— Никаких следов крови.
Рикард пролистал дальше отчет судмедэксперта.
— У нее на шее осталась борозда от шнура. Но Паскаль особо отметил, что петля, судя по всему, перемещалась, — сказал он, наблюдая, как Мария собирает волокна с серого дивана и убирает их в специальный пакет. Затем он перевел взгляд вверх. Его удивило, что торчавший из потолка небольшой железный крюк смог выдержать вес девушки и не оторваться. Но ее нашли именно висевшей на нем.
Мария повернулась и посмотрела на него.
— Тогда, возможно, кто-то задушил ее, переместил тело, а потом подвесил к потолку, чтобы имитировать самоубийство. Из-за чего петля и сместилась, — сказала она.
— Да, похоже на то, — согласился Рикард. — Кроме того, у нее есть повреждения в верхнем углу щитовидного хряща и подъязычной кости, которые могли возникнуть в результате внешнего воздействия.
Мария пожала плечами.
— Они с таким же успехом могли появиться, если рывок получился достаточно сильный, когда бедняга упала со стула, — возразила она.
— Все правильно. Нам же ничего не известно о ней. А кофе и белье, возможно, просто совпадение. Пожалуй, все началось с нападения на базе нацистов. Она испытала сильный шок. Ее мучило чувство вины из-за того, что один человек из их группы чуть не умер. Панический страх. Ей захотелось избавиться от всего этого, — согласился Рикард и покачал головой. Они же на самом деле ничего не знали об Ильве, кроме того, что рассказала Линн. Но она тоже не общалась с ней несколько лет, пока та внезапно не появилась у нее на пороге пару дней назад.
Мария задумчиво посмотрела на грязно-серый потолок.
— Такая возможность существует, — констатировала она. — Но в нее, значит, не верит Линн? А кого конкретно Ильва просила ее проверить?
— Ильва боялась, что нацисты внедрили к ним своего человека. То есть в группу АФА, вместе с которой она вторглась в их дом, — объяснил Рикард.
— А они могли сделать что-то такое? — спросила Мария.
Рикард задумчиво окинул взглядом комнату. Пустые стены. Никаких политических плакатов или хотя бы обычных картин. Чистый пол без следов крови, которые указывали бы на борьбу. И тело не имело никаких соответствующих повреждений.
— Это выглядит надуманным. Но, конечно, такого нельзя исключать, — ответил он. — Сначала засада в доме. Потом странное самоубийство.
Мария подняла пинцетом к свету волос, собираясь опустить его в пакет для улик.
— Не ее цвет. Но он может принадлежать кому-то из ее друзей, которые бывали здесь. И мне особо не верится в причастность нацистов к ее смерти. Почему тогда? Они же знали, что члены АФА наведаются в их дом, и приготовили им достойную встречу. А потому вряд ли могли отомстить потом. И они к тому же уже сильно избили Эзги, — сказала она и, сунув пакетик с волосом в свой рюкзак, добавила: — И если они действительно хотели запугать АФА, зачем обставлять смерть Ильвы как самоубийство? Им следовало просто застрелить ее, это выглядело бы как явное послание.
— Да, но ведь и Павичу, и Рессель известно, что у нас есть их имена. Они, пожалуй, захотели бы отомстить, не привлекая к себе внимания. Или защитить своего человека от разоблачения, — возразил Рикард.
Он подошел к полке и вытащил из нее несколько книг. Это оказались учебники для студентов юридических факультетов. По международному праву. По экологическому праву. Неожиданно много законов и инструкций, если учесть анархистское прошлое Ильвы. Он принялся рассматривать следы пыли. Поднял несколько сборников учебных материалов, засунутых поверх учебников, а потом позвал Марию, которая стояла на коленях в прихожей с прижатой к полу пластиковой пленкой.
— Кто-то, похоже, недавно вынимал все книги. И поднимал сборники учебных материалов. Самые пыльные лежали внизу, — сказал он.
— Кто-то обыскивал квартиру? — предположила она.
— Или Ильва просто ленилась убираться и сама искала что-то, — ответил он.
Мария осторожно оторвала желатиновую пленку от пола и подняла ее к свету. Никаких следов обуви. Только немного пыли и зерен песка.
— Зато здесь никаких проблем с уборкой. Идеальная чистота, — сообщила она и покосилась на брошенные в углу кроссовки. — Кто прибирается, собираясь сунуть голову в петлю?
У нее по коже пробежала дрожь, когда она представила себе молодую белокурую женщину, болтавшуюся под потолком. Почему она поступила так? Внезапно поняла что-то? В то же время, насколько Мария знала, в закрытых группах, членов которых связывали общие идеи, люди зачастую испытывали очень сильные эмоции. Пожалуй, Ильва почувствовала себя неспособной повлиять на общество, по ее мнению, двигавшееся в неверном направлении. Борьба за новый мир измотала ее, и она в конце концов сдалась.
«Если она все-таки повесилась сама», — подумала Мария и тяжело вздохнула.
Она сфотографировала пол в прихожей, открыла входную дверь и приложила желатиновую пленку к бетонному полу лестничной площадки. Похоже, на ней проявилось несколько отпечатков, принадлежавших, судя по всему, валявшейся в прихожей обуви.
Она оцепенела.
Нечеткий след грубой подошвы виднелся в углу пленки. Обувь, пожалуй, была 45-го размера. След перекрывал другие отпечатки. На пути с лестничной площадки в квартиру.
— Кто-то, похоже, приходил к Ильве. Мужчина, — сообщила она и показала пленку Рикарду, который подошел к ней.
— О’кей. Но это мог быть почтальон, — сказал он.
— Или ее убийца. Возможно, тот, кто охотится за всей группой. Нам, кстати известно, кто еще входит в нее? — поинтересовалась Мария.
Рикард покачал головой.
— Избитая девица, Эзги, все еще не рассказала, кто составлял ей компанию. У нас есть лишь пара имен, которые назвали ее родители. Антон и Фредрик, если я правильно помню. Но Линн должна знать. Кто-то из группы нашел ее и рассказал о случившемся с Ильвой, — ответил он.
«Но это вовсе не значит, что она назовет их нам», — подумал он. Пусть они вместе занимались несколькими делами и знали друг друга уже почти год, по его мнению, Линн по-прежнему особо не стремилась помогать правоохранительным органам. Даже если она попросила его присмотреться к этому самоубийству, вряд ли стоило рассчитывать, что она намеревалась выдать им своих бывших политических друзей. А если речь шла о возможном лазутчике нацистов, то Линн, скорей всего, хотела провести собственное расследование, прежде чем снова обращаться в полицию.
— Соседи не видели ничего странного. А когда Ильва виделась с родителями пару недель назад, все было как обычно. Они с сестрой собирались прокатиться в следующем месяце в Берлин и загодя заказали билеты. А отец собирался помочь ей со статистикой для дипломной работы, которую нужно было сдать на этой неделе. Именно поэтому он и отправился к дочери, когда она не пришла, — сказала Мария, листая на своем телефоне отчет, полученный по электронной почте из полиции Флемингсберга, когда Рикард завернул в полицейский гараж, расположенный под Крунубергским парком.
— Точно как утверждала Линн: никаких признаков депрессии или мыслей о самоубийстве. А еще ее мобильник пропал. И это выглядит странно, — добавила она.
— Может, и нет. Если верить СЭПО, члены АФА постоянно меняют телефоны, — возразил Рикард. — Если она задумала совершить самоубийство, то, наверное, сначала избавилась бы от мобильника. Мне стоит узнать мнение Линн по этому поводу. Затем надо посмотреть, что сможет сделать лаборатория с собранными тобой материалами, и только тогда мы будем решать, надо ли официально начинать расследование убийства. Но прежде всего мы должны связаться с другими членами группы Ильвы.
— Да. Узнать, не угрожал ли им кто-то. Не охотятся ли за ними, — поддержала его Мария.
«Хотя это же, наверное, перманентное состояние для любого члена АФА», — подумала он. И все равно Линн, пожалуй, была права. В их группу проник враг.
Агент нацистов, который уже совершил убийство, чтобы избежать разоблачения.
Глава 9
Рикард заметил Линн на мостках чуть ниже ее дома. Опускавшееся к горизонту солнце отражалась в воде пролива Орставикен, придавая ей красноватый оттенок. На этом фоне он и различил ее темный силуэт. Она стояла спиной к нему. Он развернул машину и, припарковавшись у тротуара под мостом, выбрался на улицу. Подкрадываясь к ней, он с удивлением заметил, как Линн вытаскивала из полыньи в тонком льду трепетавшую рыбешку.
— Неужели твоя стипендия закончилась? — поинтересовался он.
Линн улыбнулась и покачала головой.
— У меня стипендия аспиранта. Королевский технологический институт платит не так много, но мне, конечно, не приходится есть плотву, чтобы не умереть с голоду. Рыба для Тесс, — сказала она.
Он непонимающе посмотрел на нее и последовал за ней через калитку.
— Я назвала ласку в честь Тесс Асплунд. Женщины, вставшей на пути демонстрации нацистов в Бурленге несколько лет назад.
Линн положила рыбу в миску под фундамент дома и добавила:
— Они обе маленькие, сердитые и бесстрашные.
«Естественно, это не так банально, как если бы она взяла себе выброшенную кошку», — подумал он, когда они вошли в дом.
Она дала ему чашку жасминового чая. В холодном воздухе, проникающем из окна, над ней белым облачком поднимался пар. Цветочный аромат смешивался со слабым запахом свежепойманной плотвы. Линн серьезно посмотрела на него.
— Вам удалось выяснить что-нибудь?
— Не более того, что уже установила полиция Флемингсберга. Судя по всему, речь идет о самоубийстве. Но я не могу вдаваться в подробности, — сказал Рикард и заметил, как она помрачнела. Он колебался. Растягивал слова.
— Но есть кое-какие странности. Точно как ты и говорила, у нее, похоже, отсутствовали причины кончать с собой. И мы не нашли в квартире ничего, что могло бы объяснить, почему она вдруг решила повеситься.
«Но также ничего противоречащего версии самоубийства, во всяком случае, никаких следов борьбы», — подумал он.
Линн уставилась на свою чашку.