ком, готовясь к операции.
Отсюда они все еще могли видеть обветшалую постройку. Оба молчали. Он скосился на напарницу, сидевшую рядом на переднем сиденье. Для Юнгберга не играло никакой роли, что Эрик не смог поехать с ним. Даже если тот нравился ему, он чувствовал себя увереннее с Беатрис. Она была спокойной и уравновешенной. Надежной. Не горячилась понапрасну, как часто случалось с Эриком. Что в принципе тоже имело свои плюсы, поскольку такой настрой позволял Эрику мгновенно принимать решение в случае необходимости. Зато Беатрис тщательно продумывала свои действия, стараясь ничего не упустить.
Они смотрели на открытое пространство перед зданием, слабо освещенное фонарями проходившей рядом автострады. Строение выглядело заброшенным. Из-за грязи на фасаде следы от букв, когда-то украшавшей его надписи «Автосервис Хассе» едва виднелись. На больших раздвижных воротах висел огромный замок. Окна, расположенные по сторонам от них, посерели от пыли. На стеклах виднелись трещины. Беатрис покачала головой.
— А может, СЭПО неверно проинформировали? — спросила она. — Не похоже, что там внутри может состояться встреча анархистов.
Юнгберг пожал плечами.
— Посмотрим, — сказал он. — Нам остается только ждать.
Беатрис покосилась на часы. До указанного в перехваченном сообщении времени осталось полчаса. Никаких автомобилей рядом, за исключением старого «Вольво», видневшегося вдалеке на парковке за домом. Но в нем тоже не наблюдалось признаков жизни. Пожалуй, владелец бросил его за ненадобностью черт знает когда. Она открыла дверь, вылезла наружу и кивнула в сторону автозаправки, находившейся в трехстах метрах впереди по той же дороге, где они стояли.
— Кофе?
— Конечно, если можно. Я понаблюдаю пока. Держи мобильник под рукой на всякий случай.
Она жадно вдохнула холодный воздух. Устала сидеть в жарком автомобиле. Пусть даже в приятной компании. Андерс начинал нравиться ей все больше. Они успели поработать довольно много вместе после того, как она вернулась в отдел в конце прошлого года.
Но между ними ничего не могло быть. Так она решила для себя. У него была семья. Что само по себе далеко не всегда становилось препятствием. Но для Юнгберга она означала все. Дети, время, что они проводили вместе, жена и семейные отпуска. За последние месяцы она слышала его истории обо всем этом множество раз. Ее же абсолютно не интересовала семейная жизнь. Но он так об этом рассказывал, что она даже начинала чуточку завидовать ему. С такой теплотой, что ее увлекали даже самые примитивные из его историй. Его мягкий тон и спокойная манера говорить благотворно влияли на нее. Разговоры с ним становились словно сеансами терапии. Ее активное участие ограничивалось тем, что она порой вставляла анекдоты, услышанные в кабаке. Или на тренировке. Чтобы внести хоть какой-то свой вклад. Или слегка разрядить атмосферу, когда они долго застревали на какой-то серьезной теме. Вещах вроде постоянного роста насилия вокруг. Расизма. Недостатка ресурсов, с которым они периодически сталкивались.
Несколько раз ей приходилось поддерживать его, когда в тяжелые моменты он терял веру в себя. Переживал, если что-то шло не так, несмотря на его усилия. Они черпали силы друг от друга. Беатрис понимала его, хотя не всегда соглашалась с ним.
Она вошла в помещение автозаправочной станции.
Темнота и серый туман обступали машину со всех сторон. Ни единого движения, искры света или тени со стороны здания впереди. Юнгберг вылез из машины. Ему надоело сидеть и просто смотреть на него. Неужели они зря приехали сюда? Раз эти два активиста АФА и не собирались приходить на встречу вовремя.
Он проверил мобильник. Осталось двадцать минут. Он бросил взгляд в сторону автозаправочной станции. Беатрис до сих пор не появилась. Ей, наверное, пришлось стоять в очереди, если учесть, сколько машин было припарковано снаружи. Он медленно пошел вперед, прячась в тени деревьев, и периодически оглядывался. Ни один автомобиль так и не появился на подъездной дороге. Юнгберг изучил замок на воротах. Судя по ржавчине и грязи на нем, его не использовали много лет. С торца здания находилась обычная дверь. Возможно, через нее они и собирались попасть внутрь. Он не заметил никаких следов в пыли перед ней и, зайдя за угол, заглянул в окно. Ему не удалось ничего разглядеть.
Он уже хотел направиться назад к машине, когда резко остановился, уголком глаза заметив свет за окном. Он вернулся к нему. Внутри опять царила темнота. Может, ему показалось? Он пошел дальше вдоль тыльной стороны здания. И заметил приоткрытую дверь. В СЭПО, наверное, не знали, что у здания имелись другие входы. Изнутри не доносилось ни единого звука. После краткого сомнения он достал карманный фонарь. Положил руку на лежавший в висевшей на поясе кобуре пистолет.
И вошел внутрь.
За дверью находился короткий коридор, который вел прямо вперед. Вдоль стен выстроились поставленные друг на друга стулья. Рядом с ними стояли старые, пустые архивные шкафы с открытыми дверцами. На полу виднелись следы масла, покрытые слоем пыли. Старые болты и отслужившие свой век металлические детали. Он пошел по коридору и скоро оказался в просторном помещении, когда-то, вероятно, служившем мастерской или гаражом. Никакого оборудования сейчас здесь не осталось. Он посветил фонарем. Несколько старых скамеек. Он уже хотел повернуть назад, когда услышал похожий на скрежет звук.
Что-то двигалось в темноте.
Сильный свет фонаря ударил ему прямо в лицо. Он заморгал. Опустился на колени. Потянулся за пистолетом, но прежде чем успел схватиться за его рукоятку, молния сверкнула перед глазами. Раздался страшный грохот, оглушивший его. Казалось, все помещение взорвалось.
Пуля попала ему в голову.
Потом грохот повторился. Теперь он почувствовал удар в грудь. Его бросило назад, и, прижав руки к груди, он беспомощно упал на пол. Теплая кровь сочилась между пальцами. Голова раскалывалась от боли. Казалось, она вот-вот разлетится на кусочки. Комната вокруг исчезла. Он находился как будто в каком-то тоннеле. Видел только красный свет перед собой. А потом и он померк.
Росомаха поспешил к складскому помещению, к нему в углу большого зала вела дверь. Он открыл ее и поднял лежавшего на полу Антона.
— Нам надо сваливать. Полиция здесь.
Он толкал его перед собой.
Антон спотыкался. Он боялся, что его сейчас убьют. Ранее он слышал звуки выстрелов. В помещении пахло порохом. Он понял, как Фредрик вел его к коридору, по которому они пришли. Потом он схватил его за воротник и резко остановил. Антон качнулся и прислонился к кирпичной стене.
— Подожди здесь. Мне надо кое-что сделать, — прохрипел Фредрик, отпустив его. Он исчез в темноте, и на несколько секунд в зале воцарилась тишина. Потом его голос послышался снова:
— Антон.
Антон повернулся на звук. Затем темноту разорвал яркий свет, ударивший ему по глазам. Луч фонаря. Он моргнул и опустил взгляд.
«Что происходит?» — успел подумать он.
Спустя мгновение прозвучал выстрел.
Пуля попала ему в грудь.
У него создалось впечатление, как будто кто-то со всего размаху ударил его бейсбольной битой в солнечное сплетение. Еще одна раздробила ребра и пробила легкие. Его бросило на стену. Ноги подкосились. Он медленно опустился на колени. Видел все как в тумане. Белые и красные точки в темноте мерцали перед его глазами. Новый выстрел. Эта пуля пробила ему лоб и вошла в мозг. Но этого Антон уже не почувствовал. Он упал на пол лицом вниз.
Росомаха бросил взгляд через окно в сторону автозаправочной станции. Женщины-полицейского все еще не было видно. У него в запасе имелось несколько минут. Он не собирался ждать, пока она придет. Ее мертвого напарника ему вполне хватало. И он старался не убивать женщин. Во всяком случае, без крайней необходимости. Внезапно в памяти всплыло лицо Линн Столь, и он подумал, что для нее, пожалуй, сделал бы исключение. Все пошло не по плану. Вовсе не об этом он договаривался с датчанами. Ему требовалось оставить здесь бесчувственного Антона, якобы пострадавшего от рук его собственных товарищей по АФА в ходе возникшей между ними по какой-то причине ссоры. А также привезти сюда сильно избитого парня из «Скандинавского копья» в качестве доказательства того, что члены АФА брали в плен и пытали своих врагов, а также другие свидетельства их присутствия здесь. Вместо этого в просторном помещении сейчас лежал мертвый анархист. Антон. И мертвый полицейский, неизвестный ему.
И все равно он остался доволен собой, поскольку считал, что обвинения, которые теперь могли обрушиться на АФА в прессе, должны были принести им гораздо больший вред, чем если бы он просто реализовал исходный замысел.
Относительно датчан он не сомневался, что, немного поворчав, они наверняка признают его метод более эффективным, даже если полиция бросит все свои ресурсы на раскрытие этих убийств. Он ведь не оставил никаких улик после себя. Ничего, что могло бы привести их к нему или к Ульв А/С.
А его второй работодатель, куратор в Швеции, в результате получал возможность продвинуться в своих намерениях.
Он, пожалуй, помог ему даже больше, чем хотел, но это не играло никакой роли.
Что же касается Амида и его ненависти к Линн, арабу следовало восстановить свою честь собственноручно. Он не успевал помогать всем и каждому. Во всяком случае, в его нынешней ситуации. Выбросив из головы образ белокурой Линн Столь, он взялся за дело. Сделал еще пять выстрелов в стену за мертвым полицейским, спрятавшись, чтобы не пострадать от рикошетов, за дверь шкафа. Ему хотелось показать, что в комнате произошла яростная перестрелка. И что полицейскому пришлось отстреливаться, чтобы защититься. Пусть в результате погибли оба. Две последние пули Антона, прежде чем он сам упал замертво, попали стражу порядка в голову и в сердце.
Его кобура была пустой. Росомаха взвесил пистолет полицейского на руке. Он посмотрел на его тело, лежавшее на полу. Большая лужа крови растеклась вокруг головы. Напоминала нимб. И все равно его лицо выглядело умиротворенным. Возможно, немного удивленным. Типичная шведская внешность. Один из представителей трудового населения. Может быть, даже сторонник их идей. Они имели немало сочувствующих среди правоохранителей. Возможно, и он принадлежал к молчаливому большинству, которое не устраивало нынешнее развитие событий в Швеции. Тогда об этом оставалось только пожалеть. Но ради благого дела порой приходилось идти на жертвы. Даже среди своих.