Росомаха.
Черные зрачки таращились на него.
Камера мобильника продолжала снимать. Росомаха привязал веревку снова и исчез из кадра. Томас уже с трудом заставлял себя наблюдать это страшное зрелище. Телефон обжигал ладонь.
На экране тело матери судорожно двигалось, как в агонии. Она пыталась вытащить голову из чана. Вода в нем плескалась. Она вращала шеей, приподнимала голову и хватала воздух ртом. Потом голова падала вниз снова. Она делала выдох в воду. Мышцы шеи напрягались. Но у нее кончались силы. Движения становились слабее. Потом ее тело пропало с экрана, и видео закончилось.
Глава 32
Томас тупо таращился перед собой. Мобильник скользил во влажной от пота ладони. Он сидел словно окаменевший. Казалось, силы оставили его. Он недооценил Росомаху.
Обрез выпал из его руки, когда он машинально разжал захват. Звук удара металла об пол вывел его из состояния, напоминавшего транс.
Мать выглядела ужасно, когда он пришел. Она сидела, рыдая на полу в прихожей. Мокрые волосы свисали на лицо. Он обнял ее дрожащее тело и прижал к себе. Отвел на диван и накрыл одеялом. Она положила голову ему на колени и заснула. Убивать ее Росомаха, конечно, не собирался. Просто хотел сильно напугать.
Томас сразу же отправил эсэмэс. Проинформировал датчан. Он не знал, имели ли они какое-то влияние на Росомаху. Пожалуй, никакого совсем, ведь этот психопат, похоже, совсем свихнулся.
Мать всхлипывала на коленях, но не просыпалась. Он не мог позволить, чтобы беда случилась с ней, с его единственным родным человеком. А так как Йорген находился в тюрьме, у нее сейчас тоже остался лишь Томас. Их было только двое.
Он задумался. Йорген просил связываться с ним только в случае крайней необходимости. Риск был слишком велик. Он находился в особо охраняемом блоке. И пусть даже в Швеции пожизненный приговор не означал, что человек буквально должен просидеть в камере до конца своих дней, любое подозрение, что он не встал на путь исправления, могло серьезно отдалить момент освобождения.
Томас взвесил телефон в руке. Посмотрел на опухшее лицо матери. Красные от слез глаза. И принял решение. Он набрал сообщение. Прочитал. Переписал заново. Стер и опять набрал.
Человек в Халле, услугами которого пользовался Йорген, имел доступ к тайно пронесенному туда мобильнику. И до сих пор он ни разу не подводил. Йорген обращался к нему, когда еще сам гулял на свободе и у него возникала необходимость связаться с сидевшими за решеткой братьями по националистической борьбе. Томас отправил эсэмэс. Пожалуй, Йорген мог надавить на датчан, чтобы они помогли ему с решением данной проблемы. Насколько он знал, у них имелись необходимые ресурсы. Ведь именно они оплачивали дом его матери через некий фонд. А также ее вдовью пенсию из похоронного фонда, как они называли его, с тех пор как Йоргена приговорили к пожизненному заключению. После этого они не связывались с ними. И знали, что ни он, ни мать не принимали больше участия в борьбе. И все равно он надеялся, что Йорген сможет заставить их не оставаться в стороне. В то же время он жалел, что ему пришлось впутывать отчима. Даже испытывая большое уважение к нему, он знал, насколько плохо тот умел контролировать свои эмоции. Сам не раз испытал это на себе, когда был моложе.
Он не представлял, как Йорген отреагирует на содержавшуюся в эсэмэс информацию. И вообще, сможет ли он связаться с кем-то на свободе? Или замкнется от переживаний? Разобьет о стену костяшки пальцев в кровь? Сорвет злобу на каком-нибудь сокамернике или впадет в психоз? Но у Томаса не оставалось выбора. Его прежний коллега Коскинен все еще сидел в тюрьме. Именно он занимался подобным прежде — решением проблем. Планировал акции. Его же самого использовали только на вторых ролях. Он делал то, что ему говорили. Зачастую под влиянием наркотиков. Но это осталось в прошлом. Все изменилось, когда они узнали, что ждут ребенка, и купили новую виллу.
Томас перечитал свое сообщение. Может, он зря отправил его? Но к кому, кроме Йоргена, он мог обратиться? Вряд ли в полицию. Тогда отчим, пожалуй, отрекся бы от него и от матери навечно. А Томас не хотел, чтобы для нее все обернулось именно так. Она по-прежнему любила Йоргена.
Он нежно погладил ее лоб.
— Ладно, но мы просили срочно. Звони, как только закончишь, — сказал Рикард и, с раздражением отключив звонок, повернулся к Эрику, сидевшему за своим письменным столом.
— Это с Телиа, — сказал он. — Мобильник Росомахи, на который Клара отправила фотографии из дома Линн, включался. Они успели запеленговать мачту мобильной связи, прежде чем его выключили снова.
— И где он?
— Здесь.
Эрик резко поднялся.
— Росомаха сейчас находится в здании полиции? — спросил он.
— Вероятно. Среди нескольких сотен человек. Или где-то недалеко. Пеленг покрывает пространство радиусом триста метров.
Эрик остановился у двери в коридор.
— Ты оставил фотографию Росомахи охране на входе? — спросил он.
Рикард покачал головой.
— Нет, мы подождем с этим. Если у него есть свои люди в участке, не хотелось бы, чтобы кто-то предупредил его. Мне кажется, у него хватит ума не входить внутрь с включенным телефоном. Даже если он и принадлежит Росомахе. Нам же это неизвестно наверняка. Клара так еще и не рассказала, кому она отправила фотографии.
— А что по поводу распечатки от Телиа?
— Я не знаю, почему они так затянули с этим. Парень, который звонил, должен был проверить сразу же. А если мобильник включится, попытаться с помощью триангуляции более точно засечь его местоположение.
Эрик какое-то время топтался в дверном проеме. Его явно одолевало страстное желание пробежаться по этажам в поисках Росомахи.
Росомаха вышел из вагона пригородного поезда на станции Естра и натянул кепку на лоб. Он оставил Катарину Кранц в луже на полу. Опрокинутое ведро с водой лежало рядом. Теперь они знали, что он мог достать их где угодно. Они должны были дать ему денег. А в том, что они у них имелись, он не сомневался, стоило вспомнить хотя бы их дом. И виллу, только на днях приобретенную Томасом.
Росомаха не просил слишком много. И все равно Томас попытался его обмануть. Судя по всему, его абсолютно не волновала чужая сестра.
Он быстрым шагом направился вниз по Валхаллавенген. Скосился через плечо. Ощущение, что за ним идет охота, не покидало его. Сестру задержали. Клара тоже сидела в камере. Два человека, с кем он контактировал лично. Кольцо начало сжиматься. Он не сомневался в молчании Исабеллы. Но Клара? Знала ли она что-то, способное привести к нему? Вряд ли. И все равно он не был уверен в этом.
Он смотрел себе под ноги. Пробормотал извинение, столкнувшись с кем-то, идущим навстречу.
Ему не удалось полностью осуществить свой план, даже если АФА попала под огонь прессы и начала медленно разваливаться. По крайней мере, то ее отделение, в которое он метил. Сейчас его прежде всего беспокоило то, что это, похоже, никаким боком не задело Линн. Он надеялся навлечь на нее подозрение. Что она каким-то образом пострадает в результате. Что ее причастность к недавним событиям будет казаться само собой разумеющейся. Однако ничего такого не произошло. А ведь это для самого Росомахи, его шведского работодателя и датчан являлось общей целью, но ее, похоже, так и не удалось достигнуть. Линн стала для них бельмом на глазу с тех пор, как она появилась в полиции где-то год назад. Но он так и не смог добраться до нее.
Она продолжала сотрудничать с правоохранителями, словно ничего не случилось. И это ни у кого не вызывало вопросов. Никто не обвинял ее в связях с экстремистами, а ее тетку в должностном преступлении и не требовал, чтобы та ушла в отставку. Тем временем полиция постепенно приближалась к нему и, похоже, к датчанам.
Это уже вызывало сомнения, и поэтому он должен был действовать.
Сестра.
Линн.
С этими двумя вещами ему требовалось обязательно разобраться. Только тогда он смог бы покинуть Швецию и залечь на дно.
— Ты там сидишь?
«Ну, прямо реплика из фильма», — подумала Линн. Но такие вещи были характерны для Эрика. Интересно, какую сенсацию он хотел сообщить сейчас? Может, выяснилось, что Тупак Шакур был еще жив и решил разобраться со всеми зарабатывавшими на его смерти паразитами, которые ни отправили его труп в турне в виде 3D-голограммы?
— Я как раз собиралась ложиться, — буркнула она. — В чем дело? Ты знаешь, что уже половина двенадцатого?
— Ты не поверишь в это, — сказал Эрик и сделал драматическую паузу. — Но Йорген Кранц попросил о встрече с тобой.
Она не нашла что ответить. У нее все поплыло перед глазами. Она схватилась за кухонный стул, боясь свалиться. Йорген Кранц, который держал ее в качестве пленницы в сыром подвале почти год назад и которому не хватило несколько секунд, чтобы казнить ее.
Осужденный за убийство полицейского.
— Что ты имеешь в виду? Его ведь не выпустили?
— Нет, не беспокойся, если это и произойдет, то, пожалуй, через несколько десятилетий. Но он хочет встретиться с тобой в тюрьме.
— Зачем? — спросила она в полном замешательстве. Кранц был последним человеком в мире, с кем она хотела бы увидеться. И в ее понятии он придерживался того же мнения.
— Я не знаю. Но он явно хочет о чем-то рассказать. И отказывается разговаривать с кем-то другим кроме тебя, — ответил Эрик, растягивая слова. — Если ты выдержишь, было бы хорошо, если бы ты смогла сходить туда. Это может принести большую пользу нашему расследованию.
Он услышал ее пыхтение. Но она ничего не сказала. Он понимал ее. События, связанные с расследованием «кукольного» дела, оставили очень глубокую рану в ее душе. Она не хотела ворошить прошлое.
— Когда? — спросила она все-таки потом.
— Ну, достаточно скоро. Завтра рано утром. В восемь часов. Он жаждет встречи. Похоже, дело срочное.
«Что-то произошло», — подумала Линн. И вряд ли речь шла о покаянии. Или он хотел извиниться перед ней.