В бочке, что была соединена с печкой металлической трубой, нехотя булькала вода.
– Царство божие, не иначе!
Федор снял с бочки массивную крышку.
– Ох, и порадуем косточки…
Андрей пристроился на край нижней ступени полка и замер.
Федор почерпнул из бочки ковшом кипяточку.
– Это для разгону.
И плеснул с оттяжкой на камни.
Загудело.
Невидимый сухой пар вознесся к потолку.
Андрей сцепил руки, сжал колени.
Сейчас дойдет… Сейчас начнется…
Ударило в лицо.
Ну и парок, черт его дери… А старый хрыч опять подкидывает кипятку… Хоть бы разогреться дал!..
Федор бросил ковш на скамейку у порога и полез под самый потолок.
– Веник распарь!
Федор растянулся во весь громадный рост на полке так, что пятки нависли над каменкой.
Андрей взял веник, окатил кипятком и потряс над камнями, чтобы листочки не склеивались, чтобы каждый был самостоятельным.
Все у него получилось лихо.
– Может, уважишь немощного старичка? – сказал Федор. – Ридиклит замучил.
– Это можно, – ответил Андрей и, не спрашивая согласия Федора, добавил парку. – Держись, дедуся!
Защипало уши, руки.
Скользнуло по хребту.
Федор крякнул и громко застонал.
Андрей, легко подрагивая веничком, прошелся по спине Федора, добрался до черных пяток, вернулся обратно и неожиданно врезал промеж лопаток, но не сильно, а так, чтобы парком схватило.
С каждым новым движением Андрей усиливал удары, и листья широкого веника ритмично хлюпали, весело чмокали.
Гибкие ветки беспрерывно стегали широкую спину куркуля…
Минут через пять Федор запросил пощады.
Кое-как сполз вниз, бухнулся головой в кадку с холодной водой.
Спина его покрылась темными пятнами и мелко вздрагивала.
– Ну и как? – спросил довольный Андрей.
– Сердчишко уже не то…
Приоткрыли дверь.
Воздух пополз понизу, трогая ноги.
Федор присел на скамейку, низко наклонил голову.
Андрей опустился на корточки.
Оба дышали глубоко и жадно.
– Ничего, – сказал Федор, потирая ладонью широкую грудь. – Погодь, еще отыграюсь.
– А Семен Карпович, наверное, тоже любитель попариться?
– Еще какой! Ему бы – с кваском да травкой. Раз меня чуть до смерти не упарил. Сам навроде – кожа до кости, а внутри – стержень!
– Я у вас тут фотографию видел, где он молодой с орденами. Здорово, выходит, воевал.
– У меня тоже орден есть! – выкрикнул зло Федор и ткнул пальцем в грудь.
Андрей с трудом различил с левой стороны бледную наколку.
– Когда он фашистов долбал, я лес валил… Эх, и времечко было – тьфу!
– А за что вас? – спросил осторожно Андрей.
– Какая тебе разница? Только я свое до сих пор не наверстал.
– Сыновья-то в городе? – быстро спросил Андрей, чтобы сменить тему.
– Как же, начальнички! Только вот погода установится, сразу припрутся на казенной машине – за мясом. Бычок и два борова – это для них. Все лето со старухой упираемся, а они приедут, заберут – и до весны, а там по новой… Зато начальнички, оба! Выучились, едрена вошь…
– И внуки есть?
– Как не быть.
– А та, на стене, с медведем… – Андрей осекся, заметив, как вздрогнул всем телом Федор.
– Ты только при старухе не вздумай, – сказал он шепотом. – Нинка это, дочка старшего… Прошлым летом… таблеток нажралась – и каюк… Вляпалась в ихнего профессора ученого… А у того и жена, и детки… А тут еще папаша ее преподобный икру заметал… Петрушка вышла, вот. А девка была, скажу я тебе, – моя порода, упрямая – жуть, отчаянная, гордая… Каждое лето у нас жила, избу думали ей отдать… И телка, и корову, и хрюшек с приплодом… Она бы управилась с любым хозяйством, поверь… Во девка…
Федор замолчал.
Было слышно, как медленно с потолка срывается каплями вода.
Где-то в ограде глухо гавкнула собака.
– Может, в предбанник вылезем? – предложил Андрей и тронул Федора за горячее плечо.
– Уговорил! Оклемаемся, и по новой!..
Остыв на холодке, вернулись в баню.
Федор плотно прикрыл дверь.
– Ну лезь на полок! Теперича моя очередь веничком поработать.
Черпанул полный ковшик, приготовился.
Андрей вскарабкался наверх по скользким ступеням и блаженно закрыл глаза.
Камни ахнули, шумно зашипели.
Послышался стук ковша о край бочки, и опять загудел пар.
Федор медленно приблизился, легонько потряхивая веником…
18
Утром Андрей проснулся около девяти, хотя и собирался встать пораньше.
Его разбудил странный грохот.
Открыв глаза, он увидел, как, пошатываясь, пересек комнату Федор и скрылся в спальне.
Надо же в такую рань напиться…
Андрей встал, быстро оделся, поднял с пола ухват и прислонил к стене.
Появилась хозяйка с маленькой кастрюлькой в руках и прошептала, поглядывая на темные портьеры:
– Скрутило старого, ох, скрутило…
– Наверное, простыл?
Хозяйка поставила кастрюльку на стол, достала граненый стакан, покрыла его чистой марлицей и начала цедить отвар какой-то пахучей травы.
Андрей, не зная, что делать, продолжал стоять возле печки.
– Иди, милок, в зимовьюшку, там чай поспел, – не оборачиваясь, сказала хозяйка.
Андрей осторожно открыл дверь и сапоги натянул в сенях.
Это его баня подвела… Видно, храбрился передо мной, дурень старый… Ничего, отлежится… А бабка сразу забегала…
В зимовье Андрей обнаружил на столе только миску сметаны и хлеб.
Даже сахар забыла поставить… Видел бы Федор такое безобразие…
Андрей заглянул туда-сюда и наконец в облупленном шкафчике наткнулся на два окаменелых пряника.
Повертел их в руках и швырнул обратно на перекошенную полку.
Ладно, ограничимся легким завтраком по-деревенски…
19
Через полчаса, умяв миску сметаны и полкраюхи хлеба, Андрей вышел за ворота.
Еще вчера, подходя к дому, он знал, что надо обязательно закончить обследование березняка.
Но почему-то страшно не хотелось сегодня тащиться на противоположный край деревни и лезть через основательно заросшие конопляником огороды.
К вечеру Федор одыбает, и мы с ним наверстаем… А то с одной сметаны мутить начинает… А еще сестра Семена Карповича… Зажала и соленья, и копчености… Оставила героического землеустроителя без заслуженного сладкого…
Андрей повернулся к воротам и увидел торчащую из щели собачью морду.
Пес настойчиво ждала, когда гость уберется.
– Тебя, наверное, тоже плохо накормили?
Пес в ответ огрызнулся.
– Успокойся, пошутил я, по-шу-тил!
Насвистывая для бодрости, Андрей проходил мимо домов.
Каждая мертвая изба красовалась то резными наличниками, то геометрическими ставнями, то гордыми столбиками крылец.
Иногда Андрей заходил в какой-нибудь стылый двор и подолгу торчал там.
Ему начинало казаться, что все это – лишь декорация, которую выстроили для съемок очередного деревенского фильма.
Только раздавленная кукла да грязные разбросанные тряпки напоминали о людях, которые когда-то жили здесь.
Андрей доплелся до конца деревни.
Обогнув угол крайнего дома, пересек закочкаренный выгон и пошел в березняк.
С этой стороны он был гораздо реже, и над березами высились пастухами лиственницы с порыжелой хвоей на корявых ручищах.
Постоял, как бы привыкая к тишине и прозрачности.
Вдруг заметил еле приметную тропинку, припорошенную снегом, и пошел по ней.
Тропинка метнулась в кусты, выскочила на поляну, окруженную разбросанными березами, и пропала.
Посреди поляны стоял какой-то металлический каркас.
Приглядевшись, Андрей понял: это оградка, и только тогда вспомнил слова Семена Карповича о партизанской могиле.
Подошел поближе.
Все пространство вокруг оградки было покрыто густой травой: снег – и белесые засохшие стебли; снег – и спутанные жесткие листья.
И сам едва заметный холмик внутри оградки тоже был скрыт, и лишь железная ржавая тумбочка выделялась на фоне берез, которые где-то там, в глубине, смыкались туманной завесой.
С трудом размотав толстую проволоку, Андрей дернул на себя перекошенную калитку.
Оградка вздрогнула и заскрежетала.
Андрей навалился на калитку, и она с противным скрипом открылась внутрь.
Осторожно вошел.
Под ногами захрустело.
На потемневшей табличке еще угадывались фамилии да имена.
Из-за деревьев вылетели две вороны и пронзительно закаркали.
Андрей достал из сумки карту, отметил нужное место крестиком.
А если бы не Семен Карпович, то явно пропустил бы, не заметил… Все бы заутюжили, сровняли с землей… Надо будет председателю сказать… Может, приведут в порядок… Хотя кому какое дело до нее, когда она в такой глуши – была бы поближе… А Федор – хоть бы словом обмолвился; да и сюда, видно, не захаживает…
Андрей постоял еще немного и выбрался из оградки.
На этой стороне массива камень появился почти на таком же уровне, как и вчера.
Прежде чем добраться до плоской вершины водораздела, Андрей выкопал три прикопки и оформил столько же перечеток.
Здесь лиственницы попадались довольно часто, а в почве увеличилось содержание гумуса.
Взобравшись по склону, наткнулся на толстую поваленную лиственницу.
Оседлал ствол, каблуком сломал остроконечную ветку – от удара она разлетелась на упругие кусочки – и расстелил перед собой карту.
Хороший массивчик получается… Гектаров на сто вытянет, если не больше… Надо будет вечером прикинуть палеткой… И конфигурация вырисовывается классическая… Только вот могила партизанская останется родимым пятнышком…
Андрей слез с валежины, постоял – и вдруг вместо того, чтобы взять вправо, перевалил водораздел и стал спускаться по северному склону, хотя там ему делать было нечего.
Склон, заросший осинником и шиповником, оказался впридачу еще и слишком крутым для освоения.
Внизу чернели пятна хвойных, то и дело мелькали рыжие выступы обнажений.