— Такое не забывается, — хмыкнул Андрей.
— Пойдешь?
— Не уверен. Сама видишь, сколько дел. Могу только попозже подъехать и тебя забрать, чтобы ты вечером одна не болталась по темным улицам. А что там на сей раз за мероприятие?
— Встреча с нашей главной детективщицей, Ксенией Марусиной. Ее книгами вся Москва зачитывается.
— Пойдешь перенимать опыт?
— Не исключено, — осторожно сказала я. — Что может одна женщина, то прекрасно сможет и другая. Я читала её повести — интересно.
— И тебе захотелось тоже попробовать? — с легкой насмешкой поинтересовался Павел.
— Павлуша, — как можно более мягко сказала я, — я уже попробовала, ты забыл. Повесть лежит в редакции, рецензии положительные. Месяца через два подарю тебе книжку.
— Ну да? — изумился Павел. — Как это у людей получается?
— А я тебе объясню, — тут же встрял Андрей. — Наталья садится перед компьютером и делает умное лицо. Потом начинает колотить по клавишам, время от времени вскакивает из-за стола, бегает по комнате и бормочет: «Ну как же сделать так, чтобы этого идиота никто не заметил? Там же пропускная система.» Или еще: «Почему героиня получается такой идиоткой? Это же не так!»
— О чем хоть повесть-то? — спросил Павел.
— А о том, как вы меня с Андрюшей сначала заподозрили в измене Родине, а потом спасли от серийного маньяка-убийцы, — охотно пояснила я.
— Воображаю, что ты там обо мне понаписала, — поморщился Павел.
— Павлуша, — нежно сказала я, — я тебя обожаю, временами просто люблю, поэтому ты у меня там вышел просто голубой персонаж…
— Что-что? — ахнули оба приятеля.
— Да ну вас, — обиделась я, — дураки пошлые. Идеальный, значит, герой получился, рыцарь без страха и упрека. Андрею понравилось. Ну все, закончили обсуждать мой бессмертный труд, подъезжаем. Елене и Галке сейчас потребуется моя помощь, а не чувство юмора.
На самом деле чувство юмора мне лично не повредило бы ни в какой ситуации. Но я мало знала покойную тетю Таню, да и особой сентиментальностью, как уже говорила, не отличаюсь. Однако Елену мне было безумно жалко, Галку — тем более, и следовало собраться и поддержать их обеих. Впрочем, я рассчитывала и на Милочку, которая в плане сочувствия и поддержки могла мне дать сто очков вперед, и которую мы подобрали по дороге на Преображенское кладбище, благо жила она в Сокольниках и нам даже не пришлось делать крюк.
Хоронить тетю Таню пришло огромное количество людей: дурные вести не лежат на месте. Родственники, подруги, бывшие пациентки, соседи по дому и по даче. Эту женщину любили все, у неё никогда не было врагов — и вот такая жуткая смерть. Господи, почему, ну почему хорошие люди долго не живут?
Глава десятая
С кладбища на нескольких машинах отправились на поминки домой к Елене. Я у неё никогда не была и теперь с любопытством оглядывалась по сторонам. Квартиру в типичном «сталинском» доме ещё до войны получил отец Елены. Огромные, чуть ли не во всю стену окна с мраморными подоконниками, высокие потолки с лепниной, и прочее, и прочее. Привыкшая, в общем-то, к строгой геометричности панельных домов (да и новых кирпичных, если уж на то пошло), я поражалась забытой прелести всех этих невесть как образовавшихся закутков, выступов, ниш. По коридору можно было запросто гонять на велосипеде — было бы желание. Словом, классический образчик сталинской архитектуры «для избранных»: спальня с примыкающей к ней ванной, гостиная и смежный с ней кабинет хозяина. Идеально для семьи из двух человек, но для большего числа народа — довольно-таки бестолково.
Квартира лично мне, как ни странно, понравилась куда больше дачи. Обожаю эту старомосковскую эклектику, когда мирно соседствуют самые, казалось бы, несовместимые вещи: чудом сохранившиеся остатки старинной резной мебели — ещё из приданого Татьяны Георгиевны, классические образчики мебели конца тридцатых годов, когда жить стало не только лучше, но и веселее, убогие прямые линии древесностружечной «стенки» — гордости каждой уважающей себя семьи семидесятых-восьмидесятых годов, — и сугубо современные предметы, типа тумбы под видеоаппаратуру. Любой дизайнер легко мог в этой квартире получить обширный инфаркт — от ужаса. Мне же, дилетантке, нравилось.
Тут я заметила, что не одинока в своем изучении апартаментов Елены. Павел также озирался по сторонам с выражением, не вполне мне понятным, и даже время от времени брал в руки ту или иную вещь: шкатулку, статуэтку. У него был вид человека, попавшего в помещение, когда-то ему приснившееся. Я не успела толком удивиться, как к нам подошла Елена:
— Вспоминаешь, Павлик?
— Как странно, здесь за все эти годы почти ничего не изменилось.
— Обои переклеили лет пятнадцать назад. Но — того же цвета. Ты же знаешь мамин консерватизм.
Елена всхлипнула и Павел обнял её за плечи. Сейчас они выглядели, как брат и сестра, объединенные общим горем, причем, судя по всему, испытывали схожие чувства. Да, время лечит, что верно, то верно.
— Какое счастье, что сейчас ты оказался рядом, — шепнула Елена. — Что бы я без тебя делала? Еще и Максима нет…
Я про себя отметила, что о своем драгоценном муже Елена не обронила ни слова.
— Аленушка, а можно мне посмотреть комнату Максима? — робко спросил Павел.
Робость — это было что-то новенькое в его репертуаре. Наш «железный Павел» удивлял меня все больше и больше.
— Конечно. Пойдем, я тебе покажу. Только… о сыне тебе эта комната ничего не скажет. Там теперь царство этой красотки… Марианны.
Елена отворила дверь в маленькую комнату, Павел остановился на пороге, а я заглянула через его плечо. Н-да… Больше всего это напоминало, по меткому выражению одного из классиков советской литературы «штаб уездного комиссара после веселого налета махновской банды». Некий диссонанс вносили только яркие плакаты с обнаженными красотками на стенах, а так — один к одному. Я бы сказала — бардак, но это не совсем прилично.
В такой обстановке вряд ли уместно говорить о семейном счастье: все та же коммуналка и никаких перспектив. И в эту квартиру ещё надо было прописывать красотку Марианну? Слепому ежику понятно, что она, разведясь с Максимом, мгновенно оттяпала бы себе единственную изолированную комнату в частную собственность и выставила бы трех бывших родственничков в две смежные комнатушки. Не исключено, что она ещё вернется и доведет начатое до конца. Надо бы предупредить Елену, чтобы не поддавалась на эту авантюру.
Своими соображениями я поделилась с Галкой, пока мы хлопотали на кухне, доделывая какие-то мелочи. Елену мы заставили пойти в спальню и прилечь хотя бы на полчаса: вид у неё был ужасный, казалось, она держится на ногах только невероятным усилием воли.
— Предупредить, конечно, надо, — согласилась Галка, — только не сейчас. Не время. Да и не воспримет она ничего. Хотя…
— Что — хотя?
— Она же безумно любит своего сыночка. Как он скажет — так и будет, с детских лет он ни в чем и никогда отказа не знал. Пожелает — она в эту квартиру кобру пропишет вместе с крокодилом.
— Но это же безумие! — возмутилась я.
— Безумие, — согласилась Галка. — Но его следует учитывать. Единственный, кто может хоть как-то повлиять на процесс — это таинственный Санечка, черт бы его побрал, прости меня Господи, царица небесная. В такой день бросить жену! В голове же не укладывается!
— Как он может повлиять? Перестань чертыхаться и объясни внятно.
— Она его любит. Не так, как Максима, конечно, но тоже до сумасшествия. И если он выскажется против…
— У неё случится раздвоение личности и она сойдет с ума, — мрачно спрогнозировала я. — Веселенькая перспектива. Нет, все-таки дети — это цветы жизни на могилах родителей.
Сказала — и мысленно обругала себя бестактной идиоткой. Говорить с Галкой о том, что дети — это головная боль, обуза или хотя бы просто источник неприятностей категорически противопоказано. Положение спасло появление на кухне Павла и Андрея, которые сообщили, что стол готов, можно садиться, больше ждать некого.
— Слушайте, милые дамы, — вдруг сказал Андрей, — а фотографии мужа Елены в доме нет? Очень хочется хотя бы на личико его посмотреть.
Галка пожала плечами.
— Не знаю. Елена мне фотографий не показывала, не знаю даже, есть ли свадебные. Только не надо сейчас у неё об этом спрашивать, она и так чуть держится.
— Да я и не собираюсь. Жаль, что нет Максима…
Тут уж не выдержала я:
— И хорошо, что нет! Не стоит вмешивать в это дело мальчишку. У него и так с отчимом отношения далеки от идеальных, а тут ещё он набредет на мысль, что бабушку убил муж его матери…
— Мальчишка, между прочим, женат, — сухо констатировал Андрей. — И вмешивать его все равно придется, хотя бы по этой причине. Нужно бы показать ему фотографию Анны. Если это не его жена — мы опять тянем пустышку.
— По-моему, опознать фотографию может и Елена. Уж она-то наверняка знает, как выглядит её невестка. Тем более, просила вас помочь в её поисках… Слушай, не надо никого опознавать! Попроси у Елены фотографию Марианны, вот и все. А мы сравним.
— Наташка, ты гений! — искренне восхитился Андрей. — Проще простого, как это я не сообразил?
Я не стала комментировать. Не так часто он делает мне комплименты, чтобы придираться к мелочам.
Андрей вышел из кухни и через несколько минут вернулся, держа в руках фотографию. В красивой, смуглой молодой женщине на отлично сделанном снимке не составляло никакого труда узнать масикову Анну. Значит, Марианна — это действительно она.
— Ну, и что нам это дает? — осведомился Павел.
— Потом прикинем, — отмахнулся Андрей. — Пора садиться за стол, а потом дать Елене возможность отдохнуть.
— Бог наградит тебя за доброту, — пробормотала я с чувством невыразимого облегчения.
Пока рассаживались, я случайно услышала обрывок фразы, которую произнесла Елена, обращаясь к Милочке. По-видимому, это был конец какого-то их доверительного разговора.
— … счастье, что я снова встретила Павла. Ему цены нет, только я поздно это поняла.