— Почему это тебя беспокоит? — холодно спросил он. — От этого ведь не зависит твой кусок хлеба.
Он еще не договорил фразу, как ему стало стыдно. Слабое, болезненное выражение мелькнуло на ее лице.
— Это правда, — согласилась она.
— Прости меня, — нежно прошептал он. Она не ответила. Он опустился на колени рядом с ней и взял ее руки. — Прости меня. Я не должен говорить тебе такое.
Она улыбнулась. Но он знал, что она еще очень далеко от него.
— Я приготовлю тебе что-нибудь поесть, — предложил Бернардо.
— По правде, я не…
— Ты будешь есть, — твердо объявил он. — Ты должна сохранять силы. И возможно, — он на мгновение положил руку ей на плечо, — ты сделаешь это, чтобы доставить мне удовольствие.
В какую-то минуту ей захотелось прижаться щекой к его руке. Но рука исчезла, прежде чем она успела пошевелиться.
Она слышала, как звенели кастрюльки в ее маленькой кухне. Потом восхитительный запах окутал ее. Конечно, Бернардо умел готовить. Ведь он жил по принципу — ни в ком не нуждаться. В данный момент она порадовалась его умению.
Она сняла плащ. Бернардо тотчас взял его и повесил на плечики. Он не улыбался, не говорил ласковых слов, но руки у него такие нежные и такие твердые.
— Теперь садись, — сказал он.
— Позволь, я накрою на стол.
— Я накрою на стол. Ты будешь делать, что тебе сказано.
Какое блаженство вот так ждать. Она сидела в сонном оцепенении. А он постелил клетчатую скатерть, положил ножи и вилки, поставил тарелки, соль, перец, бокалы.
— Мне вина не надо, — предупредила Энджи. — Не надо, пока я беременная.
— Что ты пьешь?
— Чай. Чайник найдешь там.
Он положил на тарелку пасту с сардинами, она нашла их потрясающими. Он ел вместе с ней, но очень мало. Он не спускал с нее глаз, убеждаясь, что она уплетает за обе щеки. Время от времени он отходил к плите, чтобы проследить за мясными фрикадельками для следующего блюда. И приготовить чай.
Это было ужасающе. Бернардо никогда раньше не заваривал чай.
— Я что-то сделал неправильно? — спросил он, увидев ее невольную гримасу.
— По-моему, вода не закипела.
— Я приготовлю снова.
Несмотря на ее протесты, он настоял, что должен научиться правильно заваривать чай. Она с нежностью наблюдала за ним, сердце тихо ныло. Бернардо такой невыразимо дорогой, такой близкий… И такой далекий.
— Этот хороший, — наконец, улыбаясь, сказала она, сделав глоток чая.
— Такой заваривают англичане? — он недоверчиво смотрел на нее.
— Такой завариваю я. Ну, почти.
Оба улыбнулись. На мгновение барьеры упали.
— Энджи…
Задребезжал дверной колокольчик. Бернардо опустил руку, протянутую к Энджи. Беззвучно ругаясь, он шагнул к двери.
— Что тебе здесь надо? — спросил он у Нико Сартоне.
— Маленькое дельце. Рецепт. Доктор обещала. — Сартоне отвратительно улыбался и словно маслом поливал свой путь в комнату. — Синьору Фарани мазь нужна сегодня. И вы, доктор, обещали послать мне рецепт…
— Ах, да. Простите, выскользнуло из памяти, — устало проговорила Энджи. — Минутку.
— А. ты не мог напомнить ей завтра? — рявкнул Бернардо.
— Но мазь нужна сегодня, — с той же улыбкой пролепетал Сартоне. Глаза у него, словно у ящерицы, бегали по комнате.
— Натер бы его мазью сегодня, а завтра получил бы бумажку. — Бернардо еле сдерживал гнев.
— Дать больному рецептурное средство без рецепта? — Сартоне сделал большие глаза.
— Это мазь от экземы для человека, которого ты знаешь многие годы, — с подавляемой яростью прошипел Бернардо. — Несколько часов ничего бы не изменили. И не говори, будто ты не делал этого сотни раз раньше.
— Только с доктором Фортуно, — по-прежнему улыбаясь, объяснил Сартоне. — С новым доктором такого не бывало.
— Вот рецепт. — Энджи быстро вышла из комнаты. — И пожалуйста, передайте синьору Фарани мои извинения.
— Да. Боюсь, он не очень доволен вами, — с ядовитой ласковостью проговорил Сартоне.
— Убирайся вон, — тоже ласково сказал ему Бернардо. — Убирайся, пока цел.
Глаза рептилии перебегали с Энджи на Бернардо. Улыбка Сартоне стала совсем тошнотворной.
— Спокойной ночи, signore, — твердым голосом сказала Энджи.
Сартоне поспешно выскользнул из дома.
— Наверно, тебе тоже пора, — напомнила Энджи.
— Мне? Пора? Я думал…
— Спасибо за ужин, но сейчас я хотела бы лечь.
Он вспомнил мгновение тепла и улыбок, которое прервал Сартоне. И со вздохом признал, что того настроения уже не вернешь.
— Да, конечно, тебе надо отдохнуть. — Он неуверенно поцеловал ее в щеку. Она улыбнулась ему. И ничего больше. Он взял свою куртку и вышел.
Едва Бернардо вошел в лавку Сартоне, тот сделал вид, будто занялся каким-то неотложным, полностью поглотившим его внимание делом. Но ничто не могло бы сдвинуть Бернардо с места. Он стоял там, молчаливый и неумолимый, пока лавка не опустела.
— Послушай, — наконец заговорил Сартоне, — я не хочу неприятностей.
— А ты что, думаешь, я буду стоять в стороне и смотреть, как ты преследуешь отличного доктора, которая делает для этой общины удивительные вещи? Ты надеешься заставить ее бежать отсюда? Только посмей!
Сартоне хихикнул, отчего Бернардо сжал и разжал кулаки.
— Не думаю, чтобы мне понадобилось что-то делать. Пока ты не выполнишь свой долг, все произойдет само собой. Понял?
Бернардо стремительно выбежал из лавки: он боялся совершить убийство. На улице он столкнулся с отцом Марко и мэром Донати. И остановился перед ними, яростно ругаясь.
В это время из лавки вышел подгоняемый ненавистью Сартоне. Он шел так быстро, что не заметил ни Марко, ни Донати.
— Советую тебе задуматься над моими словами, — почти провизжал он, обращаясь к Бернардо. — Вскоре у твоего доктора не останется пациентов. PROSTITUTA.
Еще момент, и Сартоне лежал на камнях мостовой, трое мужчин наклонились над ним.
Никто не видел, кто из троих повалил его наземь.
Баптиста с Хедер и Ренато наслаждались последней перед сном чашкой чая. Вдруг объявили о неожиданном визитере. Баптисте хватило одного взгляда на Бернардо, чтобы попросить оставить их наедине. Он выглядел, объясняла она потом, словно человек, приговоренный к виселице.
Но когда они остались одни, он долго не мог объяснить цель своего приезда. Отказавшись от предложения освежиться, он мрачно ходил по комнате и вежливо расспрашивал ее о здоровье. Наконец резко бросил, будто отрубил:
— Я лучше пойду. Мне не следовало врываться к тебе в такой час. Я приехал слишком поздно.
Баптиста ловко придала некую двусмысленность его словам:
— Но почему-то ты все же пришел слишком поздно. Так, может, разберемся? Может, на самом деле еще не слишком поздно?
Он продолжал шагами мерить комнату.
— Вчера ко мне пришла молодая девушка, — наконец начал он. — Ее зовут Джинетта. Она работала у Энджи. Но когда разразился «скандал», мать заставила ее уйти. Джинетта восхищается Энджи, хочет быть похожей на нее, может быть, даже стать доктором. Она надеется, что после нашей свадьбы мать передумает и разрешит ей вернуться к Энджи. Я ответил, что вряд ли это случится. Когда я объяснил ей почему, она не поверила. Она говорит, что ни одна женщина не откажется выйти замуж за отца своего ребенка. Словом, Джинетта ясно намекнула, что мой долг — убедить Энджи выйти замуж, «для общего блага». — Он мрачно усмехнулся. — Они любят ее. Они не одобряют ее, но восхищаются ею и хотят, чтобы она осталась.
— Ты так много прочел в словах одной молодой девушки?
— Это только вчера. А сегодня весь день я принимал делегации. Священник, мэр, мать-настоятельница. Все требуют, чтобы я исполнил свой долг. Когда я объяснил, что отказываюсь не я, а она, Оливеро Донати порекомендовал мне «заглянуть себе в сердце». Что, мол, я сделал такого, что «эта прекрасная женщина» отказала мне. Отец Марко поддержал его. И клянусь, эти двое впервые в жизни согласились друг с другом. Я никого не могу убедить, что дело не во мне.
— А может, в тебе, — задумчиво проговорила Баптиста. — Наверно, ты не нашел правильного пути.
— Правильного пути нет, — тотчас возразил Бернардо. — Знаю, я был не прав, когда ушел, бросив ее. Но я думал, ей будет лучше без меня.
— Но сейчас-то она вроде бы с тобой согласна, — сухо заметила Баптиста.
Бернардо снова стал нервно вышагивать по комнате.
— Я солгал, — с усилием произнес он. — Когда я уходил, я думал о себе. Я сказал ей такие вещи… Я позволил ей так близко подойти… Я боялся…
— Близость в любви может быть ужасающей, — кивнула Баптиста. — Вот почему любовь требует много отваги. Некоторые люди чувствуют себя безопаснее на расстоянии. Но Энджи не позволит тебе держаться на расстоянии. У нее открытое сердце, она теплая и очень смелая. Она отдает все и в ответ требует всего. Наверно, лучше понять такие вещи сейчас, до брака.
— Что ты говоришь? — хрипло спросил он, в ужасе глядя на нее.
— Я говорю, что, если ты не можешь дать то, чего она хочет, ей, вероятно, и вправду будет лучше без тебя.
— Даже если я люблю ее?.. Если она любит меня?
— Иногда любви, даже великой любви, — задумчиво произнесла Баптиста, — недостаточно.
— Я… не верю, — с трудом выговорил он, в отчаянии глядя на Баптисту. — Я не знаю, что делать. Умоляю, помоги мне.
Глава двенадцатая
Весна перешла в лето, и туристы заполонили Монтедоро. Но немногие из них находили дорогу на боковую улицу, где жила Энджи. Там по ночам стояла такая тишина, что каждый шаг по каменной мостовой гремел почти как оркестр.
Стояли странные дни. Ей казалось, что она живет в затерянном мире. Несколько раз Энджи смотрела в долину, чтобы увидеть золотого орла, махавшего крыльями и подлетавшего совсем близко к ней. В один памятный день птица повернула голову и, казалось, посмотрела ей прямо в глаза и издала громкий крик, который эхом разнесся по горам. А потом улетела.