А в довершение всего Роттен путешествовал отдельно от группы и возомнил себя Богом. Даже Сид перестал его уважать, потому что Джон начал носить идиотские шмотки и мудацкие шляпы. Поначалу они были друзьями, но с тех самых пор, как Вишес пришел в группу, они как бы дистанцировались друг от друга. Полагаю, между ними существовала некая конкуренция, и они постоянно срались из-за Нэнси и героина. Роттен вечно ноет по поводу нариков, но от чрезмерно выпитого бухла эффект не менее ужасный.
Я ненавидел перелеты, но готов был на все, лишь бы не торчать в автобусе с этими двумя. Творился такой кошмар, что я просто постарался это забыть. Куки говорит, что в самолет, на котором мы летели в Мемфис, ударила молния, и я даже этого не помню. К тому времени, как в конце тура мы добрались до Сан-Франциско, я слег с гриппом. Зал Winterland оказался отличной площадкой для рок-н-рольного шоу – не то что дерьмовые коровники, в которых мы играли. К сожалению, сыграли мы отвратительно. Мои гитары были расстроены, поскольку купленная мной Firebird оказалась полным дерьмом, а Сид вел себя как конченый клоун. Наверное, пришедшая на выступление публика думала: «Ого, парни пошли вразнос! Дико круто!», но я считал, что нам настал полнейший пиздец. Перед нами выступило огромное количество новых панк-групп с Западного побережья вроде The Avengers и The Nuns. Наверное, здорово было бы подумать, что мы повлияли на них так же, как в свое время вдохновили в Англии The Clash и The Damned, но я не услышал ни одной ноты. Мне к тому времени уже было абсолютно плевать на музыку. За кулисами я был занят другими делами.
После концерта я поехал в городок в отель «Мияко». И хотя у меня был грипп, похоже, ни одна из телок, выстроившихся перед моим номером – приходишь, отсасываешь и не задерживаешь очередь – не боялась заразиться (и не только гриппом). Я уже не помню, сколько их было, но давай скажем, что шесть, потому что в магазине шесть патронов, и я выпустил всю обойму.
Давление стало невыносимым, поэтому я сделал то же, что и всегда, – забил хер и свалил. Роттен потом пытался исказить правду, утверждая, что он развалил группу, но он искренне любил Pistols и хотел, чтобы мы продолжали. Он лишь подбивал нас избавиться от Малкольма и двигаться дальше. А ведь в чем-то он был прав, потому что самолюбие Макларена разрушало нашу группу, но, когда настало время выбирать, чью сторону занимать – менеджера или певца, мы с Куки не сомневались ни секунды.
Каким бы ужасным Малкольм ни стал, он по-прежнему играл важную роль, и мы не могли просто взять и слить его. Еще до того, как Pistols сдвинулись с мертвой точки, я несколько лет жил в его доме и считал Малкольма союзником и другом. К тому же он дал нам шанс съездить в Бразилию, зависнуть с Ронни Биггсом и доснять фильм «Великое рок-н-рольное надувательство» – нам хотелось и того, и другого. И эта перспектива, безусловно, казалась более привлекательной, нежели идея уволить Малкольма и попытаться возродить Pistols с Роттеном и Сидом, который каждые пять минут страдал от передоза. В конце концов мы выбрали того, с кем было комфортнее проводить время. Поэтому мы с Куки свалили в Рио, где отрывались с Великим грабителем поезда, а Лайдон отправился на Ямайку на деньги Брэнсона, где открыл для себя регги. Сид и Нэнси получили билет в один конец, отправившись в наркоманский ад.
Часть III. После
Глава 21. Парни из Бразилии
Мы с Куки прекрасно провели время в Рио. Огромным облегчением было находиться вдали где-то в новом месте, и не иметь дел с Роттеном и Сидом, и не попадать в ежедневные чертовы фиаско. Там солнце, тропики – было замечательно. К тому же в Бразилии никто не знал, кто такие Sex Pistols, поэтому, прилетев туда, мы не испытали никакого давления относительно того, любят нас или ненавидят.
С Биггзи тоже было прикольно зависнуть – он оказался обычным нормальным парнем и пытался соответствовать мифу. Полагаю, у меня было гораздо больше общего с пресловутым Великим грабителем поезда[123], чем я осознавал. Даже несмотря на то, что Ронни был на свободе, он все равно чувствовал себя заключенным. Ему разрешили остаться в Бразилии только потому, что у него там был ребенок, а у них действовал странный закон: поскольку он был преступником, работать ему не разрешалось. Поэтому заработать он мог только на английских туристах, которые хотели приехать и увидеть его. Что-то вроде Зала славы рок-н-ролла, только для преступников.
Пару раз, когда приходили туристы, мы зависали у Биггзи на хате. К его воротам подъезжал небольшой красный автобус, и Ронни вешал им лапшу на уши – может быть, угощал пивом, – они фоткались с ним, кто-нибудь просовывал ему немного денег, а потом они сваливали. Не знаю, сколько Биггзи с этого поимел, возможно, немного, но мне нравилось, как он с этим справлялся. Прикольный был мужик.
На самом деле я настолько кайфовал в Бразилии, что, когда мы закончили снимать фильм и Куки со всеми остальными улетели домой, я остался еще на пару недель. Мне понравилось целых две недели жить одному в отеле. Я знал лишь одно слово на португальском, obrigado – это либо «пожалуйста», либо «спасибо», – но этого оказалось более чем достаточно, чтобы там прожить.
В Лондон в самом конце зимы 1978-го я вернулся с тяжелым грузом на сердце. Полагаю, мы могли бы попробовать уладить дела с Роттеном, привести в порядок Сида и приступить к написанию нового материала, но Сид к тому времени было просто в невменяемом состоянии, чтобы даже завязать, Малкольм и Джонни ненавидели друг друга до такой степени, что не могли находиться вместе в одной комнате, и единственная попытка сочинить песню за последние несколько месяцев в Sex Pistols вылилась в принесенную Сидом «Belsen Was a Gas».
Это был весьма безвкусный огрызок, оставшийся от его первой группы The Flowers of Romance. Есть фото, где мы с ним вместе играем рифф, и когда я смотрю на эту фотографию, то вспоминаю, как думал: «О, черт, не нравится мне. Честно говоря, полное дерьмо». Я не понимал, какой в этом смысл. Слишком много всего между нами произошло, чтобы просто взять и сказать: «О, а давайте-ка напишем несколько песен и выпустим еще один альбом». Те дни безвозвратно ушли.
Лучше всего в Sex Pistols было до инцидента с Гранди, когда мы сочиняли песни, вошедшие потом в альбом Never Mind the Bollocks. Мы еще не были знаменитыми, и все были равны. Еще никто не стал мнить себя круче и выше других… ну, стал, но напряженные отношения между Гленом и Джоном, или Джоном и нами с Куком, наоборот, привносили нужную энергию. Будь то я, рубящий «битловские» аккорды Глена, или борьба Джона в попытке быть услышанным поверх гитар и барабанов, или же все четверо из нас как бы пытались дать Макларену отпор, все трудности внутри группы приобретали, скорее, творческую форму. Поэтому никто не пытался решить проблемы, которые в конечном счете нас и уничтожили, потому что именно эти разногласия помогли сдвинуть группу с мертвой точки.
Именно поэтому, если смотреть на картину в целом, все выглядело идеально – начало, середина и конец. Не было смысла пытаться что-либо отделить, сказав: «О, если бы Глен остался в группе и мы бы не взяли Сида, то смогли бы многого добиться». Может быть, химия сохранилась бы, и мы сочинили еще один альбом, если бы Мэтлок остался, но не суждено нам было пройти прогрессивную фазу, где мы выпустили бы фолк-пластинку и отправились гастролировать с Barclay James Harvest. Sex Pistols были рождены, чтобы разбиться и сгореть, – именно так мы и сделали.
Полагаю, из всего этого можно извлечь хороший урок – доверять себе и не пытаться чересчур контролировать ситуацию, потому что именно волшебство оказалось никому из нас неподвластно. Мы просто не знали, как справиться с бешеной славой и популярностью, свалившейся на нас после Гранди. Мы были как долбоебы, которые выигрывают на футбольном тотализаторе, потом сливают все бабки, и остается только наложить на себя руки.
Сиюминутное удовольствие – всегда было моей слабостью – сыграло большую роль в этой проблеме. И я не столько про секс и наркотики (хотя, безусловно, мы и там себя несильно сдерживали), сколько про поступки, которые мы совершали, пытаясь привлечь к себе внимание. Как только наше спонтанное появление по телику вызвало негодование, это стало некоей забавой. У нас словно появились ключи от этого механизма – «Если мы так сделаем, то попадем на первые полосы», – и все это утратило былую невинность.
Отношение к нам как к нормальной группе смыло потоком таблоидного дерьма. Малкольм все больше и больше становился одержимым цирковым элементом в ущерб музыке – именно так Сид и оказался в группе, – но виноваты были мы все. Помню, где-то в Европе – возможно, в Амстердаме или Люксембурге, хер его знает, я дневников не веду – я засадил одной жирной девахе из прессы с Флит-стрит, потому что знал: если я ее трахну, она выделит мне роскошную полосу в газете. И вот спустя несколько дней я появился на странице, молодой жеребец, бегущий по лесу в ботинках и футболке, а потом мне стало как-то стыдно.
Мне и правда было неловко, и мое поведение со временем лишь прогрессировало. Помню, после того как Sex Pistols распались, мы с Малкольмом пошли в Лос-Анджелесе в ресторан «Пальма». Его самомнение к тому времени раздулось до невероятных размеров, поэтому он только и думал, чего бы эпатажного вытворить, чтобы сделать себе еще больше рекламы и известности, и на этот раз он подстрекал меня поковыряться в этих лобстерах, в надежде, что, когда мы выйдем на улицу, нас окружат папарацци. И так и было – только их оказалось немного.
К сожалению, желание доказать, каким он стал мастером манипуляций, проявилось в полной мере, когда Макларен начал снимать фильм «Великое рок-н-рольное надувательство». Режиссер Расс Мейер пришел и ушел еще до того, как мы отправились на гастроли по Америке. Думаю, именно его назначение разозлило Джона в том плане, что все это с самого начала напоминает Carry On