Одинокий мальчишка. Автобиография гитариста Sex Pistols — страница 45 из 52

Как только я понял, что можно проговаривать свои проблемы, мне стало без разницы, в маленькой я группе, один на один в кабинете терапевта, либо же вставать и говорить на собрании по программе «Двенадцать шагов». Каждое большое собрание не похоже на другие, и я знаю карту разных групп в Лос-Анджелесе как свои пять пальцев. Забавно, что некоторые названия напоминают о выпивке – вроде «Бичкомбер»[145], – у них разная атмосфера в зависимости от того, кто руководит процессом. Одни конкурентоспособные и заносчивые, другие больше проявляют заботу.

Мужское собрание (это значит, там присутствуют только мужчины, а не показывают порнушку) в Лос-Анджелесе – «принудительное участие», и некоторые мужчины считают это суровым испытанием. На тебя просто указывают пальцем, и ты должен излить душу, но это нормально, если хочешь и готов это сделать, однако если не готов, то начинаешь настолько сильно нервничать и бояться своей очереди, что даже не слышишь окружающих. Только и думаешь, что все на тебя сейчас будут смотреть и придется с ними говорить. Так себя на собраниях ведут типичные алкаши.

Именно на собраниях в рамках программы «Двенадцать шагов» многие приходят и изливают душу. И только если человек пытается завязать, идиотом он выглядеть не перестает; как раз наоборот. Даже если ты сидишь в сторонке, когда кто-нибудь предается эмоциям и рассказывает свою историю о том, как был придурком-бухариком, вероятнее всего, они останутся придурками даже после того, как уйдут в завязку. Чтобы очистить луковицу от кожуры, требуются годы, и, проливая слезы, ты очищаешься сам. И это последний дом в квартале – если ты в него не попадешь, будет поздно; поэтому если говорить о том, как люди взаимодействуют, стоит ожидать самого худшего.

Не пойми меня неправильно, я знаю, что и хорошие люди, хлебнувшие немало горя и проблем, тоже приходят на эту программу. Но их замечаешь позже. И все это далеко от лицемерного сценария, когда звучат слова вроде «товарищество» и «высшая сила». Программа «Двенадцать шагов» – это тебе не Скауты. Ты выступаешь добровольцем не потому, что хочешь быть хорошим парнем: ты оказываешься там, потому что больше некуда идти, и, если повезет, ты найдешь последнюю спасительную соломинку, которой тебе будет служить что-то кроме алкоголя.

В то же время приходит множество уебанов, которые мнят себя эгоистами, и у них свои коварные планы и приоритеты (я знаю, потому что сам был таким). Когда они впервые завязывают, у многих едет крыша, потому что основное средоточие их жизни – бухло или наркотики, особой разницы нет – внезапно исчезает. Все равно что потерять работу, и программа «Двенадцать шагов» заполняет эту пустоту. Вот зачем эти шаги, ритуалы и регулярность: найти способ избавиться от внутренней пустоты, которая затягивает тебя. Здесь нет ничего мудреного, но это непросто и далеко не для каждого.

Сперва нужно втянуться, но новизна проходит и сменяется монотонностью. Когда все начинает казаться комфортным и простым, именно тогда находишься в опасности, потому что, если станешь слишком дерзким и заносчивым, тебе пиздец. Программа держит тебя в тонусе, толкая в новых направлениях. Если бы ты видел, как я бомжую в Нью-Йорке (продавая ворованные фотки группы Heart), то крайне возмутился бы, узнав о том, что я выступаю с речью в больницах и тюрьмах. Если бы не уверенность, которую я обрел на собраниях по программе «Двенадцать шагов», я бы никогда не набрался смелости поделиться опытом с другими.

Меня по сей день часто об этом просят, и, к моему удивлению, я стал неплохо вести беседы. Поначалу был до смерти напуган и даже сейчас не хочу этого делать, но понял, что легче встать и говорить на собраниях, чем где-то еще. Ты знаешь, что в какой-то степени каждому, кто тебя слушает, знакома твоя ситуация, поэтому тебе не кажется, что ты несешь чушь. Наверное, поэтому в последнее время я решил использовать в эфире своей передачи откровенный подход (забавно, что у радиошоу есть еще и наставники, но не такие, как у алкоголика). Одно можно сказать наверняка: «Музыкальный автомат Джонси» – одно из многих хороших событий в моей жизни, которые никогда бы не появились без изменений после программы «Двенадцать шагов».

Единственное, что гарантируют походы на собрания, – если не сдашься, то перестанешь пить (или употреблять). Все зависит только от тебя, но поражает, в скольких разных аспектах жизни лечение помогает разобраться. У меня к тому времени уже накипело по поводу менеджеров, но, когда я работал с Энди Тейлором и записывал две сольные пластинки с Дэнни Голдбергом, в моей жизни появилась женщина по имени Анита Камарата. Она помогала Дэнни, и было приятно начать работать с тем, кто видел меня только трезвым. К тому времени, как я разрывал сольный контракт, Анита сумела справиться с некоторыми проблемами доверия к менеджменту (никогда не ставь на всех них крест), и мы до сих пор с ней работаем.

В начале 1990-х я сколотил группу под названием Fantasy 7. В ней были я, парень по имени Марк МакКой на вокале и еще парочка ребят, которые играли на басу и барабанах не так круто, как Sly ‘n’ Robbie[146]. Марк мне нравился – классный чел. Подражал Игги Попу, но не бухал и не ел мясо (что, к сожалению, не уберегло его от рака, от которого он умер несколько лет назад). Но выглядели мы круто. Мне уже порядком осточертел образ Фабио, поэтому мы коротко постриглись, чтобы выглядеть как скинхеды. Было, честно говоря, забавно, потому что все строили из себя патлатых любителей гранжа, поэтому никто не знал, опережали мы свое время или безнадежно отстали. Наша музыка представляла собой старомодный припанкованный рок-н-ролл, и все забавы ради. Мы играли по клубам Лос-Анджелеса и приезжали на концерты в фургоне. Как ни странно, мы дали два шоу в Буэнос-Айресе, и можно даже найти видеозаписи выступления на аргентинском телешоу.

Следующая моя группа, The Neurotic Outsiders, появилась чуть позже – году в 1994-м. Мы были очередным странным гибридом панка и супер-рок-группы вроде Chequered Past, но много чего происходило – к примеру, соло-гитарист играл не только ради следующей дозы. Все началось, когда Мэтт Сорум, барабанщик Guns N’ Roses, захотел устроить благотворительный концерт в честь одного парня, который завязал, но заболел раком. Мы отыграли первое шоу в «Гадюшнике», и в состав входили я, Мэтт, Дафф МакКаган и Джон Тейлор из Duran Duran на басу (не путать с Энди, с которым я работал ранее. Джон, между прочим, реально классный басист и играет пальцами, что дает гораздо более «теплое» звучание, нежели игра медиатором).

Мы отыграли несколько песен, и мой кореш, Ян Эстбери, встал и присоединился к нам на сцене. Публике реально понравилось выступление, и мы стали регулярно там играть в 1994–1995 годах. Клуб в Лос-Анджелесе стал своего рода местом тусовок вечером в понедельник (мы выбрали именно этот день недели, поэтому конкурировать с нами было некому). Многие мои знакомые поднимались на сцену и исполняли с нами различные номера – Игги, Крисси Хайнд, Билли Айдол. Одним из наших фанатов был Гай Осири, который, к счастью для нас, оказался владельцем лейбла Мадонны, Maverick Records. Ему нравились шумиха и ажиотаж, и, чтобы отпраздновать, он отстегнул нам лимон зелени на запись пластинки. Удивительно, сколько тогда было денег; сегодня нам не дали бы, что называется, ни копейки. А Гай является менеджером Мадонны и U2, поэтому ему тоже грех жаловаться.

Работа над пластинкой доставила массу удовольствия, и альбом добился бы успеха, если бы мы продвинули его должным образом. Но пошли разговоры о том, что «Ганзы» хотят собраться, поэтому Даффу пришлось ездить на репетиции, а у меня намечалось воссоединение с бывшими коллегами. В итоге я умудрился втиснуть огромное количество выступлений Neurotic Outsiders в трехнедельный перерыв в середине мирового тура Sex Pistols «Filthy Lucre» («Грязная нажива») в 1996 году. Год выдался ударным, и я был выжат как лимон, но с финансовой точки зрения срубил приличный куш и в итоге смог позволить себе купить дом в Бенедикт-Каньон[147], где живу по сей день. Мне было уже сорок, поэтому настало время заработать нормальные бабки. Если бы в молодости у меня водились деньги, я бы все равно, скорее всего, сразу же пустил их по вене, поэтому теперь я ценил все это гораздо больше – деньги появились, а я был достаточно трезвым и адекватным, чтобы не спустить их.

Мы еще раньше пытались собраться и отыграть несколько шоу, но Лайдон почему-то свел все шансы на нет. Не знаю, почему Джон потом передумал, – может быть, ему понадобились бабки, либо его убедил менеджер. Как бы там ни было, за Джоном в то время присматривал парень по имени Эрик Гарднер, в общем-то адекватный, поэтому, как только все завертелось, мы довольно быстро обо всем договорились и организовали концерты. Джон пытался все контролировать, но даже тогда он был гораздо либеральнее, чем сегодня.

Десятью годами ранее все судебные дела были улажены, Sex Pistols как бизнес-проект был разделен на четыре части, и последнюю делили между собой Глен и родственники Сида (только давай не будем о том, кто же на самом деле сыграл партии баса на альбоме). Поначалу деньги получала его мама, Энн Беверли, затем, когда в 1996 году она умерла, все перешло сестре Сида; затем и она вскоре после этого умерла, и бабки достались кому-то еще. Затем и они умерли, и все перешло одному из детишек в долгой и длинной родословной Сида. Говори об их семейке все, что хочешь, но долгожителями их не назовешь, и мертвый Сид доставил еще больше проблем, чем живой.

Мама у него была со сложным характером, но ко мне всегда очень хорошо относилась, и мы с ней нормально ладили, как и – что практично и полезно – с Анитой. Я даже купил у Энн бас Сида за тысячу баксов. Она сказала: «Послушай, он лежит у меня под кроватью уже семнадцать лет, я думаю, кому-нибудь понадобится». Я сказал, что готов взять, и спросил, сколько она хочет, и добавил, что новый стоит тысячу баксов, – и это правда. Когда она согласилась мне его продать, я нанял курьерскую доставку, чтобы мне привезли его на следующий же день, пока она не передумала. Кажется, у Сида было всего две белых бас-гитары. Одну он оставил в такси, а вот вторая – с ремнем с надписью: «Сид». Я его еще никому не загнал, но мне предлагали 200 000 «зелени». На бумаге сумма впечатляет, но не стоит забывать, что я играл на нем гораздо больше, чем Сид. Поэтому, если посмотреть на это под другим углом, то мне повезло, что я приобрел его практически за копейки.