Вот тогда-то в моей жизни и появились Малкольм и Вивьен. Не помню, когда познакомился с Малкольмом, но он точно был одет как стиляга (а Вивьен – как модница). Мы разговорились, и я регулярно принялся захаживать в их магазинчик Let It Rock – сначала раз в неделю, а потом все чаще и чаще, пока это не стало происходить практически каждый день. Я в то время многое игнорировал и не замечал, но что-то заставляло меня прийти в этот магазин. Как я уже сказал, дело не только в Малкольме и Вивьен. Когда их не было, я с удовольствием болтал с другими сотрудниками.
Это было до того, как там стали зависать Глен Мэтлок или Крисси Хайнд. Помню очень стильного черного паренька по имени Стюарт, который там работал, – вел себя как гомик, но выглядел сурово. Как только я ушел из родного дома и нужно было где-то ночевать, я иногда мог покемарить у этого типа, причем в одной кровати, и он ко мне даже не подкатывал. Конечно же, хотел мне отсосать – а кто не хотел? Но я не шел у него на поводу.
Ничего связанного с сексом между мной и моими корешами никогда не было. А те «яркие» эпизоды происходили случайным и странным образом, когда я был сам по себе. Знаю, был слушок о том, что мы с Полом «того», но могу тебя заверить, что этого никогда не было. Когда мы спали в одной кровати – а за годы это было часто, – то всегда только валетом. Однако, помнится, однажды ночью он разбудил меня и спросил: «Ты чего, мать твою, творишь?» Я, наверное, наглаживал ему ногу, но при этом спал. Готов поспорить, он до сих пор думает, что я пытался к нему приставать. Не льсти себе, Куки, я трогал тебя лишь в своих снах.
Пытаюсь представить, что же думал обо мне Малкольм, когда я стал зависать в магазине. Он совершенно точно не считал меня заурядным подростком, которые ходили по Кингс-роуд в приталенных костюмах с тонкими галстуками и ботинках на платформе, хотя и такое со мной бывало. Куки называет это периодом «Адама Фейта из сериала “Волнистый попугайчик”», но я полагаю, что носил джинсовые шмотки. Еще была эра Дэвида Боуи периода альбома Hunky Dory, с майками-алкоголичками и прочим дерьмом, но это довольно быстро прошло. Ziggy Stardust и Aladdin Sane были для меня двумя важными альбомами Боуи – ранние пластинки, когда у него все еще были кудрявые волосы, придававшие атмосферу фолка, и это мне, честно говоря, не нравилось. Такое слушали, скорее, в сквотах на Портобелло-роуд.
Вернемся к Малкольму. Полагаю, он почувствовал мою энергетику и увидел, что для меня значат музыка и мода, и элемент раздолбайства – говоря простым языком, все остальное мне было совершенно до пизды. Вивьен и Малкольму нравились неадекватные личности, но вряд ли это было потому, что они искали тех, на ком могли претворять идеи в жизнь. Думаю, дело в том, что они и сами были с глубокими душевными травмами.
Может быть, не столько Вивьен – в общении с ней я, скорее, чувствовал, что ей страшно быть нормальной девчушкой с севера страны (вероятно, после первого брака остался горький привкус, и теперь она решила пойти в другом направлении), – сколько совершенно точно Малкольм. Сложно было не увидеть, что в детстве ему явно чего-то недоговаривали. Я так и не узнал причину, но отношения с мамой и бабушкой, видимо, испортились, и он покинул дом в очень раннем возрасте – прямо как я.
Позже, когда появился Джон, он не давал Малкольму никаких послаблений, потому что Лайдон родом из довольно любящей семьи и снисходительно относился к тем, кому в жизни повезло меньше, чем ему. Джон пытался выставить Макларена каким-то глупым хипстером среднего класса, тогда как мы с Полом видели в Макларене, скорее, хамелеона, и может показаться, что это хорошо, но, если подумать, пытаться ужиться со всеми вокруг, вместо того чтобы просто быть собой, это тяжелая работа. Мы заметили, что, когда Малкольм зависал со всякими педиковатыми личностями, он храбрился и начинал говорить более надменно и чванливо. Но когда тусовался со мной и Куки, то был «своим парнем» и переходил почти на кокни[71].
Меня это никогда не беспокоило. Лишь забавляло, как Малкольм пытался копировать манеру людей, пытаясь казаться своим, поскольку это лишний раз подтверждало, насколько он на самом деле другой. Я понимал, почему он так делает, потому что я и сам пытался найти способ приспособиться. Вот почему в последующие годы многие ошибочно считали, что я и в некоторой степени Куки (в его случае это, скорее, было правдой) являемся серьезными и рассудительными участниками Sex Pistols, хотя это не имеет ничего общего с реальностью. Потому что я, возможно, был самым жутким позером из всех нас. Правда, до Малкольма мне было далеко – продавая брюки-галифе, он позировал в них, стоя под определенным углом, согнув ногу в колене. Какой же он, сука, был забавный!
Еще один момент, касающийся раннего периода Sex Pistols, – многие почему-то ошибочно считали, что все произошедшее с самого начала спланировал Малкольм. Он пытался изображать это таким образом, как только поверил в свою известность, но на самом деле Макларен оказывал себе медвежью услугу, строя из себя старомодного зловещего кукловода, контролирующего все вокруг, как Ларри Парнс[72] или полковник Том Паркер[73].
В годы становления Sex Pistols Малкольм мастерски умел выдать чужие идеи за свои. Он наблюдал за тем, что происходит вокруг, был открыт всему новому и не боялся экспериментировать. Инициатива исходила от нас, а не от руководства. Даже решение переименовать магазин – сначала в Too Fast To Live, Too Young To Die («Живи быстро, умри молодым»), что напоминало, скорее, кредо байкеров, а потом назвали Sex («Секс») – было принято не потому, что они думали, как бы заставить купить этих идиотов побольше шмоток и извлечь для себя выгоду. Малкольм и Вивьен зарядились нашей энергией и превратили ее в то, чего никто не ожидал.
Даже для нас с Куки – обычных ребят, которым нравились девчонки и футбол, но совершенно не западло было зависать с геями и трансвеститами и ходить по злачным местам в Эрлс-Корт – это было чем-то новым и необычным. Полагаю, многое из этого частично пересекалось с глэмом. Отсюда открытость и прямолинейность магазина «Секс». Не сказать, что все зависело от нас (мне вообще садомазо-темы не нравились – не по моей части), но все мы заряжались одной энергией.
Малкольм и Вивьен были словно ярким светом во тьме, из которой я пришел, и думаю, им было со мной в кайф, потому что в художественной школе их учили считать представителей рабочего класса весьма экзотичными. Я не только был унылым говном, но у меня еще имелось чувство авангардного стиля. Поэтому мы с ним оба ценили внимание к деталям, но смотрели на них по-разному. В их присутствии я, безусловно, вел себя прилично и не воровал шмотки из магазина. Ну, воровал, как только получше их узнал. Вив, возможно, поначалу обижалась, но, я думаю, с первых дней знала, что я воровал не потому, что был преступником. Просто хотел выглядеть соответствующе.
С течением времени я стал выполнять их поручения. И тогда мне стало легче подрезать шмотки, не прибегая к воровству. Малкольм не водил машину, поэтому я возил его к разным портным в Восточном Лондоне, чтобы забрать эскизы, – мы колесили в желтовато-зеленом «Мини» Вив. Но не как в фильме «Ограбление по-итальянски», а с новым кузовом, появившимся в начале семидесятых. Разумеется, я нарушал все мыслимые дорожные правила, потому что не имел ни водительского удостоверения, ни страховки, но, похоже, ни Малкольма, ни Вив это не беспокоило.
Жили они в весьма приличном муниципальном доме в Клапеме[74] – в одном из зданий шестидесятых, где всего несколько этажей. Наверное, Вив дали это жилье после рождения первого сына, Бена, от парня, за которым она была замужем до того, как познакомилась с Малкольмом. Потом у них с Малкольмом родился еще один сын, Джо, и мальчишки жили в одной комнате, где спали на двухъярусной кровати. Иногда, когда Бена не было дома, я после закрытия магазина примазывался и шагал домой вместе с его мамой и отчимом, чтобы перекусить и переночевать на свободной койке. С Джо мы отлично ладили – он казался мне нормальным пареньком, и мы часто угорали.
Мне реально нравилось у них оставаться. Я тогда дрых везде, где мог найти кровать, и у них было не так, как у Хейзи или Куки. Квартира скорее напоминала мастерскую – даже какой-то фабричный цех, – нежели обычный дом, потому что в гостиной стояли швейные машинки. Вместо того чтобы развалиться на диване перед теликом, они сидели за столом и вырезали шаблоны. Мода мне была интересна, поэтому я наблюдал весь процесс, от эскиза до пошива одежды. Поскольку эти детали были для меня важны, мне понравилось находиться там, где принимались решения. Только вот не помню, чтобы в этой квартире играла какая-то музыка, может быть, потому что ее было не слышно из-за шума работающих швейных машинок. Полагаю, это и было музыкой.
Оставаться у них я начал, когда магазин все еще назывался Let It Rock, поэтому они пока не изготавливали резиновые изделия. Классное было время, еще до Sex Pistols. Я ничего не знал о мире, в котором жили Малкольм и Вивьен, – франты, полезная еда. Находясь вместе с ними, я ощущал, что для меня это своего рода лондонская версия «Фабрики»[75] – студии Энди Уорхола, в которой даже выступали The Velvet Underground, – и я действительно к этому стремился. Для меня имело большое значение то, что мне позволили чувствовать себя там как дома, относились как к равному и даже немного вдохновили. Я обрел уверенность.
Видя Малкольма и Вивьен со стороны в той же одежде, что носили мои предки, мне всегда казалось, что именно таких родителей мне и не хватало. Особенно это касалось Вив, потому что она была заботливой и внимательной, как мать. Она приучила меня чистить зубы нормальной пастой, за что я ей благодарен. Как женщина она мне никогда не нравилась – не то чтобы была непривлекательной, просто не мой типаж, – поэтому, полагаю, это даже плюс. Не назвал бы Вивьен сексуальной. Как ни странно, я к ней испытывал, скорее, чувства, которые сын испытывает к матери.