Она подалась вперед и обняла его.
— Но это все чушь, — заявил Блюм, нежно похлопав ее по плечу. — Потому что у нас все получится. Скоро мы будем складывать наши половинки в Америке. И ты будешь играть на кларнете в Карнеги-Холле.
— А ты будешь со мной рядом? — она отстранилась, чтобы разглядеть его. Он увидел, что она плачет.
— Конечно. Буду сидеть прямо на сцене. Около тебя, — он стер слезы с ее щек. — Вот только подучу ноты.
Она засмеялась в ответ.
— Теперь притворись, что спишь. Мне еще надо кое-что сделать. Не беспокойся, тут тебя никто не найдет. Возьми-ка пока вот это, — он протянул ей обе половинки нотного листка. — Мы снова вместе. Это самое главное. Нам осталось пробыть тут всего несколько часов.
— Хорошо, — Лиза запихнула листки в свой башмак.
— Да, и чтобы ты не удивлялась, с нами пойдет еще кое-кто. Парень, племянник профессора. Очень смышленый юноша, всего на год или два моложе тебя.
— Значит, нас будет четверо?
— Да. — Возможно, она почувствовала его тревогу. — Но не переживай. У нас все получится, Лиза, — он крепко сжал ее руку. — Бог нам поможет. Иначе как бы я так долго продержался?
— Я не уверена в том, что Бог наблюдает за нами, — произнесла Лиза. — Если бы наблюдал, Он не допустил бы, чтобы это место существовало.
— Ну, так или иначе, но я тебя отсюда вытащу. Это пойдет? — и Блюм подмигнул сестре.
— Да, мой храбрый брат. Мне теперь есть во что верить, — Лиза улыбнулась и обняла брата еще раз.
Глава 58
Юзеф Важинский оглядел комнату и понял, что его час пробил. Из тесных камер позади него доносились слабые стоны. На стенах висели инструменты, предназначенные исключительно для того, чтобы причинять боль. Руки у него были связаны за спиной. Перед арестованным стояли два немецких офицера: замначальника лагеря — его красивое лицо изображало фальшивое сочувствие — и второй, лысеющий полковник с нетерпеливым и решительным взглядом. Судя по нашивкам, он был из разведки.
Грузный фельдфебель с толстыми губами и короткими мясистыми пальцами отступил в сторону. Форма на нем была расстегнута, рукава закатаны — он ждал сигнала.
Если его сюда притащили, сказал себе Юзеф, значит, они все знают.
Прикинул, стоит ли потянуть время. Можно было все отрицать и до хрипоты кричать о своей невиновности. Можно было даже встать на колени и, распевая DieLustigen Holzhackerbaum, песенку о веселых дровосеках, пить с ними чертово пиво. Но все это не поможет. Он выбрал свой путь и должен им следовать. Юзеф понимал, что своими ногами ему отсюда не уйти.
Он больше никогда не увидит семью.
— Герр Важинский, добро пожаловать в одиннадцатый блок, — начальник говорил с предупредительной, обманчиво-располагающей улыбочкой. — Не стесняйтесь, осмотритесь, глотните воздуха. Я думаю, вы в курсе, что это за место и что здесь происходит.
Юзеф промолчал.
— Давайте не будем ходить вокруг да около и попусту тратить время. Его остается не так много. Я скажу вам, почему вы здесь. Во-первых, не будем притворяться, что вы — всего лишь обычный пекарь. Это все равно как если бы я, замначальника лагеря, сказал, что управляю курортом для богачей с причудами. Два дня назад некто пробрался в лагерь. Мы считаем, что он прилетел на самолете, его встречала группа партизан, и вы в их числе. На следующий день вы пристроили его сюда на строительные работы. Полковник Франке, представитель разведывательной службы, прибывший из Варшавы, полагает, что этот человек прибыл сюда с заданием вывезти кого-то из лагеря. Мы думаем, что побег произойдет сегодня, так что, как видите, у нас совсем мало времени на игру в кошки-мышки. Вы меня понимаете? Если вы хотите когда-нибудь выйти отсюда, герр Важинский, ответьте на вопрос: кто этот человек? И каким образом он собирается бежать из лагеря?
— Я не знаю. Не имею понятия, о чем вы говорите, — ответил Юзеф. Лейтенант Армии Крайовой, он был готов к любым испытаниям. Юзеф давал клятву, как и все его товарищи. С самого начала он понимал, на какой риск идет, и теперь должен был принять бой.
— Таков ваш ответ? — поинтересовался лагеркоммандант.
— Да. Я ничего не знаю о том, что вы ищете, — подтвердил партизан.
— Ну что ж, очень жаль, — полковник со вздохом встал, расстегивая рукава. — Это лишь означает, что или вы, или герр Мачек, который гостит тут у нас, говорите неправду. Так как он рассказал нам, что это именно вы пришли к нему третьего дня и попросили взять в бригаду того человека. Ох уж эти братья… — Он пожал плечами, медленно закатывая рукава. — Кто может точно определить, где заканчивается их преданность друг другу? Но в виду того, что времени у нас нет, мы будем исходить из того, что вы оба лжете. Дальше у нас есть несколько способов узнать, кто говорит правду, и разобраться со вторым. Сейчас я попрошу фельдфебеля Дормуттера применить его искусство, мне сказали, что в поисках ответов он может быть весьма упорным и убедительным.
Юзеф взглянул на фельдфебеля, который самодовольно ухмылялся, прислонившись к стене.
— Я могу еще раз вас спросить, — Франке сел на стол напротив Юзефа и открыл папку. — Замечу, дома вас ждут жена и двое чудесных сыновей, Кароль и Миколай, не так ли? Старшему нет еще и десяти, и я так огорчаюсь, думая о том, как майор Акерманн доставит их сюда, сегодня же вечером. К несчастью, как мне рассказывали, многие люди, особенно женщины и дети, не могут протянуть здесь и одного дня.
Юзеф еще раз глянул на ухмылявшегося фельдфебеля с мясистыми ручищами, потом на полковника с глазами-ледышками. Полковник поднялся, подошел поближе к Юзефу и бросил на соседний стул папку. Из папки выскользнул снимок его Миры и мальчиков.
— Жаль, — сокрушался полковник, почесывая бровь, — если им придется заплатить за ваше молчание. — Он сел на край стола, глядя на Юзефа не без сочувствия, но и не скрывая своих намерений. — Ваше время истекло, — объявил немец. — Вопрос один: как быть с вашей женой и детьми?
Глава 59
Альфред разыскал капо Зинченко, который обычно занимался формированием ночных рабочих команд. Пока заключенные ужинали, Зинченко расхаживал по двору с неизменной дубинкой в руках.
— На два слова, капо… — негромко произнес Альфред, подойдя поближе.
— Только быстро, — у Зинченко был переменчивый нрав. Альфред сам видел, как он забил дубинкой десятки людей без какой-либо видимой причины, просто потому что ему так захотелось. Ему совсем не улыбалось идти к Зинченко, так как невозможно было предсказать, как он отреагирует на то, что ты ему скажешь, тем более когда торг пойдет о твоей собственной жизни.
— Я надеялся, что вы сможете устроить меня в ночную смену на железную дорогу, — проговорил Альфред, наклонившись к капо поближе.
— Тебя? — Зинченко это показалось даже забавным.
— А почему нет? И еще моего приятеля. Вы его знаете. Это Лео. Он чемпион лагеря по шахматам.
— Да кто-нибудь из вас двоих хоть раз в жизни держал в руках лопату? — ядовито поинтересовался капо.
— За лишнюю пайку мы готовы потрудиться, если вы нам пособите.
Людей в ночную смену обычно собирали капо, переходя из барака в барак и поднимая бедолаг, которые только пришли с двенадцатичасовой смены. Чтобы те не упали замертво до утра, после полуночи им давали вторую миску баланды и позволяли спать после завтрака на следующий день. Но и это не делало ночную смену особо привлекательной. Охранники, дежурившие по ночам, как правило, были раздражительными и весьма вспыльчивыми, так что некоторых заключенных, уходивших на работу своими ногами, по утрам привозили на тачках в виде скрюченных трупов.
— Я готов заплатить, если вы поможете. В британских фунтах… — Альфред попал в цель. Глаза капо загорелись жадным блеском.
— За кого ты меня держишь? — зарычал на него Зинченко. — Я сделаю дырку в твоей набитой мозгами башке только за то, что ты сейчас сказал.
— Простите. Я ничего такого не имел в виду, — забормотал Альфред. — Я только думал о еде.
— О еде, — капо сплюнул. Потом огляделся вокруг. — Фунты, говоришь? — Это было как сунуть вечернюю помойку под нос кухонной мыши. — Команды собирают в семь тридцать у часовой башни. — Зинченко сплюнул.
— Спасибо, мы придем.
— Да смотри, не наблюй потом на меня, профессор. Это не талон на питание. Подписался, работай наравне со всеми. Или пеняй на себя.
— Я понимаю. — Альфред согласно закивал. — И еще, послушайте… — Он шагнул вслед за капо, который двинулся прочь. — Я знаю еще кое-кого, они тоже хотели бы воспользоваться этой привилегией.
— Не испытывай свою удачу, старик. А то тебя привезут на тачке, и к черту твою пайку.
— Я просто подумал, что фунты на дороге не валяются… По той же цене, разумеется.
Капо двинулся было дальше, но на его лице отчетливо отразилась внутренняя борьба.
— Стерлинги, говоришь?
— Хрустящими банкнотами. От одного новенького. Мне-то они ни к чему, — вздохнул Альфред. — Все мои страсти уже позади.
— По десятке за человека, — капо потер нос.
— По десятке? Это же вдвое против обычного.
— Такова цена. Или иди копайся в отходах пищеблока, если хочешь пожрать.
— В Вильнюсе за эти деньги я бы купил себе самый изысканный обед, — Альфред торговался для отвода глаз и умышленно упомянул родной город Зинченко.
— Вот и вали в Вильнюс, прямо сейчас, — капо пошел прочь.
— Хорошо, хорошо. Какой у меня выбор? Мы придем.
— Ждите в конце очереди, — на губах капо играла алчная улыбка. Хватит на водку на целый месяц. — И приноси денежки. Я сам тебя найду.
Глава 60
Отец Мартина Франке, рабочий-металлист с эссенского завода Круппа, всегда вел себя так, словно у него был только один сын.
А их было трое.
Папаша был угрюмым раздражительным пьяницей. Каждый вечер после смены он напивался на кухне, пока их мать шила в спальне лоскутные одеяла, и тащился спать, редко обращая внимание на своих детей. Такое суровое отношение не способствовало желанию мальчиков улучшить свой социальный статус благодаря образованию или упорному труду. Единственной целью отца было унизить их и напомни