кое-какие дела с мужем Императрицы. Но…
— Так, может, этот самый муж Императрицы Юлию и… того? Это же бизнес!
Андрей в очередной раз вздохнул и пожал плечами.
— Бизнес, конечно, штука интересная. Но с мужа Императрицы взятки гладки. Да и ей не до преступлений… сейчас, во всяком случае. Полюбуйся.
Андрей протянул мне газету, на последней странице которой я увидела обведенную черной рамочкой заметку. Некролог. Скоропостижно скончался один из новых столпов отечественной экономики… Соболезнования родным и близким… Правительство скорбит. Коллеги и соратники печалятся.
— Убили? — равнодушно поинтересовалась я.
— Зачем же обязательно убили? — усмехнулся Андрей, по-турецки усаживаясь на тахте. — Умер магнат своей смертью в собственной, так сказать, постели. Среди наших, с позволения сказать, олигархов, такое тоже случается. Так что твоя любимая Императрица теперь — безутешная вдова, наследница и хозяйка с ума сойти какого состояния. При чем тут исчезнувшая Юлия?
Крыть было нечем. Действительно, нужно обладать очень буйной фантазией, чтобы представить себе миллионершу, замешанную в «мокрое дело». Да и пути их с Юлией ну никак не могли пересечься — не тот круг, не тот уровень общения. Разве что Императрицу потянуло на старое и она решила кем-то заменить погибшую Марианну… Нет, глупости! Юля — наша с Галкой ровесница, судя по всему, нормальная женщина, передача «Про это» такие сюжеты не берет.
— Ладно, — вздохнула я, — твоя взяла. Скорее всего, с Юлей произошел какой-то несчастный случай. Сколько в газетах пишут: шел человек по улице, зазевался, угодил в открытый люк, случайно обнаружили через два дня. А могли и не обнаружить. Вот пойду завтра в родное отделение милиции за новой порцией ужастиков, там мне ещё и не такое расскажут.
— И что тебя так тянет на криминал? — сокрушенно спросил Андрей. — Занималась бы любовной литературой, милое дело. Плачут только от счастья, все герои — положительные…
— Это в смысле — лежат постоянно? — ехидно осведомилась я. — Ты хоть одну современную книгу про любовь читал, сентиментальный ты мой? Переводную, естественно, наши пока этим жанром не овладели.
— Почему? — поразился Андрей. — И почему герои постоянно лежат? Наташка, ты, по-моему, заговариваешься.
Я посмотрела на своего друга одновременно с жалостью и с завистью. С жалостью потому, что, судя по всему, целый пласт культурной жизни так и остался для него тайной за семью печатями. С завистью потому, что сама, к сожалению, прочитала «дамских романов» куда больше, чем следовало бы: как правильно кто-то заметил, эти произведения пишут для женщин с одной извилиной те женщины, у которых этих самых извилин — полторы. Ну, две, максимум.
— Отвечаю по пунктам. Во-первых, я не заговариваюсь, а веду среди тебя культурно-просветительную работу. Во-вторых, половину объема этих, с позволения сказать, романов, составляют постельные сцены с медико-анатомическими подробностями. В третьих, загадочной славянской душе с её тягой к прекрасному и возвышенному такие сугубо плотские восторги абсолютно чужды. В нашей стране секса нет. Хотя бы потому, что нет приличных слов, описывающих этот увлекательный процесс. Только матерные.
— Ну, это ты загнула! — развеселился Андрей. — Уж прямо-таки одни матерные? Быть того не может!
— Еще и не то может, — авторитетно сказала я. — Вспомни хоть одно приличное название.
Пока Андрей вспоминал, я успела заварить чай, налить нам по чашке и выкурить сигарету. Конечно, совесть у меня была не совсем чиста: я прекрасно знала, что задала любимому человеку непосильную задачу. Но пусть не лезет рассуждать о том, чего не знает. А дамские романы он не знает просто по определению, и слава богу! Каждому свое.
— Сдаюсь, — наконец сказал Андрей. — Думаю, тебе действительно лучше ограничиться криминальными сюжетами. Детективы любили, любят и будут любить.
— Заметь, это ты сказал, а не я. Хотя возражать не стану.
— И все-таки… Ну, не женское это дело!
— Обидеть художника может каждый, — вздохнула я, — дело нехитрое. Ладно, работать я сегодня уже не буду, устала. Чем займемся?
— Будем творчески отдыхать! — радостно заявил Андрей. — В кой веки раз и у тебя, и у меня свободное время. И еще, заметь, не вечер.
— А пойдем погуляем, — предложила я во внезапном приступе вдохновения. — Парк от нас в двух шагах, а твоя нога, по-моему, туда ещё не ступала. Подышим воздухом, отрешимся от будней… Слушай, гениальная идея! Там и поужинаем.
— В парке?
— Примерно. Там готовят отличный шашлык. Запах — нечеловеческий. Поедим, попьем пива, людей посмотрим, себя покажем. А?
Полчаса спустя мы шли по совсем недавно просохшим аллеям Царицынского парка, который действительно находится практически рядом с нашим домом. Наверное, именно поэтому мы в него выбираемся раз в год по большому обещанию, хотя могли бы дышать чистым кислородом хоть каждый день. Один из немногих уцелевших в черте Москвы зеленый уголок был когда-то частью необъятного поместья князей Кантемиров, богачей, меценатов, любимцев многих русских императоров, а ещё больше — императриц. В итоге — руины раскритикованного когда-то Екатериной дворца и каскад некогда великолепных прудов. Так проходит мирская слава…
Последнюю фразу я, забывшись, произнесла вслух, что вызвало законное любопытство у Андрея. Тем более, что перед этим мы минут десять вообще молчали, наслаждаясь прогулкой, а тут вдруг я выпалила достаточно помпезную фразу. Ни к селу, как говорится, ни к городу. Более того, почему-то мне захотелось произнести её на родном, с позволения сказать, языке, то-есть на латыни.
— Не понял, — естественно откликнулся Андрей. — Переведи.
Я перевела, но ясности в ситуацию это не внесло. Пришлось коротко посвятить друга в ход моих мыслей.
— Князья, говоришь? — изумился он. — Ну, надо же! А я думал, что соседняя станция метро названа вовсе даже в честь дивизии. Которая Кантемировская.
— Солнце мое, а в честь кого названа сама дивизия?
— Знаешь, никогда не задумывался. У нас ведь на слуху всегда две подмосковные дивизии были: Кантемировская и Дзержинского. Привыкли…
— Вот я и говорю: так проходит мирская слава. Уверена, лет через пятьдесят многие будут свято уверены в том, что вторая дивизия получила свое имя в честь какой-нибудь станции. Хотя, станцию уже давно переименовали в Лубянку… Слушай, объясни мне, бога ради, зачем нужны все эти бесконечные переименования? Ладно, с Железным Феликсом более или менее понятно. Но Пушкин-то чем помешал? Антон Павлович Чехов чем не угодил? Герцен, наконец, в чем провинился?
— В том, что разбудил декабристов.
Я посмотрела на своего друга с огромным соболезнованием.
— Вот из-за таких, как ты, держава и развалилась. Бывший сотрудник государственной безопасности не знает, кто кого разбудил. У вас что, политпросвещения не было?
— Я что-нибудь напутал?
— Еще как! Переврал, между прочим, не абы кого, а самого дедушку Ленина. Тот же четко объяснил: декабристы разбудили Герцена. А уж он бабахнул в «Колокол», после чего из искры разгорелось пламя. Ты вообще-то в какой стране живешь?
— А шут его знает! — безмятежно отозвался Андрей. — Наверное, в стране чудес. В любом случае, жизнь дается нам один раз, и прожить её как-то надо.
— Н-да, живем, конечно, один раз, зато каждый день, — философски вздохнула я. — Пойдем, съедим шашлык. Воспользуемся одним из преимуществ новой экономической политики…
На берегу пруда было достаточно многолюдно, но отыскать свободный столик в только что открывшемся летнем кафе удалось практически сразу. Единственным минусом было то, что в непосредственной близости от этого столика расположилась какая-то уж очень развеселая компания, причем сугубо мужская. Ненормативная лексика давно и прочно вошла в обиход моих сограждан и соотечественников, но, по-моему, ею стали все-таки злоупотреблять. С моей, сугубо интеллигентской точки зрения, материться нужно редко, но метко. А когда краткое непочтительное обозначение особы женского рода на букву «б» употребляется через два слова на третье, общий эффект снижается, а информативность по-прежнему остается практически нулевой.
Андрей принес две тарелочки с шашлыком, пиво и, заметив мою брезгливую гримасу, принял её на счет продуктов питания.
— Ты же сама предложила шашлык, а теперь косоротишься…
— Я не тебе косорочусь. Меня лексика соседей нервирует.
Андрей прислушался и усмехнулся:
— А ты отрешись. Думай о вечном и светлом. И не усугубляй, за такое поведение сейчас даже пятнадцать суток не дадут.
— Что ж, постараюсь не усугублять, — кротко вздохнула я. — Хорошо, что с нами нет малолетних детей. Страшно подумать, чему они могли бы научиться у невоспитанных взрослых дядей.
— Да конкретно — всему, — именно в этот момент повысил голос один из мужской компании. — Всему базару могу объяснить на пальцах. А кто не понял — тот…
Говорил мужчина неопределенных лет, внешность которого четко укладывалась в определение «плюгавый». А на фоне окружавших его вполне нормальных и даже упитанных парней он выглядел вообще заморышем-замухрышкой. Тем не менее, слушали его с некоторым даже почтением. Так мне, во всяком случае показалось.
— Не заводись, Черномор, — открыл было рот один из слушателей, но тот, кого он назвал по имени сказочного персонажа, только ещё больше распалился.
— И ты помолчи! За кайфом ко мне придешь, правильно? Значит, должен уважать. А то сядешь на голодный паек. Или вообще урою, мне это — раз плюнуть. И ничего мне за это не будет, я психический инвалид. Понятно? Одна вот довыступалась…
— Слушай, — шепотом сказала я Андрею, — по-моему, это местная мафия. И ведь до чего обнаглели — открыто свои дела обсуждают.
— Ты неисправима, — покачал головой Андрей. — В каждом алкоголике с зачатками паранойи тебе мерещится особо опасный преступник. Расслабься, дыши воздухом. И не подслушивай чужие разговоры, это нехорошо.
— Если бы не матерились… — вздохнула я. — Нет, в развитых странах все-таки народ культурнее, даже среди мафии. Пристрелят молча — и ладушки. Все, больше не буду. Тем более, что этого типа я видела несколько раз в нашем дворе. По-моему, мы соседи, а с соседями лучше дружить. Или хотя бы поддерживать отношения дружелюбного нейтралитета.