Перед Джойстик мгновенно возникла картина: они с Дэнни в своем старом «форде» на вершине Грозовой горы. Подъем туда занимал не меньше часа, но они проделывали его довольно часто. Там они сидели в темноте, держась за руки и глядя на звезды, и вместе мечтали о том, как они после окончания школы отправятся в космос и будут жить на космической базе, как их дети будут расти среди звезд.
Там, на вершине Грозовой горы, под звездным небом, на расстеленном на земле одеяле, она впервые любила Дэнни.
Джойстик повернулась к Крею:
— Конечно было. А у вас?
— Разумеется. И называй меня Джон.
— А ты меня — Джойстик.
Он кивнул и снова повернулся к звездам:
— Наше место называлось Римская дорога. — Это была поляна на невысоком холме недалеко от города. С холма открывался вид на канзасские поля — это, пожалуй, была самая высокая точка в радиусе двадцати миль.
— Римская дорога? Романтично, ничего не скажешь.
Крей рассмеялся:
— Ничего романтического, просто холм стоял на земле фермера, которого звали Барри Рим.
Джойстик усмехнулась в ответ:
— А наше место называлось Грозовая гора, видимо в честь какой-нибудь небывалой бури.
Он тихо засмеялся, и они замолчали, глядя на звездное небо. Вдруг Крей оживился и повернулся к ней:
— Скажи, почему ты соглашаешься на такие дальние рейсы? Насколько мне известно, большинство пилотов предпочитают полеты между главными колонизированными системами.
Джойстик опустила руку в задний карман и вытащила маленький бумажник. Открыв бумажник, она подняла его так, чтобы Крей мог видеть фотографию.
— Вот две причины. Дрейк и Кэсс.
Крей внимательно посмотрел на фотографию детей, таких же темнокожих, как мать. Джойстик наблюдала за ним, пытаясь понять, что у него на уме. Наконец он произнес:
— Симпатичные ребята.
— Еще бы. По крайней мере, так кажется мне. Правда, я их мать, так что от меня трудно ожидать другого.
Крей улыбнулся:
— Ну в данном случае я полностью согласен с твоим мнением.
Джойстик закрыла бумажник и повернулась к окну.
Наконец она решила быть чуть более откровенной и заговорила снова:
— Их отец погиб во время войны. Да и мы едва уцелели. Теперь дети живут в Женеве у моей матери. На дальних рейсах платят в пятьдесят раз больше, чем за полеты между центральными системами. Это мой последний. Когда вернусь, смогу провести несколько лет с детьми. Мне их чертовски не хватает.
— Прошу прощения, — тихо проговорил Крей. — Я вовсе не собирался лезть к тебе в душу.
— Ничего. Такова жизнь. Ко всему привыкаешь.
Джойстик окинула быстрым внимательным взглядом стены и потолок вокруг. Ей была нужна помощь, но она не была уверена, что ему можно доверять. Проклятье, до чего же глупое положение!
— Что-то случилось? — спросил Крей.
— А ты, кажется, прямолинейный парень.
— Спасибо, я тоже так думаю, — ответил он, пристально глядя ей в глаза.
Она глубоко вздохнула;
— Знаешь, в этом мире есть кое-какие вещи, к которым я ну никак не могу привыкнуть.
Крей кивнул и продолжал слушать.
Джойстик снова раскрыла бумажник и вытащила изпод фотографий детей клочок бумаги, ровно настолько, чтобы Крей мог прочитать, что на нем написано: «Ничего не говори. Встретимся через час на моем корабле».
Вслух она сказала:
— Это фотография моего мужа. Жуки убили его перед самым концом войны. И к этому я никак не могу привыкнуть, так же, как и к тому, что прямо под боком целое гнездо этих тварей.
Она спрятала записку за фотографию и убрала бумажник в карман.
— Что ж, — ответил Крей. — К некоторым вещам действительно нелегко привыкнуть.
— Ага, я жду не дождусь, чтобы убраться отсюда и вернуться домой.
Оба снова повернулись к окну, где на черном-небе сияли тысячи далеких огоньков.
Джойстик изо всех сил старалась унять дрожь в руках. Она только что доверила свою жизнь совершенно незнакомому человеку. Неизвестно почему в последний момент она почувствовала, что ему можно доверять. Кроме того, больше не к кому было обратиться, а помощь была необходима.
Над ней, прямо за левым плечом, была Земля и там двое ее детей.
Она старалась не смотреть в этот угол звездного неба.
Сержант Грин решительно шагал через главную лабораторию. Сжатые кулаки, вздувающиеся под форменной футболкой мускулы и свирепый взгляд его серых глаз не предвещали ничего хорошего. Одетые в белые халаты научные работники спешили убраться с дороги, словно пешеходы при приближении поезда. Всем своим видом он говорил: только попробуйте меня остановить — и никто не решился.
Дураков не нашлось.
Сержант подошел к двери приемной профессора Клейста в дальнем конце лаборатории и рывком распахнул дверь, едва не сорвав ее с петель.
За просторным дубовым столом, перед которым по крайней мере на десяток метров простирался пушистый белый ковер, сидела Грейс, секретарша профессора. Она подняла глаза на ворвавшегося в приемную сержанта. На ней была тесная юбка бордового цвета и белая блузка, верхние пуговицы которой были расстегнуты, открывая изрядное количество тела, слишком похожего на настоящее.
Это был ее обычный рабочий костюм.
— Чем могу быть полезной, сержант? — спокойно спросила она, вставая и преграждая ему путь к двери в кабинет профессора, куда тот направился.
— Я хочу поговорить с Клейстом! — Не замедляя шага, он попытался обойти ее.
Легким толчком, не приложив заметного усилия Грейс отшвырнула его к облицованной дубовыми панелями стене, так что со стены сорвалась и упала за диван картина.
Сержант отскочил от стены, отпихнул диван в сторону и, пригнувшись, принял боевую стойку.
Секретарша-андроид стояла напротив него со скучающим видом, внимательно изучая свои ногти.
— К сожалению, у профессора сейчас совещание. Он просил его не беспокоить.
— Отвали в сторону, стерва, а не то…
— Он очень просил его не беспокоить, — улыбаясь ответила она. — Почему бы вам не записаться на прием и не прийти в назначенное время? Он наверняка, сможет принять вас завтра.
Лицо сержанта побагровело, и он прорычал:
— Сейчас я покажу тебе и твоему засранцу-профессору, как записываться на прием.
И он снова двинулся к двери в кабинет.
Грейс шагнула в сторону и встала прямо перед ним уперевшись вытянутой рукой ему в грудь.
Сержант поднял левую руку, чтобы отпихнуть ее в сторону, но в этот момент она спросила.
— Сержант, ведь вы не ударите женщину, а?
— Ударю, — ответил Грин, но Грейс, воспользовавшись его секундным замешательством, схватила его правой рукой за локоть, а левой за футболку и одним быстрым движением бросила через плечо, подальше от двери кабинета, прямо на середину пушистого белого ковра.
— Это неважно, ведь я не женщина, — смеясь, добавила она.
Сержант с глухим стуком упал плашмя на спину и у него перехватило дыхание. Он перекатился на бок и вскочил на ноги. Не раздумывая ни секунды, он снова бросился в нападение, словно бык на красную тряпку.
Грейс приподняла юбку и встретила его прямым ударом ногой в лицо.
На этот раз сержант кувырком перелетел через ее стол, но тут же вынырнул из-за него, сжимая в руках стул.
— И все же, сержант. Разве не лучше записаться на прием, как все нормальные люди? Ведь это гораздо проще.
Грин снова зарычал, словно разъяренный волк. Он сделал ложный выпад справа, заставив ее принять оборонительную стойку, и тут же слева нанес удар стулом прямо по голове. Грейс пошатнулась, но устояла. На ее обтянутом искусственной кожей лице не осталось даже царапины.
Она уклонилась от следующего удара и снова ударила его ногой в лицо, и ее острый каблук оставил на его щеке глубокую рану.
Сержант упал на ковер, и, прежде чем он успел пошевелиться, она ударила его ногой по ребрам и снова в лицо.
Он пытался откатиться в сторону, но она с нечеловеческой скоростью настигла его и еще два раза ударила в голову.
— Это тебе за то, что испачкал ковер. — Она пнула его еще раз. — А это — чтобы записывался на прием, как все хорошие мальчики.
Сквозь туман Грин услышал голос профессора:
— Достаточно, Грейс. Я уверен, что сержант уже усвоил урок.
Грейс схватила сержанта сзади за футболку и, словно ребенка, поставила его на ноги, лицом к профессору.
Клейст подошел ближе и улыбнулся:
— Мне кажется, я догадываюсь, почему он так разбушевался.
Сержант плюнул кровью на белый ковер под ноги профессора и посмотрел ему прямо в глаза.
— Ты убил одного из моих людей, ублюдок.
— Вы сами видели, сержант, что рядовой Чои намеренно уничтожил дорогостоящий экземпляр.
Грин не поверил своим ушам:
— И вы его за это убили?
— Попробуйте взглянуть на это с моей точки зрения, сержант, — сказал профессор. — Чои мог легко успокоить чужого сеткой Тазера, но не сделал этого. Я считаю это преднамеренным саботажем.
— Что? Да я тебя на куски разорву, урод.
Грейс крепче схватила сержанта за футболку и, вывернув ему руку, приподняла его, так что его ноги оторвались от пола.
Профессор успокаивающе кивнул ей, и она снова опустила его на пол, но продолжала выворачивать ему руку, так что ему стоило больших усилий не обращать внимания на боль и сосредоточиться на профессоре.
— Как руководитель этого учреждения я счел необходимым применить максимально строгую меру наказания.
— Чои был прав, — сказал Грин, выплевывая на ковер еще один сгусток крови. — Ты псих.
Профессор рассмеялся:
— Это научно-исследовательское учреждение, а не военная часть. Вы подчиняетесь мне и будете выполнять мои приказы.
Сержант попытался броситься на профессора, но Грейс держала его крепко: одной рукой за рубашку, другой выворачивая ему за спиной руку.
Профессор только покачал головой и отвернулся от сержанта, раздумывая. Наконец он снова повернулся к нему и нахмурился:
— Мне надоело неподчинение ваших людей и их казарменное мышление. Я передаю все ваши обязанности мистеру Ларсону. Грейс позаботится о том, чтобы немедленно отправить ваш взвод обратно на Землю. Вы и ваши тупоголовые подчиненные раздражаете меня, я не намерен больше терпеть ваше присутствие на базе.