Одинокий мальчишка. Автобиография гитариста Sex Pistols — страница 22 из 52

Как только наша группа стала пользоваться известностью, мне не пришлось носить и иметь дело с резиновыми шмотками. Малкольм и Вивьен никогда нас об этом не просили, мы просто выбирали себе то, что хотели, и они либо брали с нас оплату, либо не брали. Но мне нравились футболки – с сиськами и голыми молодыми мальчиками, курящими сигареты, маской насильника[87], а еще с ковбоями с высунутыми членами. Я врубился, что смысл в том, чтобы шокировать окружающих. Глен и Берни Родс считали некоторые мои футболки оскорбительными, а я не видел в этом ничего плохого.

Я не знал, зачем все это Малкольму. Мне казалось, что раньше он крутил интрижки с геями, но я никогда не считал, что именно это его и мотивировало. Они с Вивьен выглядели нормальной парой, но полового влечения я между ними не чувствовал. В теории Макларену нравилось все мирское и естественное, но это, скорее, была показуха. Ничего подобного он не пробовал.

Иногда, когда я что-нибудь вытворял, он был в шоке и начинал хихикать, как школьник. Полагаю, по этой причине в этом вопросе я никогда не воспринимал его всерьез. Даже когда он стал заигрывать с детским порно, и, возможно, мне это было бы близко, учитывая, что я пережил в детстве и разочаровался, меня это никогда не беспокоило. Возможно, по той же причине я никогда не думал дважды, прежде чем надеть шмотки со свастикой, – потому что в то время считалось гораздо важнее немного встряхнуть общественность, нежели думать о том, что ты оскорбишь чьи-то чувства.

Впервые название «Sex Pistols»[88] появилось на одной из таких футболок. Кажется, Малкольм, Вивьен и Берни придумали его вместе, и идея состояла в некоем манифесте, поэтому на одной стороне футболки было написано «Ненавидь», а на другой – «Люби», а слоган сверху гласил: «Однажды утром ты проснешься и узнаешь, на какой стороне кровати лежал…» На футболке был огромный список того, чего ты должен любить, а чего ненавидеть, – честно говоря, о чем-то я даже никогда не слышал, и думаю, это была скорее попытка добиться позиции «Мы против них», нежели что-то определенное. Как бы там ни было, в середине «Люби» было написано «Красафчик Джонс и его АВТОМАТИЧЕСКИЕ УДОВЛЕТВОРИТЕЛИ».

Конечно же, Красафчик меня более чем устроил, а вот насчет АВТОМАТИЧЕСКИХ УДОВЛЕТВОРИТЕЛЕЙ я был не до конца уверен. Звучало как-то по-гейски. Меня беспокоило не то, что все решат, что мы заднеприводные, – как я уже сказал, меня моя ориентация не парила, потому что мне нравились телочки и я в то время трахал их столько, что, скорее, был ходячим самотыком, – а то, что это название скажет о нашей группе, если мы его все-таки выберем. Как я помню, одним из нас, кому оно реально поначалу понравилось, был Уолли, и получилось немного жестоко, потому что к тому времени он уже собирался уходить.

Малкольм уже долгое время заставлял меня взять в руки гитару и отнестись к этому серьезнее. Во-первых, для того, чтобы на сцене мне было чем занять руки и не выглядеть придурком. Но потом, наблюдая за Уолли, я стал въезжать довольно быстро. Я по-прежнему понятия не имел, что стану гитаристом группы, – меня фактически насильно заставляли, и чудесным образом это сработало. Не хочу выглядеть эзотериком, но остается лишь удивляться, как иногда все сходится и встает на свои места. Как с Игги Попом – он ведь поначалу в своей группе играл на барабанах, а потом вдруг стал фронтменом, потому что этому суждено было случиться.

Именно когда Малкольм вернулся в Англию, конкретно проебавшись с New York Dolls в Америке, тогда он и начал навязывать мне гитару. Ему бы стоило поджать хвост, но, видимо, провал в США заставил его с еще бо́льшим рвением и энтузиазмом взяться за нас, потому что теперь ему было что доказывать окружающим. Он купил мне белый Gibson Les Paul у Сильвена Сильвена с наклейкой на гитаре – наверное, группа отдала Малкольму гитару вместо денег, которые была ему должна, а может быть, он ее подрезал – не знаю. Как бы там ни было, даже несмотря на то, что мне нравились New York Dolls, мотивации взять в руки гитару не прибавилось. Я знал, что Les Paul идеально подходит для рок-н-ролла, и к тому времени несколько гитар уже прошли через мои руки, поэтому никакого восторга я не испытывал.

Вероятно, потом, спустя годы, Малкольм слишком много говорил об этом эпизоде, и казалось, что он возомнил себя Мерлином, который добыл меч королю Артуру. Привезти кого-нибудь из Америки и сделать вокалистом в нашей группе – кого-то из Dolls, Ричарда Хэлла, а может быть, Глэдис Найт? Понятия не имею, кого он хотел видеть у микрофона, – это был его очередной воображаемый менеджерский ловкий ход, который потом слишком раздули. Макларен славился тем, что любил перевирать факты, подгоняя под свою версию событий.

Еще одним человеком, который любил лишний раз оказаться в центре всеобщего внимания каждый раз, когда рассказывал историю, был журналист издания NME (New Musical Express) Ник Кент – полагаю, каждый хочет урвать себе кусочек мифа. Малкольм убедительно врал, говоря, что с другими группами поступал иначе, но с первых же дней не хотел портить отношения с музыкальной прессой, и когда Ник Кент – на тот момент хорошо известный рок-журналист – пару раз приезжал в студию «Риверсайд», мы считали, что таким образом Макларен хочет перетащить его на нашу сторону. Лишь годы спустя мы поймем, как же близки были к тому, чтобы заполучить в свои ряды одного из величайших музыкальных гениев двадцатого века.

Ник реально знал пару аккордов – я был весьма впечатлен, когда он показал мне открытый «соль мажор», благодаря которому гитара звучала в стиле Кита Ричардса. Единственной проблемой стало то, что Ник болел Китом Ричардсом, и вылечить мы его не могли. Он стоял в позе Кита Ричардса, весь такой медленный, как его кумир. Посмешище! Если бы Кит зашел и увидел этот пиздец, то спросил бы: «Ты какого хрена творишь, чувак?..», а потом тут же попросил бы меня вернуть его чертово пальто.

Ник Кент некоторое время встречался с Крисси. Он был очень ревнивым (возможно, не зря), и однажды пришел в магазин Sex и вел себя с ней как полнейший мудак. После чего она перестала там работать, и мне было очень жаль, поэтому он потом получил по заслугам, когда некоторое время спустя в клубе «100» Сид на него наехал. Но не будем забегать вперед.

На данный же момент прежде всего нужно было решить, что делать с Уолли. Малкольм ведь нам говорил, что Уолли давно пора выставить за дверь, еще до того, как тот свалил в Нью-Йорк вместе с Dolls. Это было жестко, но выбора нам не оставили. Сегодня я понимаю, что мы поступили совершенно правильно. Во-первых, внешне Уолли совершенно нам не подходил. Я не говорю, что он был уродом, но давай просто скажем, что рожей, в отличие от нас, не вышел. К тому же он носил очки, что неприемлемо, если ты рок-н-рольный гитарист. Не надо меня винить – не я придумываю эти правила.

Единственное, в чем я точно был уверен, – это в том, что без меня группа ни черта не добьется. Я фактически жил на улице, и все, что у меня было, – это музыка. Единственная радость в жизни, кроме воровства и секса, в которую я постоянно вкладывал немало энергии. И раз уж с пением не вышло, я решил играть на гитаре – вот и все, что требовалось. Должно было в нашей жизни что-то поменяться, даже если мы не знали, что конкретно.

Нам было от чего заряжаться. К примеру, Futurama, второй альбом Be-Bop Deluxe, очень нам с Куки понравился. Билл Нельсон был прекрасным гитаристом и внешне напомнил Боуи, когда мы увидели его живьем в пабе «Гончая» на Фулхэм-роуд. Паб-рок пробивался еще сильнее. Помнится, увидел Dr Feelgood в «Кенсингтоне» – обычная пивнушка с крошечной сценой в конце зала. Еще была группа The Winkies, которую вряд ли сегодня кто-нибудь помнит, а мне зашло. Они сыграли в песне Брайана Ино «Seven Deadly Finns», а их гитарист, видимо, считал себя Китом Ричардсом, но походил на него куда больше, чем Ник Кент. Я смотрел, как он играет на черном Les Paul через усилитель Ampeg, и думал: «Может быть, и я так смогу».

Видимо, они мне понравились, потому что после того как они загрузили свою аппаратуру, я не пошел за их «Фордом Транзит» и не стал ничего воровать. Другим повезло куда меньше. В общем и целом, если говорить о конкуренции, не было никого, кто мог бы реально напугать общественность до усрачки. Эту задачу мы возьмем на себя. Оставалось лишь найти вокалиста.

Глава 15. Джонни

Малкольму нравилось преувеличивать, насколько близки Ричард Хэлл и Сильвен Сильвен были к тому, чтобы стать участниками нашей группы, но был один план внедрить вокалиста, и он почти сработал. Источник был гораздо ближе к истине, но по-прежнему настолько же маловероятным, как сточная канава перед клубом CBGB’s. Это была Шотландия, где Мидж Юр, который спустя девять лет организовал Band Aid[89], пел с группой второго эшелона Silk в стиле Bay City Rollers[90].

Малкольм с Берни были убеждены, что Мидж – тот, кто им нужен, до такой степени, что даже отправились к нему в Шотландию, но, когда они туда приехали, он только-только подписал контракт на запись пластинки, поэтому ничего не вышло. Однако в итоге он остался в дураках, потому что потом, прежде чем примкнуть к Ultravox, оказался в группе Мэтлока The Rich Kids. Удачи, Мидж, и увидимся в Зале славы рок-н-ролла… а может быть, и не увидимся.

Я, честно, не помню, каким образом Джон Лайдон пришел и занял вакантное место вокалиста. Это ведь еще одно травмирующее событие в моей жизни, поэтому память ни к черту. Так что раз уж Малкольм мертв и не попросит с меня денег (полагаю, он в любом случае мне до сих пор должен), я решил использовать его воспоминания, которыми он делился со мной, придя на радиопередачу в 2005 году. Он просто зависал в Лос-Анджелесе – не знаю, чем он там занимался, но с тех пор, как двадцатью годами ранее между нами состоялось судебное разбирательство, я пару раз на него натыкался. Вражды у нас с ним никогда не было, поэтому я без задней мысли предложил ему дать мне интервью. Честно говоря, я даже не придал этому никакой важности. Лишь несколько лет спустя, после его смерти, я понял всю значимость нашей беседы, и я рад, что мы пообщались.