— И я подумал: может быть, ты… э-э…
— Я — младший сын в семье, — отчеканил Брехт. — Мне никто никогда не рассказывал историю моего рода!..
А память тут же встрепенулась — рассказывал…
…В тот день мальчик прибежал к дяде-шаману, размазывая слезы по мордашке. Старшие братья ушли к старейшине и не взяли его с собой. Более того — отец встал на сторону старших сыновей, когда те пообещали надрать мелкому уши, если тот вздумает пойти за ними тайком. Папаша даже сделал попытку запереть последыша в загоне для свиней, но Брехт удрал.
— Они ушли-и, — рыдал мальчик. — И меня не взяли-и-и… А я тоже хочу-у-у…
— Не понимаю, зачем тебе это? — Дядя сортировал доставленные с поверхности сушеные травы.
— Как — зачем? — искренне удивился маленький Брехт. — Они там рассказывают истории… про прошлое, предков и вообще… Мне тоже интересно!
— Ну-у, — дядя рассмеялся, — это всем интересно! История вот все, что осталось нашему народу. Мы должны крепко держаться за память предков, чтобы выжить.
— Да, — снова хлюпнул носом мальчик, — только я — последыш и не должен знать ничего… А мне жуть как интересно понять, каким был мой предок, в честь которого меня назвали!
— Ну это и я могу тебе рассказать! — снова рассмеялся дядя. — Не такая уж это тайна!
— Правда? — Детские слезы мгновенно высохли. — Расскажи! Бран, наверное, был ужас каким великим воином и убил много светловолосых врагов?
— Эль-Бран, — весомо поправил шаман, устраиваясь поудобнее на шкуре и жестом велев племяннику сесть рядом. — Его звали Эль-Бран. Он был гладиатором у одного эльфийского лорда… И однажды спас жизнь Гарбажу. Тому самому, который…
Который был далеким предком императора Хаука Золотой Ветви…
Возле водоема на площадке уже собралась внушительная толпа, и как раз сейчас она двинулась в сторону одной из самых больших усадеб, в воротах которой стояли несколько женщин и мужчин. Мужчины были вооружены, женщины — нет, но смотрели весьма воинственно. Старшая, возле которой отирался костистый худощавый подросток, решительно сделала шаг вперед навстречу старейшине. Орчиха была еще молода, но отсутствие вышивки и белая отделка на ее кожаном переднике и шерстяном платье говорили о том, что она — вдова. Так же была одета, в платье без вышивки и с белой отделкой, еще одна женщина из четырех. Две другие цеплялись за вооруженных мужчин, с тревогой посматривая то на них, то на вдов.
В двух словах, дело было так.
Некоторое время назад скоропостижно скончался отец Брехта. Нет, он не был таким уж старым: сто четыре года не возраст для орков, среди которых есть и такие, кто перешагнул полуторавековой рубеж. Просто глава семьи, сильно сдавший после гибели на войне трех сыновей, не смог пережить потерю последнего, четвертого.
Горькую весть в горы доставил Дедих, сотник с Кораллового Острова, который был женат на самой младшей Брехтовой сестре. Его родич и подчиненный Брехт отправился сопровождать светловолосую шаманку и не вернулся в расположение части. Тогда Дедих стал его разыскивать. При этом он не придумал ничего лучше, как найти ту шаманку, с которой ушел молодой орк. Она нашлась на соседнем, Янтарном, Острове и согласилась встретиться с сотником. Девушка спокойно выслушала его, потом на минуту прикрыла глаза и произнесла странным голосом: «Вы больше никогда не увидите Брехта!» — после чего неожиданно расплакалась и убежала.
К шаманам у орков почтительное отношение, если, конечно, это не человеческие колдуны. Подробнее расспрашивать девушку Дедих не стал и сделал вывод, что никто никогда не увидит Брехта, поскольку тот погиб. Выяснять, где находится могила родственника, Дедих тоже не стал и отправил к его родителям гонца со скорбной вестью.
Получив сообщение, отец Брехта угас за несколько дней.
По обычаю, через три месяца после похорон должен был состояться раздел имущества покойного, но тут возникли сложности. Ибо наследников оказалось четверо: две вдовы старших сыновей и две старшие дочери (младшие жили далеко, и про них никто не подумал). У вдов были дети — у старшей четверо, у младшей двое. Из них три мальчика, самый младший из которых родился уже после смерти его отца, следовательно, вдовы имели право жить самостоятельно, своим домом.
Казалось бы, чего проще — разделить наследство на четыре части? Ан нет, ибо все упиралось во вдову покойного. Она была жива и по тому же обычаю имела право остаться в своем доме до смерти, а это значит, что одна из невесток должна была жить со свекровью под одной крышей. Но на это ни одна невестка не соглашалась.
Впрочем, были еще и дочери, которые были совсем не против позаботиться о матери, но тут на дыбы встали их мужья, не желавшие оказаться под каблуком у тещи — ведь вдова покойного оставалась главой семьи, и именно у нее должна была сохраниться власть. Дом и старая орчиха были неотделимы друг от друга, и предстояло решить, кто из наследников забирает свою долю имущества и уходит на все четыре стороны, а кто остается и получает дом и старуху в придачу.
Старейшина рода аш-Эль-Бран — старший брат покойного — подошел к вдовой снохе, которая уперла кулаки в бока, вызывающе глядя на него. Кроме мужчин рода Эль-Бран тут были и ее собственные братья, а также родичи всех заинтересованных сторон, так что толпа собралась нешуточная и моральная поддержка могла найтись у любого.
— Ну — спросил старейшина, — что вы решили?
— Я с нею не останусь! — категорично заявила орчиха. — Я долго прожила вместе с нею и…
— Отлично! — кивнул старейшина. — Тогда ты уходишь…
— Куда? — взвилась орчиха. — Я прожила в этом доме пятнадцать лет, родила здесь детей… Тут похоронен мой третий сыночек… [7] Я остаюсь… Я имею право!
— Твоя свекровь останется тут!
— Я сама будущая свекровь!
— Я тоже! — вступила в разговор ее невестка. — У меня тоже сын!
— А у меня их двое! — Орчиха выдернула вперед подростка. — Кроме того, тебе так и так нужно замуж выходить и переселяться к мужу!
— Тебе тоже!
— Это почему еще?
— Твой сын совсем ребенок! Он не может править домом и…
— Править буду я сама!
— Нет, не ты, а она!
— Вот еще!
Неизвестно, до чего бы договорились орчихи — может, и с кулаками бы друг на дружку полезли, а там и до столкновения родов бы дошло, — но в это время послышался быстро приближающийся крик: «Эль-Бран! Эль-Бран вернулся! Живой!»
На крики стали оборачиваться, и к тому времени, как к дому добрались Кхетт и Брехт с цепляющимся за него притихшим Льором, уже все смотрели только на Эль-Брана.
Старейшина встретил племянника внимательным взглядом, словно ощупал холодными серыми глазами. Из всех собравшихся такой цвет глаз был только у них двоих.
— Живой, — промолвил он.
— А что, меня уже похоронили? — огрызнулся Брехт.
— Откуда ты?
— Издалека.
Обе сестры, быстро сообразив, в какую сторону задул ветер, оторвались от своих мужей и, перегоняя друг дружку, бросились в дом, где у погасшего очага (в знак того, что у дома нет хозяина) в одиночестве дожидалась решения судьбы их мать.
— Мама! Мама! Брехт вернулся! Он не умер! Он…
Старая орчиха появилась на пороге. Ворота были распахнуты настежь, и она сразу заметила стоявших друг против друга своего младшего сына и старейшину.
— Брехт…
Молодой орк еле успел подхватить мать, которая буквально упала ему на руки.
В толпе загомонили. Отсутствовавшего слишком долго родича орки могли официально объявить умершим или изгнать, если от него отрекалась родная мать. Но здесь все было предельно ясно, и зрители стали по одному расходиться. Чего там смотреть? Все знали наперед, что произойдет: Брехт с матерью войдут в дом, и старуха разожжет очаг, оповещая всех, что у дома появился хозяин. И теперь уже не у старейшины, а у Брехта, как у нового главы семьи, будет болеть голова по поводу того, как поступить с невестками. Ибо одна из них должна будет стать его женой, а второй придется собирать вещички.
После того как большая часть зрителей разошлась, оставшиеся вслед за Брехтом и его матерью потянулись в дом. Кхетт был единственным чужаком и шагал последним. Он же оттолкнул сунувшегося было в двери Льора:
— А ты куда, светловолосый? Твое место во дворе! Жди, пока хозяин тебя определит!
— Но… — запротестовал юноша.
— Я сказал — ждать! Место! — как на собаку, прикрикнул на эльфа орк.
Брехт, уже переступивший порог, обернулся.
— Этот светловолосый раб хочет пройти в твой дом! — сказал Кхетт, для надежности придержав эльфа за шиворот.
— Он имеет на это право! — Брехт подошел и вынул ворот рубашки из рук старого приятеля. — И он не раб! Льор, он… — придерживая юношу за плечи, орк направился к очагу. — Я привел тебе нового сына, мать.
В пещерах нет смены дня и ночи, и время тут определяют по летучим мышам: когда стаи отправляются на охоту за мошкарой, орки гасят светильники и подземелья погружаются в полумрак. Когда же снаружи слышится писк возвращающихся маленьких созданий, огни зажигаются. В обязательном порядке над воротами каждой усадьбы закрепляют светильник-гнилушку в знак того, что обитатели дома уже на ногах.
До вывешивания светильников еще оставалось время, но Брехт уже не спал. И не только потому, что обязанности хозяина усадьбы не предполагали праздности, просто он пробудился от легкого сквозняка, тянущего сквозь неплотно прикрытую дверь.
Как таковых, дверей в пещерах-домах не было: их роль выполняли натянутые на деревянные каркасы или подвешенные на веревку шкуры с грузиками внизу, чтобы не болтались. Тот, кто недавно выскользнул из пещеры, еще не привык всякий раз проверять и поправлять за собой такую дверь.
Вполголоса ругнувшись, молодой орк сунул ноги в кожаные поршни. Как и положено хозяину, он спал полуодетым, чтобы в любое время вскочить и взяться за дела. Поэтому сборы не заняли много времени — он лишь подтянул пояс на штанах, прихватил меховую безрукавку и вышел. Острое обоняние помогло ему отыскать следы ранней пташки. Он прошел окраиной поселения в один из выходов-отнорков в широкий — разведи руки в стороны и не достанешь стен! — тоннель, который вел полого вверх… Это была просторная пещера… Нет, даже не пещера, а скорее колодец — наверху, на высоте в десять орочьих ростов, открывался провал наружу, где в темно-синем небе еще виднелись звезды. Внизу, в колодце, поблескивало озеро чистой горной воды. На противоположной стороне неумолчно шумела вода — горный ручеек низвергался в озеро. Глубокое, никто не смог донырнуть до дна, оно питало через подземные протоки глубинные источники в пещере Брехта и еще пяти-шести соседних. Несколько выступов-террас находилось тут и там на разной высоте. На них гнездились птицы, откладывали яйца ящерицы, на тех, что повыше, укоренились растения. Мальчишки лазили по скалам, собирая то и другое, и иногда спускались к самому озеру, чтобы наловить моллюсков и поставить сети на водившихся тут рыб.