, профессор, за то, что я скомкал ваш рисунок.
— Ничего. Такое случается между коллегами, время от времени. Послушай, я знаю, что это очень трудно. Я понимаю, что твоя голова переполнена вещами, которые я не объяснил тебе до конца. Я не сомневаюсь, что ты предпочел бы играть в шахматы все свое свободное время, сколько бы у тебя его не было. Бесспорно, твоя новая соперница гораздо привлекательней меня.
Лео улыбнулся и покраснел.
— Но кому я должен передать всю эту вашу информацию? Если мне удастся выбраться отсюда…
— Ученым, — сказал профессор. — Знаменитым ученым. Они захотят ознакомиться с ней. Может, в Британии. Или даже в Америке.
— В Америке? — с изумлением переспросил Лео. — Это мечты, профессор.
— Да, мечты. Но поверь, это перестанет быть мечтами, когда они узнают, что именно ты собираешься им сообщить. Ты будешь им нужен. Будешь, будешь.
Некоторое время они сидели молча, глядя на схему, нарисованную профессором. Лео пытался осознать услышанное. Бомба. Равная тысяче бомб. Более мощная и разрушительная, чем все, когда-либо созданное человечеством. Да, подобная новость превращает мальчика в мужчину.
Затем Лео взглянул на Альфреда и произнес без запинки:
— Плотность нейтрона для координат «p» строчное, «o» строчное, «z» строчное равна нейтрон «p» строчное умножить на «p» строчное, умножить на нейтрон «o» строчное, умножить на «о» строчное, умножить на нейтрон «z» строчное, умножить на «z» строчное, где «p» — радиус цилиндра, «o» — угол между диаметром и радиусом, а «z» — высота цилиндра.
— Идеально, — у Альфреда загорелись глаза, и он даже зааплодировал.
— Видите, я же умный, — добавил Лео.
— Да, ты умный, — Альфред вновь закашлялся, и внутри у него все хрипело.
— Вы больны. Я отведу вас в лазарет.
— Это всего лишь простуда. Если в лазарете я не поправлюсь за пару дней, сам знаешь, куда меня отправят — в трубу.
— А если вы тут не поправитесь за пару дней, то некому будет передавать ваши теории и формулы, — развил тему Лео.
— Да, ты прав, пожалуй, — согласился Альфред.
Они еще немного посидели. Мысли Лео путались от услышанного. Потом он объявил:
— Мы вместе выйдем отсюда, — он посмотрел Альфреду в глаза. — Вот увидите. Вы сами доставите свои формулы и схемы в Америку.
— А вот это уж точно мечты, — Альфред улыбнулся с нежностью.
— Кто-то сказал мне, что одного они у тебя не могут отнять — твои мечты.
— Да, я тоже так считаю, — согласился Альфред.
Лео решительно посмотрел на него:
— Мы выйдем. Вот увидите, — он протянул профессору рисунок. — Я весь внимание.
Глава 24
Он проснулся посреди ночи весь в поту. Он не мог вспомнить, где находится и почему на нем надета эта колючая пижама. Он ощущал дурноту, голова кружилась, живот сводило от спазмов. Он крикнул в темноту: «Марта!» Майская ночь была теплой, но его трясло, как будто стоял январь. «Марта, где ты?»
— Утихни, старик, — прошипел голос с соседней койки.
Кто это? У Альфреда возникло чувство, что кто-то смотрит на него сверху.
— Черт, у него жар, — произнес его товарищ по койке.
— Я так замерз, — сказал Альфред, стуча зубами. — Помогите мне, — позвал он на помощь. — О боже, живот… — Его затошнило.
Кто-то быстро принес ведро из уборной и пока его рвало, внутренности чуть не вывернулись наружу.
— Профессор заболел. Надо его вывести отсюда, — сказал кто-то.
Нет, пожалуйста, не надо. Я еще не готов.