Я сел на стульчак в сортире, чтобы ширнуться, и когда героин попал в кровоток, я съехал вниз, и только ноги торчали из-под двери. К счастью, какой-то чувак вошел, чтобы поссать, и увидел, как торчат мои ласты. Если бы не мои две торчащие палки, сейчас бы меня тут не было. Представь заголовок: «Музыкант Sex Pistols найден мертвым в туалете суши-бара» – да я бы был как Элвис с Западного побережья. Это единственный раз, когда я помню, что передознулся – и думаю, что такое даже я бы запомнил, – но было несколько ситуаций, когда я оказывался весьма близок к тому, чтобы повторить. Немного, но было. Самое ужасное, что после случая в суши-баре, как только я вышел из больницы, не мог дождаться поскорее накачаться снова.
«Я жду человека» – одна из лучших песен, которые были написаны об этом состоянии. Я всегда котировал группу The Velvet Underground, и есть несколько сольных пластинок Лу, которые мне очень нравятся: Berlin (1973), Coney Island Baby (1975), Rock n Roll Animal (1974) – в них нет проходных песен. Лу Рид – потрясающий композитор и автор песен, но живьем он пел отвратительно, особенно в последние годы. Поразительно, насколько цепляют эти треки, потому что он едва мог спеть ноту. Я думаю, он был не хуже тех, кто его окружал. Причина, по которой альбом Transformer (1972) получился таким классным, в том, что в пластинке также поучаствовали Боуи и Мик Ронсон. Если бы Лу все делал сам, возможно, вышла бы куча дерьма.
Как бы там ни было, Лу Риду лучше меня было известно, что нельзя заставить человека завязать, пока он, сука, не будет готов. К тому времени, как в 1985 году я без особого энтузиазма предпринял первую серьезную попытку, у меня были жуткие проблемы с наркотиками. Какой-то добрый человек определил меня в центр реабилитации в Тарзане. Ну, это не столько клиника, сколько наркодиспансер. 50 баксов за две недели, и за эти деньги предлагают просторную палату с несколькими упругими кроватями, а лечат метадоном.
Вместе со мной там были несколько бандюганов. Если говорить про реабилитацию, клиника была так себе, но я не хотел просто взять и резко завязать, поэтому она оказалась наиболее подходящим вариантом на тот момент. Дешево-сердито. Гораздо лучше ощущаешь себя там, где все знают, почему там находятся, нежели в каком-нибудь шикарном месте, где все сделано для того, чтобы состричь с тебя как можно больше бабла. Я был в стесненных обстоятельствах, но беднякам, как говорится, выбирать не приходится. Я был более-менее бездомным, потому что обворовывал всех, кого знал, и они не хотели больше иметь со мной ничего общего.
Добрым самаритянином, не прошедшим мимо, оказалась женщина по имени Линда, с которой я торчал. Мы с ней нюхали кокс, катались по Лос-Анджелесу и творили всякую дичь, но на той стадии она была в завязке, и я столкнулся с ней, когда она выходила после собрания по программе «Двенадцать шагов»[136], где раньше располагался гитарный центр. Я к тому времени находился в отчаянном состоянии – просто ходил и искал, чего бы спиздить. Линда увидела, как мне хреново, и сказала, что я могу покемарить у нее на кушетке, если подпишусь на этот курс.
Лишь через пять или шесть лет я наконец пойму, как это работает. (И работа над собой продолжается даже спустя двадцать пять лет.) Мне понравилось ходить на собрания, и я даже поднимал руку, желая кое-что сказать. Признался, что мне нужно где-то жить, и один парень согласился поселить меня. Безусловно, у него были свои мотивы – он выглядел как ботаник и, может быть, решил, что, будет выглядеть крутым, если у него на диване будет спать музыкант Sex Pistols. В каждом доме такой должен быть; мог бы с меня вообще денег не брать.
Но меня все устроило, и я был ему благодарен. Я стал вести себя немного скромнее, и было приятно, что больше не нужно заниматься всяким дерьмом, чтобы достать наркоту. Я был не прочь подремать на диване этого парнишки. Чувствовал себя в безопасности и в итоге прожил у него около года.
Его квартира находилась в Голливуде, за Третьей улицей и Гарднер-стрит, и там еще был парк, куда я ходил бегать. Приятно было на некоторое время исчезнуть из виду, потому что в музыкальной индустрии мне особо похвастаться было нечем. Не сказать что было много работы: люди специально переходили дорогу, чтобы избежать встречи со мной (я их не виню – на их месте я бы делал то же самое). Нужно было найти другой способ как-то достать бабки, при этом избежав неприятностей с законом.
Поэтому я стал сдавать плазму – по 50 баксов за колбу. Посещал пару собраний в день, жарил телок, которых там встречал, потом садился на автобус до Долины и ехал сдавать кровь. В крови, наверное, какого дерьма только не было, но я даже не знаю, проверяли они ее на заражение или нет. Новые иглы они точно не использовали – просто мыли их под краном, и все, но мне было похуй. Это же 50 баксов (я мог за эти деньги переночевать на диване у того парнишки), и я больше не воровал, а это самое главное. Ладно, я не полностью завязал с воровством – будучи трезвым, по-прежнему немного подворовывал. Для меня это было настолько естественным, что прекратить удалось не сразу.
Потребовалось еще больше времени, чтобы собрать кусочки этой головоломки и осознать, насколько пересекаются мои пристрастия. Придется пройти пару лет терапии, и не раз просто хотелось сбежать, но в конечном счете я научился владеть собой. Однако на первых собраниях я был жутко испорченным. Понятия не имел, как стать нормальным и порядочным человеком. Думал только о себе, и было наплевать, кому я делал больно. Поэтому это были лишь первые шаги вдоль длинной дороги – дороги, конца которой было не видно.
В тот момент я понятия не имел, как ведут себя нормальные люди или как реагировать на эмоции, – в этом и состояла основная проблема. Не то чтобы я вел себя как конченый мудак, но, если кто-то задевал мои чувства, я реагировал не как обычный человек. Приходилось психовать или же убегать – просто находить любой способ избежать ситуации. Я так долго носил Плащ-невидимку, что он уже ко мне прирос.
Отказ от наркоты был лишь началом. Когда ты на самых ранних стадиях трезвости, то эмоционально немного съезжаешь с катушек, потому что начинаешь испытывать многие чувства, которые долгое время в себе подавлял. Разумеется, я хотел лишь трахать телок, что фактически было очередным способом сбежать от реальности. Но важный поворотный момент наступил, когда мне ответили моей же монетой, и впервые за многие годы я был достаточно трезв, чтобы меня это задело.
Светская девка, с которой я жил в Нью-Йорке (не проститутка, другая), приехала в Лос-Анджелес после того, как мы сколотили группу Chequered Past. Звали (и зовут) ее Нина Хуанг, и мы по-прежнему хорошие друзья. Она к тому времени уже тоже завязала, и некоторое время мы почти жили вместе. Разумеется, я продолжал трахать других телок, везде и всюду, но однажды поговорил с ее наставником по программе «Двенадцать шагов», который почему-то решил рассказать мне о том, что Нина переспала с… Ну, лучше не буду писать имя, потому что даже сейчас могут возникнуть большие неприятности. Давай просто скажем: «с известной голливудской кинозвездой». Несмотря на то что я не имел права обижаться, учитывая, сколько дерьма творил сам, эта новость просто порвала меня в клочья.
Мне впервые ответили моей же монетой, и не я сделал кому-то больно, а наоборот. В такое сложно поверить, но я никогда даже не думал и не вникал, сколько боли причинил другим. Разумеется, меня нагнули не первый раз, но раньше, по молодости, я бы все утопил в бухле, наркоте или воровстве. Теперь же, поскольку я был трезвым, пришлось это пережить и прочувствовать на своей шкуре. Помню, я думал: «Ох, блядь, как же дерьмово на душе». Это был жестокий урок, но я очень благодарен, поскольку впредь наконец начал по-другому относиться к окружающим.
Нужно было найти решение этой проблемы – но и оставаться трезвым; резко перестать подавлять в себе эмоции. Я не ел и не спал две недели. Случай с Ниной оказался гораздо более сильным пинком, чем метадон. Как только я пришел в себя, стал быстро идти на поправку. Ну, когда я говорю «быстро», то не имею в виду, что в одночасье изменил свое отношение к окружающим. Но теперь по крайней мере я понимал, что не могу вести себя как конченый мудак. Бросить старые привычки оказалось непросто, но относиться к людям по-скотски и трахать подруг своих друзей я перестал.
Почти как награда за успешно пройденную программу «Двенадцать шагов», стали поступать предложения по работе. Даже в самые ужасные и отчаянные дни я никогда не сомневался в себе как в музыканте – похоже, всех впечатляло то, что я делал, и мне этого было достаточно. Я никогда не чувствовал себя достойным и нормальным человеком. Но это идет еще из детства.
Нарисовалась работа, и мне за нее заплатили – сначала помог Энди Тейлору из Duran Duran записать сольную пластинку. В середине 1980-х в музыкальной индустрии денег было хоть жопой жуй, и Энди пользовался спросом и популярностью, поэтому ему заплатили миллионы, чтобы он выпустил пластинку. Может быть, соавтору досталось не столько, сколько хотелось, но я был благодарен ему за то, что он дал мне шанс, когда все вокруг отвернулись, поэтому я не имел права ему отказать.
Еще каких-то несколько месяцев назад я был нариком и не мог взять себя в руки. Теперь же медленно переосмысливал себя и готов был начать новую жизнь – вести трезвый образ жизни, нежиться под солнышком, жарить красивых женщин. Я даже смог съехать с кушетки того парня. У Энди Тейлора было в Лос-Анджелесе несколько домов, и один из них находился прямо рядом с бульваром Сансет и отелем «Хаятт» – как ни странно, на Кингс-роуд. Сам он жил на Малибу и приезжал в город раз в сто лет, поэтому не возражал насчет моего переезда.
Похоже, слишком быстро в городе поползли слухи о том, что я ему здорово помогаю, и довольно скоро мне предложили сольный контракт. Этим парнем был Дэнни Голдберг, который работал в семидесятые с Led Zeppelin, а позже станет менеджером Nirvana. Он подписал меня на лейбл MCA, чтобы я записал