Кембрий…
Отшвырнул плитняк, развернул карту.
По горизонталям получается – где-то здесь… Придется свернуть вправо…
Андрей провел жирную линию и нарисовал на ней три заштрихованных треугольника, знак закаменелости.
Скользя сапогами, двинулся вдоль склона.
Верхняя граница освоения была ясна.
Теперь он приближался к лесной дороге, по которой рассчитывал спуститься к речке, а от нее вернуться в деревню.
На сегодня этого вполне хватит… Да и чертовы «лапти» промокли… Не хватало подцепить простуду и свалиться… Тех бы сюда, кто составляет такие дурацкие годовые планы… Уже неделя, как по закону полевой сезон кончился, а ты все равно вкалывай, пока не загнешься…
Андрей завидовал полевикам-землеустроителям женского пола.
Девицы отправлялись в город еще до снега, уходили в отпуск и разъезжались по курортам и домам отдыха.
А мужской изыскательский контингент в полном составе, несмотря на морозы, вкалывал до самых ноябрьских праздников, не получая за свои страдания даже зимней надбавки.
Для институтского начальства главное – перевыполнить план, чтобы отхватить всем коллективом премиальные.
И только эти, весьма существенные суммы, выплачиваемые в начале следующего сезона, мирили Андрея с полевой несправедливостью.
В прошлый раз с премиальных он купил матери в подарок цветной телевизор последней марки.
Все соседки обзавидовались.
Андрей, припомнив ажиотаж, вызванный шикарной покупкой, устало улыбнулся и прибавил шагу.
Ближе к дороге высились обгоревшие снизу лиственницы.
Они казались скелетом, на который опиралась вся эта рыхлая масса берез.
Несколько раз из-под ног взлетали черные угрюмые глухари и, хлопая крыльями по воздуху и тонким веткам, исчезали в зарослях.
Каждый раз при такой встрече Андрей вздрагивал от неожиданности и ругал здоровенных птиц словами дяди Миши.
Поднявшись в очередной раз на пригорок, Андрей остановился.
Где-то совсем близко раздался выстрел.
Андрей сорвал подмороженную ягоду шиповника, пососал, выплюнул.
Наверное, сухостоина рухнула… Если только браконьер не развлекается…
14
Вскоре, продравшись сквозь молодняк, выбрался на дорогу.
Провел пальцами по лицу, снимая какую-то прилипшую дрянь, повертел головой туда-сюда и, закинув лопату на плечо, потопал на юг.
Сделав пару шагов, увидел свежую отметину протектора.
Там, где лужица белела мутным ледком.
След прошел совсем рядом.
Андрей разбил лед каблуком, и оттуда брызнула грязная вода.
Теперь ясно, чей выстрел… Охотнички стараются… Наверняка за дичью прикатили… Вытанцовываешь здесь, как дурень, а они за рогами прибыли… Тут как раз идеальные угодья для изюбря…
Андрей миновал поворот и неожиданно метрах в трех от себя увидел «газик».
Возле машины стоял человек и смотрел в сторону леса.
Андрей тоже остановился и, не зная, что делать, стал разглядывать толстяка в красной куртке и непривычно светлых сапогах.
Сапожки – фирма!.. Японские или финские… Пижоны!..
Толстяк заметил Андрея и, как бы невзначай, задвинул ногой под машину глухаря.
Андрей понял: приняли за егеря.
Идиот дядя… Будет егерь по тайге с полевой сумкой и лопатой разгуливать… Егерь всегда до зубов вооружен… В фуражке с эмблемой и значком на груди… Впрочем, со страху любого за представителя закона примешь…
Андрей смело шагнул к машине.
– День добрый!
Толстяк, нерешительно кивнув, продолжал топтаться на одном месте.
Андрей обошел вокруг «газика», заглядывая внутрь.
Толстяк, как филин, следил за ним, поворачивая голову.
Послышались голоса, смех, и на дорогу вышли высокий мужчина и женщина с «мелкашкой».
На винтовке поблескивал оптический прицел.
– Сергей Петрович, Сергей Петрович! – заверещал толстяк и повел раскрасневшимся носом в сторону Андрея. – Вот!..
– Молодой человек, – сказал Сергей Петрович и непринужденно улыбнулся. – Вы, кажется, успели напугать нашего милейшего хирурга?
– Да нет, просто проходил мимо.
Андрей, забросив на плечо лопату, собрался удалиться.
– Вы, наверное, у Федора остановились? – спросила внезапно женщина.
Андрею понравился ее настойчивый, но грустный голос, и он утвердительно кивнул.
– Надо будет заскочить к закоренелому отшельнику, – сказал Сергей Петрович и зачем-то расстегнул «молнию» на куртке. – Самогон у деда – как слеза!
– Разрешите взглянуть на карту, – попросила женщина, видно, заметив у Андрея в руке сложенный лист.
– К сожалению, служебная, – сказал Андрей, посмотрел на ее ненакрашенные губы, отвернулся и, не попрощавшись, зашагал прочь.
За спиной раздался треск и сопение.
Андрей оглянулся.
К машине из кустов выбрался парень в брезентухе, наверное, шофер.
Держа на вытянутых руках двух глухарей, принялся демонстрировать их то ли хирургу, то ли Сергею Петровичу, то ли им обоим, а женщина пристально, не отрываясь, все глядела вслед Андрею.
Внезапно расхотелось возвращаться к Федору.
Замшелый пень, реликтом прикидывался… Землю жалел, а сам все ходы-выходы знает… Ну ничего, председатель под него такую мину подведет… Выкорчуют…
15
Побродив два часа по лесу, Андрей окончательно продрог и потащился в сторону мертвой деревни.
Федор встретил его у ворот и нарочно сердитым голосом спросил:
– Ты чего это моих гостей пугаешь? Они чуть полные штаны не наложили от твоей образины.
– Да плевать я хотел на них, – сказал Андрей и вознамерился проскочить мимо Федора в теплую избу.
Федор, выпятив грудь, загородил ему дорогу.
– Можешь радоваться, инженер, убрались они отсюда, на заимку поперли – а ты хоть знаешь, какого полета эти птицы?
– Стервятнички…
– Не чета тебе, теленку, они не только председателю тутошнему могут холку намылить, они в нашем районе кое-что значат! Да я на их месте на тебя и не взглянул бы – подумаешь, из города, экая цаца!
– Не надо было соглашаться, чтобы я остался у вас, – сказал Андрей. – Так что терпите.
Федор крякнул и, осклабившись, толкнул Андрея в плечо.
Андрей тоже в ответ состроил улыбочку, и оба, довольные, подошли к крыльцу.
– Вечером у нас банька проглядывается. Ты как, балуешься?
– Еще как, – сказал Андрей. – В городе у нас компашка, и мы каждый вторник посещаем сие заведение; только баня в городе – дрянь и пар – гадость, разве с настоящей деревенской сравнишь?
– А венички у меня, – сказал Федор и раскинул руки. – Раз хватишь – второй не захочешь.
– Может, помочь по баньке?
– Для начала перекусим. Потом будем воду таскать, а старуха к вечеру вареники закатит с картошкой…
16
Через час Андрей уже носил воду из колодца двумя огромными ведрами в баньку, которая торчала на краю огорода.
Федор возился с печкой железной бочкой, обложенной плоскими камнями.
Умаявшись, Андрей присел на порожек и стал смотреть, как Федор, отворив дверцу, шурует короткой кочергой, и отсвет падает на его сосредоточенное лицо.
Впервые ему захотелось сказать что-то хорошее этому непонятному человеку, но он промолчал и, подхватив ведра, принялся наполнять водой вторую бочку, которая заняла весь угол между полком и дверями.
Разделавшись с водой, Андрей пошел в избу и растянулся на раскладушке поверх одеяла.
В предвкушении бани настроение было кипучее.
Обвел деятельным взглядом комнату, не зная, на чем бы остановиться, и вдруг заметил на краю буфета большую черную книгу.
Андрей соскочил, схватил книгу и бухнулся снова на раскладушку, которая едва не проломилась от такого толчка.
Устроившись поудобнее, он принялся за книгу – и обомлел от одного названия: «Нюрнбергский процесс».
Вот дедуля дает!.. На сон грядущий, видно прочитывает, нервы успокаивает… А днем бабка иногда заглянет – картинки посмотреть…
За дверями послышался голос Федора.
Андрей успел положить книгу на место и притворился, что дремлет.
За приотворившейся дверью послышалась сбивчивая речь хозяйки.
– Не пущу! – говорила она еле слышно, с каким-то присвистом. – Забыл, окаянный, что ли, как прошлым разом еле очухался?.. Забыл?..
– Да я самую малость, – оправдывался Федор, – ей-богу, самую малость.
– Пеняй на себя, если упаришься, злыдень…
Хозяйка еще что-то быстро прошептала, и голоса стихли.
В комнату, тяжело ступая, вошел Федор.
– Почти поспела, банюшка родимая, – сказал он умиротворенно. – А баба моя портков чистых не дает, совсем тронулась.
– На меня мать тоже всегда ворчит, когда мы с друзьями париться ходим…
Андрей сел по-восточному, скрестив ноги.
– Квартира, мол, благоустроенная, а ты по баням шляешься, всякую заразу собираешь!
– То-то и оно… А вареники с картошкой все равно будут…
17
Федор и Андрей отправились в баню, когда стемнело.
Разделись в избе и, оставшись только в исподнем, набросили длинные тулупы, сунули ноги в валенки.
Пересекая двор, Андрей вдыхал животный запах овчины, ощущал пятками тепло валенок, предвкушал удовольствие.
Рядом, у ног, сопели собаки, но голоса не подавали.
Федор шел впереди.
Сейчас его фигура в просвете между амбаром и зимовьем показалась Андрею гигантской.
Она закрыла и мутную полосу неба, и матовый снег.
Андрей видел, как мерно покачивается голова Федора и упруго колеблются плечи, и старался не отставать, хотя все время обо что-то запинался.
Пройдя через двор, протиснулись в калитку.
Нырнули в тесный предбанник.
Скинув в темноте тулупы и валенки, на мгновение застыли, чувствуя набегающий сквозь щели холодный крепкий воздух.
Федор открыл дверь, и его обдало белым клубом пара.
Андрей стянул трусы и поспешил следом.
В бане на узком оконце горела приготовленная бабкой лампа.
Сильно пахло гнилым деревом и слабо-слабо – березой.