Я, честно говоря, до сих пор считаю, что мне так ни хера и не заплатили за продюсирование «My Way», но было приятно попробовать что-то новое. Как только Малкольм пригласил какого-то парня выписать ленточную диаграмму и в песню добавили оркестр, все зазвучало весьма неплохо. К сожалению, я к тому времени сам стал жутко торчать, поэтому мне было неинтересно. Я на некоторое время соскочил, когда меня позвали в Сан-Франциско и работать с группой The Avengers и Джоан Джетт в Лос-Анджелесе, но, находясь там, я курил много травы и жестко бухал, пытаясь заполнить пустоту, поэтому, скорее всего, почти всегда был под кайфом.
Я работал с ребятами из The Avengers, как вдруг мне позвонили и сказали, что Сид умер. Разумеется, Нэнси отбросила коньки первой, чтобы проверить, найдет ли она с ним связь после смерти. Знаю, звучит мрачно, но и время было такое. Я не владею внутренней информацией о том, что с ними случилось, но это было чертовски жестоко. Когда мне сказали, что Сид умер, у меня нигде не екнуло. Честно говоря, меня в тот период вообще мало что волновало, поэтому, когда мне позвонил какой-то парень из журнала Rolling Stone, я сказал ему первое, что пришло в голову: «Ну, зато теперь начнут покупать наши пластинки».
Сегодня я понимаю, что ответ, возможно, глупый, и парень на том конце провода был шокирован. Но это ведь в духе Sex Pistols, и, как ни странно – поскольку идея группы для Сида значила столько же, сколько и для каждого из нас, – может быть, Вишес этого и хотел. Позже мне стало грустно, особенно, когда я разговаривал с мамой Сида, с которой у нас всегда были хорошие отношения. Сид не был идиотом, он был весьма умным парнем, но как только оказался в группе, логика ситуации вела его к пропасти. Как я уже сказал, если бы мы назвали его Сидом Добрым или Сидом Кротким, он бы, возможно, пытался этому соответствовать, но вряд ли до сих пор был бы на стольких футболках.
Думаю, Джон по сей день винит себя в смерти Сида, хотя Роттен, скорее, вбил себе это в голову. Но вряд ли в том, что произошло с Сидом, Лайдон виноват больше кого-либо из нас. Сид сам выбрал проебать свою жизнь, и вся ответственность лежит исключительно на нем самом. Иногда судьба – та еще сука, и ничего с этим не поделаешь.
После смерти Сида всем – даже Малкольму – стало наконец понятно, что с группой покончено. Странно ли было вдруг перестать быть участником Sex Pistols? Ну, у людей есть ассоциации, и я полагаю, что все равно должен был вести себя определенным образом, даже если мне этого совсем не хотелось. Все произошло настолько быстро, что я еще не знал, кем собираюсь быть, если не Стивом Джонсом из Sex Pistols. Лишь в середине/конце восьмидесятых, когда я перееду в Лос-Анджелес, завяжу с наркотой, отращу волосы и стану гонять на мотоциклах и сочинять слащавые песенки, вот тогда я начну искать другой способ существования.
Роттену хватило мозгов сразу же начать этот процесс. Как только он сколотил группу Public Image Ltd., сразу же отбросил свое панковское прозвище и снова стал простым Джоном Лайдоном. Он также молодец, что потащил Малкольма в суд. Я не хотел занимать сторону Джона. Но когда мы все пробили и узнали, какой пиздец творился с финансами, стало реально грустно, и чем больше проходило времени, тем очевиднее и яснее становилось, что Макларен должен ответить, и я снимаю перед Роттеном шляпу за то, что он не побоялся взять на себя эту инициативу.
Разумеется, он делал это для своей выгоды, нежели ради меня или Куки, но и нам в перспективе была от этого польза. Суду потребовалось шесть или семь лет, чтобы во всем разобраться, но основная проблема состояла в том, что на фильм Малкольм потратил деньги, которые должны были достаться нам. Будь то откровенное ограбление – как считал Джон и до сих пор считает – и если Макларен был вором, он бы заграбастал деньги себе, а не стал бы снимать фильм. Но он этого не сделал. И если бы он нас не подставил, поручив своему юристу заниматься всеми контрактами, то Макларену вряд ли бы удалось столько лет выходить сухим из воды.
Когда дошло до судебной тяжбы, убедительным доводом стал тот неоспоримый факт, что все мы подписывали свой первый контракт, когда нам не исполнился еще двадцать один год. Нас наебывали с первых же дней. Мы понятия не имели, на что подписываемся, и надо было нанимать своих юристов. Откуда мы могли знать, как должно быть? Нам было не до этого – мы отрывались и веселились. Малкольму, наверное, стало обидно, что все закончилось именно так и сам он остался ни с чем, но винить он мог только себя. Если бы он вменил себе в заслугу то, что сделал для нас, вместо того чтобы спустить все бабки на фильм, выставив нас кучкой идиотов, не умеющих играть на своих инструментах, все было бы нормально.
В период между завершением фильма и его долгожданным выходом, мы с Куки по-прежнему работали как команда, – пытаясь опровергнуть фильм, мы вкалывали как черти и засветились на нескольких весьма неплохих пластинках. Жить в квартире на Белл-стрит у нас не получилось – потрясающе, учитывая, какое, наверное, непередаваемое удовольствие жить со мной под одной крышей, – поэтому, пока в общаке Pistols все еще водились кое-какие деньги, я снял себе квартиру в Кэнфилд-Гарденс, это между Западным Хэмстедом и Свисс-Коттедж. С финансами у нас и правда было хреново – деньги на квартиру чудесным образом появились будто из копилки.
Это была краткосрочная аренда – может быть, лет на сорок пять, – поэтому и стоила всего четырнадцать штук. Сейчас на эти деньги только дверь можно поставить. Долго я не думал – просто посмотрел местечко и решил: «Да, здесь здорово!», но я приложил немало усилий, чтобы обустроить жилье. Выглядело немного нелепо, так как я понятия не имел, что делаю, но установил душ и даже соорудил небольшую сцену – у нас шоу-бизнес или как? Ни у кого из моей семьи не было раньше своего жилья, поэтому, полагаю, со стороны я выглядел трудягой, правда, мне так совершенно не казалось… ну да, я без труда трахнул кучу телок в этой квартире. В журнальном столике у меня был небольшой ящик, где лежали кокс, героин, депрессанты, «колеса», чего там только не было, и девочки стаями собирались вокруг всего этого: тройнички, четвернички… По прошествии времени все это выглядело круто, и в какой-то степени так и было.
У меня в то время имелась парочка крутых подержанных тачек, хотя по-прежнему не было ни водительских прав, ни страховки. Первой была черная двухдверная BMW 2002 – я купил ее у азиатского паренька, с которым ходил в школу, и переделал ее в реально сочную тачку. Мы с Джимми Маккеном – он на некоторое время вернулся в тусовку, правда, они с Куки плохо ладили, – поздно ночью гоняли на ней по Лондону после того, как ходили на концерты в клуб Music Machine. Мы были в говнище и носились по городу, как психи, – до сих пор поверить не могу, что мы не разбились.
Позже я купил себе большой медно-красный «Ягуар» Ванден Плас. Классная была тачка, но бензин, сука, жрала адски, и это, конечно, большой провал, потому что к тому времени, как я себе ее приобрел, топливный кризис 1979 года был в самом разгаре, поэтому приходилось часами стоять в очереди, чтобы заправиться, а через пару часов бак снова пуст. Знаю, ты думаешь: «Так тебе и надо, богатый ублюдок! Почему не ездил на колымагах, как мы?»
Мы с Куки были в то время наемными музыкантами, и в индустрии нас еще котировали, поэтому удавалось поработать со многими кумирами. Когда после распада The Heartbreakers Джонни Тандерс подписал сольный контракт, я сыграл на некоторых треках с его первого альбома, So Alone. Грустно, что Тандерс записал версию «Daddy Rollin’ Stone» – кажется, ее исполняет Отис Блэквелл – с Куки на барабанах, со мной на гитаре, и каждый из трех куплетов спел разный вокалист: Фил Лайнотт, Стив Марриотт и сам Джонни Тандерс. Я рад, что не спел, потому что все они к 1992 году сыграли в ящик.
Еще мы несколько раз выступали вместе с Лайноттом в некой панк/хард-рок-супергруппе The Greedy Bastards («Алчные ублюдки»). Мы отыграли несколько концертов, смешивая песни Pistols и Thin Lizzy, и у нас даже был совместный рождественский хит в 1979 году. Мы весело провели время, и Фил мне реально нравился, но ближе к концу, когда мы оба сидели на героине, отношения испортились. В его музее в Ирландии стоит моя белая гитара Falcon, которую он забрал у меня, променяв на пакетик с наркотой, – где-то теряешь, а где-то находишь. Но мне ли, человеку, воровавшему пальто у ребят из The Rolling Stones, мычать по этому поводу? Или как там звучит эта поговорка…
Мне нравилось играть с другими музыкантами, и, возможно, одними из любимых были The Clash. Я несколько раз выходил с ними на сцену, чтобы исполнить «Janie Jones», «White Riot» или «I’m So Bored With the U.S.A.» – три основные, – и всегда получал от этого кайф. Однажды (кажется, было это после выступления в передаче «Вершина популярности» с Thin Lizzy в четверг вечером) я доехал аж до Бирмингема, чтобы спеть с ними песню.
Честно говоря, я хоть никому об этом тогда не говорил, но не отказался бы поиграть в группе The Clash – там как-то было веселее. Это было еще до того, как я сколотил свою группу The Professionals, и думаю, что просто чувствовал себя немного потерянным. Полагаю, я таким образом представлял идеальную семью, будучи ребенком. Я никогда не считал их нашими конкурентами; они всегда тепло ко мне относились, и я котировал их творчество.
Знаю, что у соседа гастрольный автобус больше и круче, и уверен, что The Clash переживали внутренние проблемы, но эти парни мне всегда были ближе, чем Лайдон. С Джо и Миком Джонсом можно было поржать, и оказывалось, что не все вокруг такие конченые мудаки, как Роттен. Проблема Джонни в том, что он всегда в образе. А если не можешь закрыться в гримерной и быть собой с тем, с кем играешь в одной группе, потому что ему всегда приходиться быть Джонни Роттеном, то на хера вообще все это нужно?
The Clash были не единственной местной группой, которая к тому времени добилась приличных успехов. Не буду отрицать, что меня немного раздражало, как все начинают строить из себя панков. Пусть даже этика всегда говорила, что «любой так может», но, когда они так делали, ты просто думал: «Ой, идите вы все на хуй!» Ну, по крайней мере, я так думал. Но тусовка из Бромли была настоящей, потому что они поддерживали нас с первых дней.