Камер было два десятка, и в результате городской облавы заняты оказались все. В каждой сидело по шесть-семь человек, а кое-где и больше. Одни арестованные погрузились в мрачное молчание, другие нервничали и едва не плакали, третьи громко звали стражу и взахлеб уверяли ее в своей невиновности. Нашлись такие, кто совал подходившим стражникам деньги, прося пригласить начальство, чтобы те разобрались и выпустили незаконно задержанных. Солдаты подношения брали, но никого звать не спешили: то ли ждали, пока все желающие скинутся, кто сколько может, то ли занимались вымогательством на законных основаниях.
Несмотря на напускное спокойствие, Брехт нервничал. Он прекрасно помнил, что прикончил троих стражников и серьезно ранил еще семерых, из которых как минимум четверо не доживут до завтрашнего утра. И это не считая мелочей вроде свернутых набок челюстей, сломанных конечностей и расквашенных носов. Для нелюдя это почти наверняка означало крупные неприятности — суд и наказание. Поэтому Брехт решил, что не задержится тут — этой же ночью попробует сбежать. И сейчас он поверх головы прильнувшего к нему Льора внимательно рассматривал маленькое окошечко под потолком. Решетка уже подверглась осмотру, и орк был почти уверен, что один-два прута если не сломает, то сможет погнуть основательно. В щель легко протиснется хрупкий эльф, а дальше — дело техники. Льор, кстати, был спокоен, как черепаха, и, вцепившись орку в локоть, сидел рядом с таким безмятежно-задумчивым видом, словно находился на приеме у какого-нибудь эльфийского лорда.
Время тянулось ужасно медленно. Задержанные понемногу переставали шуметь и требовать чего-то, но несколько самых упорных еще на что-то надеялись. Они первыми подняли шум и там, когда по коридору загрохотали тяжелые быстрые шаги.
Брехт сидел на полу, привалившись к стене и глядя на окошко в ожидании вечера. Он даже не повернул головы, когда шаги замерли возле его камеры. Зато его соседи — пятеро мужчин самого бандитского вида и какой-то хлыщ, явно попавший под раздачу случайно, — притихли.
— Эй, ты! Орк! Вставай!
Брехт оглянулся. В коридоре стоял начальник тюрьмы и с ним шестеро солдат с пиками наперевес.
— Вставай, орк! На выход! — повторил начальник тюрьмы, и уже не только в их камере, но и в соседних настороженно притихли.
— Что, уже? — Брехт не спеша поднялся. Льор, цеплявшийся за него, встал тоже. — Меня куда? На виселицу или…
Льор тихо застонал.
— На выход, мать твою. — Судя по голосу, начальник тюрьмы был искренне расстроен тем, что кого-то приходится отпускать. — Залог за тебя внесли!
— Кто?
— Сам знаешь. — Ворча что-то себе под нос, начальник тюрьмы отпер дверь, и Брехт со все еще не верящим в их спасение Льором вышел в коридор.
Его провожали внимательными и завистливыми взглядами все обитатели тюрьмы.
— Эй! Ты, орк! — внезапно раздался жаркий шепот. Бросив взгляд в сторону, Брехт с удивлением узнал Роба Рыбку. — Вытащи меня отсюда, и я пойду с тобой в Рэллебог! Слышишь? Вытащи!
В конце коридора возле конторы стояло несколько орков, судя по внешним данным и одежде — ремесленники из торгового квартала. Самый старший, с заметным брюшком и лысиной, шагнул вперед, ударив себя кулаком в грудь напротив сердца. Брехт, помедлив, повторил этот жест.
— Забирайте своего, — поморщившись, словно нюхнул тухлятины, проворчал начальник тюрьмы.
— А мои вещи где? — поинтересовался Брехт.
— Вон…
В углу обнаружился слегка похудевший после обыска вещмешок, копье и другое оружие. Орк тут же полез перетряхивать вещи, придирчиво отметив, что новую рубашку забрали и запасные штаны тоже, а вот на волчью безрукавку и сапоги никто не польстился — то ли фасон подкачал, то ли размер не подошел.
— Так, а где кошелек?
Начальник тюрьмы бросил на него затравленный взгляд нищего, которого сегодня уже дважды грабили и четырежды били.
— Пойдем. — Старший орк не дал развиться конфликту. — Отдохнешь, поешь… Скажешь, сколько там было денег, — мы скинемся и компенсируем.
Забрав вещи и кивнув Льору, Брехт покинул здание тюрьмы. Орки окружили его со всех сторон. Было их семеро, все старшие и наверняка главы семей, но ни один не мог сравниться с ним ростом и шириной плеч: Брехт был чистокровным воином и возвышался над своими спутниками на целую голову.
— Откуда вы узнали, что я… ну… арестован? — по дороге спросил он.
— Моя дочь видела, как тебя вели в тюрьму вместе с остальными, — ответил шагавший сбоку орк, от которого ощутимо несло красками. — Прибежала, рассказала… Не дело орку в человеческой тюрьме сидеть! Вот мы сбросились и внесли за тебя залог.
— Мне нечем вас отблагодарить, — счел нужным предупредить Брехт. — Тем более что я не принадлежу себе. Я должен сначала сделать одно дело…
— Мы не ради награды! — остановил его второй орк. — В землях людей нам надо держаться друг за друга!
Эти слова напомнили Брехту кое-что. Вернее, кое-кого.
— А вы знаете, кто такой Роб Рыбка? — поинтересовался он, вышагивая по улице в сторону орочьего квартала.
— Пират, — помолчав, ответил старший из орков. — Один из самых известных в Геронте и за ее пределами.
— И самый наглый, — добавил шагавший сбоку орк помоложе. — За его голову назначена большая награда, а у него хватает смелости сойти на берег и даже не особо скрываться. А что?
— Он мне кое-что должен.
— Тогда забудь, — отмахнулся старший. — Этот Рыбка должен половине побережья и еще ни разу не попытался расплатиться с долгами. Его в трех государствах приговорили к виселице, а он там появляется как ни в чем не бывало!
До улицы, которую занимали дома и лавки орков, оставалось еще немного времени, и всю дорогу Брехт был вынужден выслушивать истории о похождениях своего случайного знакомца. И чем дальше, тем больше он уверялся, что судьба свела его с крайне оригинальной личностью, прямо-таки живой легендой побережья. По рождению аристократ, он прикончил двух своих родственников, после чего бежал и занялся пиратством. Путешествовал по разным странам и даже, по его словам, успел побывать в Калимшане смотрителем гарема у какого-то тамошнего господина. В Саргоне он был приговорен к смертной казни, и даже власти Геронты ополчились на него — вернее, ополчился нынешний правитель, чью супругу Роб соблазнил, попутно ограбив. Пираты Геронты едва не носили его на руках, восхваляя его ловкость и отвагу. Поговаривали, что у Роба при себе есть амулет, который приносит ему удачу.
Как бы то ни было, но, похоже, при аресте и обыске сей амулет был отобран или утерян в суматохе поспешного бегства. Иначе как объяснить тот факт, что сутки спустя на главной площади Геронты спешно сколотили виселицу, где при огромном скоплении народа и неимоверном городской стражи (неизвестно, кого на площади было больше!) должны были торжественно вздернуть знаменитого Роба Рыбку. Заполучив в свои потные, дрожащие от волнения ручонки знаменитого пирата, власти Геронты не нашли ничего лучше, как казнить его, пока никто не опомнился.
С утра накрапывал мелкий дождик — частое явление в приморской Геронте, — небо заволокли низкие серые тучи, словно уже наступала осень, хотя но календарю было еще лето.
Выйдя на тюремный двор — до главной площади отсюда было минуты две хода, — Роб Рыбка посмотрел на небо и присвистнул.
— Дождь… И ветра практически нет! — сплюнул на мокрую землю. — В такую погоду нечего и думать выходить в море!
— Шагай-шагай, — толкнул его в спину старший конвоир. — Для твоего последнего плавания погода как раз подходящая!
Вдоль улицы, ведущей от ворот тюрьмы до главной площади, двумя колоннами, ощетинившимися пиками, стояли солдаты, так что весь путь Роб проделал внутри живого коридора. На площади солдаты стояли еще гуще, чуть ли не в три ряда, чтобы толпа не могла подобраться достаточно близко.
— О, сколько народа нагнали! — Роб вытягивал шею, пытаясь осмотреться. — В честь чего народные гулянья? Вроде никаких праздников нет?
— В честь тебя. — Старший конвоя нервно зыркал по сторонам. В волшебный амулет, приносящий Рыбке удачу и позволявший до сих пор выходить сухим из воды, он не слишком-то верил, но чем боги не шутят! Этого проходимца пытались повесить уже трижды, но всякий раз что-то мешало.
— Это приятно, — кивнул Роб, как ни в чем не бывало шагая к эшафоту. — Но неужели не могли выбрать для казни более подходящий денек? Или тучи разогнать? Что, городской маг так сильно занят или накануне чего-то несвежего поел и теперь от сортира отойти не может без последствий для окружающих?
Солдаты невольно зафыркали: о любви городского мага к экзотической пище, от которой у него с завидной регулярностью случались расстройства пищеварения (и иногда — связанные с этим конфузы в общественных местах), ходили легенды.
— Ветер с запахом поноса — это было бы круто! — продолжал болтать Рыбка.
— Тогда всем будет понятно, что за дерьмо сегодня вешают! — не выдержал нервного напряжения старший конвоир.
— Ага! Буду висеть и вонять! Хоть бы розочек навтыкали, что ли! — Приостановившись перед эшафотом, Рыбка скептически оглядел конструкцию. — А не развалится? В смысле, если мы на нее встанем, она наш вес выдержит?
Протянув руку, он ухватился за одну из опор и энергично ее потряс. Сверху раздался протестующий вопль палача.
— Э, нет! — уперся приговоренный. — Мы так не договаривались! Она шатается! Еще упадем…
— Полезешь как миленький! — разозлился старший. — Давай, ребята, за руки, за ноги его — и вперед!
Нервно переглядываясь, солдаты подхватили арестанта.
— Вы чего? — воскликнул тот. — Куда прете? Сейчас она рухнет — мало не покажется!.. Я не согласен! Желаю умереть на твердой поверхности… Желательно в своей постели в окружении жены и детей!
— Ишь как орет, — скривился старший, — жену и детей каких-то выдумал…
— Что? У меня нет жены и детей? — немедленно заблажил Роб Рыбка. — Какой кошмар! Я не успел завести жену и детей!
— Меня ты уже завел! — разозлился старший конвоя.