— Папик! — пропела она. — Как хорошо, что ты сам прилетел. А то я уже по тебе соскучилась. Видишь, это любовник Марианны, никак в себя прийти не может, что угробил её. Жалко человека, правда?
— Так, — проскрипел коротышка, — угробил, значит, девочку? А в тюрьму не хочешь? Правильно соображаешь. Только имей в виду вот ещё что: сейчас я заберу отсюда свою супругу, а ты на всю оставшуюся жизнь забудешь, что когда-то был с ней знаком. Если, конечно, хочешь жить. Никакой Марианны мы не знаем, никогда в глаза её не видели, никаких дел с ней не имели.
— Естественно, — как бы даже недоуменно произнесла Императрица, но супруг отмахнулся от нее, как от докучливой мухи:
— Ты тоже помолчи. Сегодня же отправлю в санаторий — только подальше отсюда. По тебе давно швейцарская клиника плачет, вот там и отдохнешь, а заодно посидишь в карантине, устал я от твоих выходок. Давай в вертолет, быстро.
Только тогда до «героя-любовника» стало что-то доходить и он завопил:
— Ирина! Но вы же не можете… Я же тебе… то есть вам…
Она прекрасно помнила, как ответила ему четко, почти по складам:
— Мразь. Дебил. Ты бы хоть поучился, как настоящие мужчины поступают. Вот мой муж меня любит. А ты… Не было тебя в моей жизни, ты мне даже не снился.
И спокойненько села в вертолет, который тут же взмыл в воздух, унося её от неприятностей в привычную жизнь. Да, ведь действительно только Босс, царствие ему небесное, был настоящим мужчиной, а она, идиотка, мечтала о его смерти. И что теперь делать?
— Олег, — почти мягко сказала она, — успокойся. Давай покурим, что ли. Да и выпить не мешает, ты прав. Сейчас прикажу.
В этот момент раздался осторожный стук в дверь.
— Кто там еще? — раздраженно крикнула Императрица.
В дверь бочком вошла горничная, женщина без внешности и возраста в черном форменном платье и переднике.
— Вы приказали…
— Правильно. Принеси нам выпить чего-нибудь покрепче. А потом проводишь гостя в его комнату, спросишь у Николая Дмитриевича — куда. Приготовь мне постель. Пока все.
Ирина с удовлетворением отметила, что приказ о выпивке не вызвал традиционного колебания. Да, власть действительно переменилась, теперь только нужно ею по-умному воспользоваться. Ишь ты, и выпивку принесли её любимую — виски с содовой.
— Я позвоню, — сухо сказала она. — Минут через несколько.
Музыкант выпил внушительную дозу виски, даже не разбавляя, словно обычную воду, а потом достал из кармана две сигареты и, прикурив, протянул одну Императрице. Через несколько минут у него перестали дрожать руки, глаза прояснились, он налил виски, на сей раз по всем правилам, не только себе, но и Ирине, и прикоснулся своим бокалом к ее:
— Ну, за все хорошее.
— Спасибо, — кивнула она, ощущая знакомую блаженную легкость в теле. — Прорвемся, думаю. А ты, оказывается, тоже без «дури» не живешь?
— Могу и без нее, — пожал плечами Музыкант. — Просто редко покойников вижу, вот и психанул, извини. Давай, выпьем ещё — и баиньки. А? Как считаешь?
— Давай. Времени-то много уже. Утро скоро, а мы с тобой все ещё трезвые. Ну, ладно, ещё одну, не чокаясь, за упокой…
Когда Музыкант в сопровождении горничной ушел в приготовленную для него комнату, Императрица налила себе ещё виски и достала припрятанную на груди визитную карточку. Как ни странно, мысли от спиртного на сей раз не путались, мозг работал совершенно четко и ясно.
«Если кто и может помочь, так только этот Лев Валерианович. Он, похоже, одной породы с моим супругом, вот пусть и действует. От охранника нужно избавляться, это понятно. Как? Вот эту проблему пускай и решает, если хочет со мной дружить. А если… Если и он в койку захочет? Хватит с меня стариков, сколько можно? Денег теперь у самой полно… Да, но их ещё нужно получить, а я в делах ни бум-бум. Значит, придется потерпеть. Ничего, этот лев у меня и на тумбе сидеть будет, и через обруч прыгать, никуда не денется, только не спугнуть до срока. Вообще-то страшновато — голову прямо в пасть совать, так ведь другого способа нет. Пока нет. А там видно будет.»
Она взглянула на часы: семь утра. Что ж, можно и позвонить, ситуация позволяет и оправдывает. А потом хорошо бы несколько часов поспать. И Музыканта пока подержать на некотором расстоянии, но в пределах досягаемости. Незачем уважаемому Льву Валериановичу видеть возле убитой горем вдовы молодых мужиков. Пока незачем. Потом, может, ещё и не такого насмотрится. А теперь надо поосторожнее…
Она взяла трубку, набрала номер и мысленно перекрестилась. Теперь — самая важная часть её плана. Только бы Лев свет Валерианович клюнул, только бы поверил, что без него молодая вдова пропадет. А там все само собой покатится.
— Лев Валерианович, — сказала она, когда на том конце провода сняли трубку, — я даже не прошу меня простить за неурочный звонок. Это Ирина, жена Бос… Геннадия Васильевича. Точнее — вдова.
Глава шестая
Сколько он себя помнил, столько времени просто бредил химическими формулами и процессами. Ребята увлекались футболом, кино, веселыми компаниями — он до позднего вечера с разрешения учителя просиживал в лаборатории. От простеньких опытов переходил к более сложным, читал все, что только можно было достать по любимому предмету и твердо знал: где-то впереди его ждет Нобелевская премия за сногсшибательное открытие, огромные деньги, собственная лаборатория. И действительность в общем-то не охлаждала его пыла.
Победитель школьной олимпиады, районной, городской… Безусловный и безоговорочный талант в области химии. Поступление в институт тонкой химической технологии с первой попытки, где все пять лет обучения исправно получал высшую — Ленинскую — стипендию. Блестящее распределение в НИИ реактивов. Кандидат наук через три года, при том, что учился в заочной аспирантуре. Виктор Волков был известен уже более чем широкому кругу ученых специалистов и не без основания полагал, что лет через пять станет доктором химических наук, а к тридцати годам сделает сам себе роскошный подарок: вожделенную Нобелевку.
И тут судьба вдруг остановилась на полном ходу, как норовистый скакун. Оказалось, что ученые новой России не нужны, что денег на их содержание у государства нет и не предвидится. Бог бы с ними, с деньгами, потребности у Виктора всегда были минимальными, но после того, как год с лишним он покупал необходимые для опытов реактивы за свой счет и за тот же счет без конца чинил постепенно приходившее в негодность оборудование, терпение его окончательно лопнуло. Он поссорился с начальством, которое с нескрываемым облегчением указало строптивому гению на дверь, а освободившуюся лабораторию тут же сдало в аренду под какой-то офис. В общем-то, самая банальная вещь, такие происходят в каждом государственном учреждении, которое мучительно пытается выжить в условиях так называемой «рыночной экономики».
Виктор оказался безработным. Он мог эмигрировать, как тысячи его коллег и собратьев по несчастью, поселиться где-нибудь в чистеньком университетском городке и получать настоящие деньги. Мог устроиться в другой научно-исследовательский институт, по-прежнему жить в Москве и получать очень смешные деньги, но заниматься любимой наукой. Но обида на общество, выбросившее его чуть ли не на помойку, своеобразное чувство патриотизма, а главное, тихо съехавшая «крыша» заставили Виктора избрать третий путь устроить свою жизнь.
Впрочем, точнее будет сказать, что путь нашел его. Как-то на улице Виктор столкнулся с бывшим коллегой, о существовании которого и думать-то позабыл. В свое время они одновременно пришли на работу прямо с институтской скамьи. Виктор — с красным дипломом, а Роман — по протекции какого-то своего дядюшки, важной шишки в министерстве. Балабон Ромка был жуткий, ни одного задания никогда не мог толком до конца довести. Зато организовать, достать, выбить — равных ему не было. В конце концов его выбрали в местком, где он сделал головокружительную по тем временам карьеру. В итоге перешел руководить в ВЦСПС, с тех пор их дороги с Виктором окончательно разошлись.
Виктор в тот день шел домой злой и голодный, причем злился в основном на то, что чувство голода мешало додумать до конца очередную идею очень перспективного опыта. Глядел под ноги, поэтому просто налетел на человека, выходившего в этот момент из машины на тротуар. Тот чертыхнулся, Виктор поднял глаза и тут Роман его узнал.
— Старичок! — заорал он на всю улицу. — Сколько лет, сколько зим! Что такой мрачный? Здоровье нужно поправить после вчерашнего? Пошли, поправим.
— Не могу я, Ромка, — попытался отбояриться Виктор, который всегда терпеть не мог возлияний по поводу и без повода. — Дел по горло. Работа… Да и с монетами у меня сегодня не густо, так что извини.
— Монеты, старичок, это тлен. Прах. Нужно побыстрее отрясать его с рук. Не бери в голову, на выпивку у меня хватит, да и на закусон останется. Пошли, пошли. У меня самого душа горит. Отметим встречу, вспомним прошлое. Было время, славно гудели. Сейчас, конечно, уже не те силы, но попробуем, попробуем…
Виктор подумал, что Роман кое-что перепутал: «гудел» он всегда либо с девочками, либо с начальством — на халяву. А к Виктору в лабораторию заскакивал то за деньгами до получки, то за сигаретой, то за алиби для безумно ревнивой жены. Но потом подумал, что поесть все-таки было бы неплохо, а там видно будет. И позволил Ромке усадить себя в его новенький темно-синий «БМВ», где вкусно пахло кожей, дорогим одеколоном и сигаретами. Тоже, кстати, не дешевыми.
А Ромка трещал без умолку, у Виктора даже голова заболела. Он понял только, что из профсоюзов его бывший коллега вроде бы ушел и основал свое дело. Какое — непонятно, хотя Ромка и распинался про это довольно долго. Вроде бы третий раз женился. Или второй раз развелся? Но все было по-прежнему: «Я», «мне», «моя»… Правда, если раньше он хвастался поездкой в Сочи с секретаршей шефа, то сейчас — отдыхом на неких островах с некой Викой. Предполагалось, что Виктор должен эту самую Вику знать, потому что «все её знают, старичок, не прикидывайся». Да, Ромка и на Багамах — Ромка. Или на Гавайях…