Я подумал — при нем ли его револьвер.
Прекратить разговоры! — Голос Мейна дрожал. — Работайте молча или я пристрелю одного из вас.
Мы умолкли. Но хотя мы не спешили, яма неизбежно углублялась. Было уже около четырех часов дня, в помещении стало темно, и Мэйн включил электрическое освещение. Зажглась лампа на том самом месте, где ее когда то разбил Хольц, Инглез взглянул на меня. Наверное, та же мысль мелькнула и у него. Если я сделаю вид, что почувствовал дурноту, смогу ли я приблизиться на достаточное расстояние, чтобы разбить ее киркой, подумал я.
— Не делай глупостей, Нейль, — прошептал Инглез.
Я взглянул на Мэйна. Глаза у него блестели. Мысли о золоте владели, им. Но он не забывал и о нас. Черное дуло пистолета смотрело мне прямо в живот, когда мы встретились взорами.
— Если вы сделаете хоть шаг к лампочке, Блэйр, я выпущу из вас кишки.
Мы продолжали копать. Поочередно один из нас спускался в яму.
Когда яма была уже около полутора метров глубиной, лопата Инглеза увязла в заплесневелом куске сукна. Керамикос вытащил его из земли.
— Это может заинтересовать вас, Мэйн, — сказал он. Кусок немецкой шинели.
— Копайте дальше!
В земле попадались ржавые штыки, винтовки с истлевшими прикладами и съеденными ржавчиной стволами, ремни, которые рассыпались, когда мы дотрагивались до них. И затем мы отрыли угол деревянного ящика.
Керамикос (в это время он находился в яме) взглянул на нас.
— Передайте наверх, — сказал Инглез.
Керамикос нагнулся и принялся руками очищать ящик от земли. Я посмотрел на Мэйна. Он был очень возбужден. Это видно было по его глазам, по напрягшемуся телу. Но он не двинулся с места.
Ящик был длиной около полуметра, сантиметров тридцать шириной и сантиметров пятнадцать в высоту. Дерево потемнело и подгнило, куски земли запеклись на нем. Керамикос обхватил ящик руками и передал Инглезу. Ящик был тяжелый. Инглез опустил его возле трупов и посмотрел на Мэйна.
— Поднимите наверх остальные, — распорядился Мэйн.
— Может быть, вскроем? — предложил Инглез.
Мэйн задумался. Соблазн увидеть золото был велик.
— Ладно, — сказал он. — Взломайте его киркой. Посмотрим.
Инглез подтолкнул к нему ящик.
— Ломайте сами. — сказал он. — Это ваше золото. Мэйн рассмеялся.
— Я не дурак, Инглез. Вскройте его!
Инглез пожал плечами. Упершись ногой об ящик, он сунул острие кирки между досок. Верхняя доска легко оторвалась.
Ящик был доверху набит землей.
Мэйн издал вопль и отскочил назад. Пистолет дрожал у него в руке.
— Что это за фокусы? — завопил он. — Это земля! Что вы сделали с золотом, Инглез? Что вы с ним сделали?
Он потерял контроль над собой. Лицо исказилось от ярости.
— Что вы с ним сделали? — повторил он. — Скажите, что вы с ним сделали или я… или я… — Он словно обезумел. Я испугался, что он застрелит Инглеза.
— Не валяйте дурака, — сказал Инглез. Голос у него был резок, и в нем звучали властные нотки. — Эти ящики лежали нетронутыми в земле с того самого дня, как ваши друзья их здесь закопали. Возможно, они — Мюллер и Манн — знают, где спрятано золото. Но вы убили их.
— Почему вы предложили вскрыть ящик? — Мэйн овладел собой. — Почему? Вы знали, что золота там нет?
— Я подозревал, что ваши друзья обманули вас, — ответил Инглез.
— Не верю! Я освободил их из тюрьмы, и за это они рассказали мне все. Они вырыли эту яму по распоряжению Штельбена и сложили в нее ящики и трупы. После этого Штельбен заперся здесь и завесил окно, чтобы они не могли подсматривать. Потом, когда они получили возможность посмотреть внутрь, они увидели, что яма была закопана, зацементирована и печь поставлена на прежнее место. После этого Штельбен запер дверь, и больше они не могли попасть внутрь.
— Это они так говорят, — заметил Инглез.
Мэйн дико огляделся вокруг.
— Оно где-то здесь, — сказал он. — Должно быть здесь…
— Вы уверены в Мюллере и Манне? — тихо спросил Инглез.
— Да, конечно. Штельбен не мог вынести отсюда золото, чтобы они не заметили.
— Вы знаете обо всем только с их слов, — напомнил Инглез. — Вы же в конце концов обманули их. Почему они не могли обмануть вас?
— Достаньте остальные ящики, — приказал Мэйн.
— Если один ящик наполнен землей, значит, и остальные тоже, — сказал Керамикос.
— Вытащите их! — заорал Мэйн.
Теперь мы работали значительно быстрее. Мы вытащили из ямы двадцать один ящик и вскрыли все по очереди.
— Ну, что прикажете делать дальше? — спросил Керамикос, когда был вскрыт последний ящик.
Мэйн не слушал его. Его взор блуждал по помещению. Оно где-то здесь, — говорил он. — Я уверен в этом. Ия найду его, даже если мне придется разломать тут все в щепки!
— Может быть, сперва выпьем и обсудим обстановку? — предложил Инглез.
Мэйн задумчиво посмотрел на него. От его самоуверенности не осталось и следа.
— Хорошо, — сказал он упавшим голосом. — Сбросьте все обратно и закопайте.
Наспех мы забросали яму землей и отнесли инструменты в дом. Снег перестал валить, но было очень холодно, и ветер пробирал меня до костей сквозь еще сырую одежду. Джо уютно устроился у камина с книжкой в руках.
— Куда вы все запропастились, черт бы вас побрал? — спросил он. — Я уже начал беспокоиться. И что вы делали со всем этим — сажали деревья? — Он показал на инструменты, которые мы несли.
— Нет. Откапывали золото, — ответил Инглез.
Мэйн пошел наверх. Джо поднялся с кресла.
— Просто сумасшедший дом, — обратился он к Инглезу.
— Сперва вы заявляете, что у вас была ссора с Мэйном. Затем вы все исчезаете вместе с ним. Вальдини и Карла заперлись наверху в своих комнатах. Может быть, вы объясните мне, что тут происходит?
— Сядьте и успокойтесь, — сказал Инглез. — Вы кинооператор по штату, а не нянька.
— Да, но все это очень странно, старина, — не унимался Джо. — Здесь что-то происходит, а…
— Вы оператор или нет? — резко спросил Инглез.
— Конечно, оператор, — обиженно ответил Джо.
— Ну и занимайтесь своим делом. Я здесь не для того, чтобы цацкаться с вами. Сегодня вы потеряли возможность сделать несколько хороших снимков, потому что поленились выйти наружу.
— Да, но…
— Прекратите!
Джо хмуро уткнулся в книгу. Это было несправедливо со стороны Дерека, но зато заставило Джо прекратить расспросы. Мы прошли в чулан для лыж и сложили там инструменты.
— Думаю, что теперь Мэйн захочет прийти с нами к соглашению, — сказал Керамикос. — Он не любит оставаться в одиночестве. Особенно теперь, когда он понял, что не знает, где спрятано золото. Он не посмеет застрелить нас вдруг один из нас знает, где золото. Но и в живых он нас не посмеет оставить, разве только мы станем его компаньонами… Думаю, что он захочет принять всех нас в свою компанию.
— Но нужно ли нам соглашаться на это? — спросил я.
— С вашей помощью мы можем отделаться от него. — Я имел в виду пистолет Керамикоса.
Грек покачал головой.
— Нет…нет. Мэйн еще может нам пригодиться. Мы не знаем, что известно ему. Сперва мы должны прийти к соглашению.
— Но разве он знает о золоте больше нашего? — сказал Инглез.
Керамикос поморщился.
— Четыре головы всегда лучше, чем одна, друг мой, — ответил он учтиво.
Мы пошли наверх. Я был рад снять с себя мокрую одежду и переодеться.
Приведя себя в порядок, Инглез пришел ко мне.
— Как самочувствие, Нейль?
— Нормально.
— Заклей порез пластырем, — посоветовал он. — Если у тебя нет, я принесу.
Он вышел и, вернувшись, наклеил мне пластырь.
— Сочувствую, — сказал он, хлопая меня по плечу, — что твоя попытка вырваться на свободу не удалась. Это было очень смело.
— Скорее всего безнадежно, — усмехнулся я.
— Бесполезно, скажем так, — улыбнулся он. — Но ты-то этого не мог предугадать.
— Скажи, ты знал, что в ящиках нет золота? — спросил я.
— У меня было смутное подозрение. — Он закурил сигарету и, наблюдая за угасающим пламенем спички, продолжал: — Человек, за которым нам нужно теперь следить в оба, — наш друг Керамикос. Он куда более коварный тип, чем Мэйн. К тому же, он считает, что мы знаем, где спрятано золото.
— А в действительности? — спросил я.
— Чем меньше ты будешь знать об этом, тем лучше, улыбнулся Инглез. — Пошли вниз, выпьем как следует. И смотри напейся сегодня не меньше меня.
Это был странный вечер. Инглез был в ударе, рассказывал, анекдот за анекдотом о кинозвездах, которых он знал, о: режиссерах и вечеринках, заканчивавшихся потасовками. Он работал на совесть, словно уличный зазывала, стремясь во что бы то ни стало расшевелить свою аудиторию. Правда, сперва вся аудитория состояла из меня одного. Но затем Дерек оторвал Джо от его ковбойского романа и пригладил его взъерошенные перышки. А когда к нам присоединился Керамикос, то в одиночестве остался Только Мэйн. Он сидел в стороне, и мы устроились за стойкой бара.
По-видимому, этого и добивался Инглез.
Наконец Мэйн встал, подошел к пианино и исполнил что-то Баха. Это было дикое, яростное исполнение. Старое пианино громко рыдало, выражая отчаяние Мэйна и его бессильную ярость.
А Инглез все продолжал сыпать анекдоты, и мы держались за животики от смеха. Это было мрачное веселье, вызванное остроумием Инглеза и выпитым коньяком. Но смех был неподдельным. И, по-видимому, это и подействовало на Мэйна, сняло владевшую им напряженность. После неудачи с золотом он больше не был уверен в себе. Он вдруг ударил по клавишам и встал.
— Перестаньте ржать! — закричал он.
— Не смотрите на него, — прошептал Инглез и продолжал свой рассказ.
Мы снова захохотали.
— Прекратите, слышите?
Инглез обернулся. Он слегка покачивался.
— Ш-што пр-рекратить, сэр? — нарочно вежливо спросил он.
— Пересядьте к печке и прекратите шум, — приказал Мэйн.
— Какой шум? Вы слышите какой-нибудь шум, Нейль? — Дерек величественно обернулся к Мэйну. — Здесь никто не шумит, старина. Может быть, пианино?