К сожалению, я не могу объяснить вам, каково это – находиться рядом с волками. Знать, что из всех мест в лесу, где они могли бы отдохнуть, они выбрали поляну рядом со мной. Приходилось верить, что стая намеренно пришла сюда; было множество мест, откуда они могли бы настороженно, издалека, наблюдать за чужаком.
Смеси эйфории и надежды, чувства, что я в некотором роде избранный, было достаточно, чтобы поддерживать меня в течение многих недель, когда они исчезли, – недель ледяных бурь и снега, когда казалось, что я единственное живое существо, оставшееся на планете.
Днем, когда было теплее всего, я спал, но даже тогда температура порой опускалась до критической отметки. Иногда я находил убежище от холода: пещеру в горе, упавшее дерево с дуплом, даже нору в снегу – индивидуальное иглу. Я выкладывал свое лежбище сосновыми лапами, чтобы было теплее. Наваливал ветки кучей, чтобы спастись от снега и ледяного ветра. Ел все, что попадалось в силки, а когда не попадалось ничего – разламывал трухлявый пень и ел муравьев.
Однажды ночью стая завыла. Это был низкий, исполненный боли, скорбный вой – похожий на те, с помощью которых ищут потерявшегося. В этом случае, как я понял, это был крупный серый самец, который не вернулся. Они выли каждую ночь, и на четвертую ночь я ответил. Завыл так, как завыл бы одинокий волк, если бы думал, что в стае найдется место и для него.
Сначала повисла тишина.
А потом, словно по волшебству, ответила вся стая.
Волк сжевал ремень безопасности арендованного автомобиля.
– Черт побери! – ругаюсь я, вытаскивая ремень из клетки. – Он что, не научил тебя, как себя вести?
Интересно, необязательная страховка, которую я оформил на арендованный автомобиль, покроет ущерб, нанесенный диким животным?
Хотелось бы знать, во что еще я ввяжусь?
Но больше всего я удивлялся тому, как Каре удалось уговорить меня на нечто подобное.
Сегодня утром я направлялся в больницу с наилучшими намерениями – сжимая найденный клочок бумаги с моей подписью. Я и раньше собирался показать эту бумагу Каре, но пришлось перенести время посещения: утром хирург осматривал швы, потом санитарка с помощью влажной губки помыла Кару, затем отца отвезли на очередную компьютерную томографию, а позже у нее поднялась температура. Сегодня я был решительно настроен показать документ Каре. Сестра может не верить, что у меня есть право говорить от имени отца, но у меня есть доказательство.
Я навестил отца – как будто мне нужны еще предлоги для разговора с сестрой! – потом поднялся в ортопедическое отделение. Кара, потная и взъерошенная, сидела на кровати. Рядом с ней стояла мама. Когда я вошел, обе повернулись в мою сторону.
– Я должен кое-что вам показать, – сказал я, но Кара перебила меня, лишив возможности показать бумагу.
– Волки, – заявила она, – вот кто ему нужен!
– Что?
– Папа всегда говорил, что волки общаются на ином уровне, чем люди. Возможно, он не слышит, как мы просим его очнуться. Поэтому просто необходимо отвезти его в Редмонд.
Я недоуменно уставился на сестру.
– Ты с ума сошла? Нельзя перевозить человека, подключенного к аппарату искусственной вентиляции легких, в какой-то мрачный парк с аттракционами…
– Да, совсем забыла, я же с тобой разговариваю! – отрезала она. – Мы же должны его убить.
Я чувствую, как клочок бумаги, лежащий в кармане, обжигает мне грудь.
– Кара, – спокойно сказал я, – ни один доктор не даст разрешения на транспортировку нашего отца.
– Тогда ты должен привезти волка сюда.
– Потому что «стерильно» и «волк» – синонимы? – Я повернулся к матери. – Только не говори, что ты с ней согласна.
Она не успела ответить, ее перебила Кара:
– Ты знаешь, папа горы бы свернул, чтобы спасти своего собрата по стае. Неужели ты думаешь, что стая не поступит точно так же ради него? – Она свесила ноги с кровати.
– И куда ты собралась? – спросила мама.
– Позвоню Уолтеру, – ответила Кара. – Если вы не хотите мне помочь, уверена, он обязательно поможет.
Я посмотрел на маму.
– Ты можешь ей объяснить, что это невозможно?
Мама коснулась здоровой руки Кары.
– Дорогая, – сказала она, – Эдвард прав.
Не могу вам описать, что я почувствовал, услышав эти слова из ее уст. Когда тебя считают паршивой овцой в семье, и вдруг получаешь похвалу – чувства просто переполняют.
Это единственное объяснение, которое приходит на ум, когда я думаю, почему поступил так, как поступил.
– Если я это сделаю, – сказал я Каре, – если я сделаю по-твоему и это не сработает… Тогда ты обещаешь выслушать то, что я должен сказать?
Она встретилась со мной взглядом и кивнула – молчаливый договор.
– Скажи Уолтеру, чтобы дал тебе Зазигоду, – велела она. – Этого волка мы возим в школу. Однажды Зази напугали, но отец удержал его и не дал выпрыгнуть в окно.
Мама покачала головой.
– Эдвард, как ты собираешься…
– И его нужно посадить на переднее пассажирское сиденье, – перебила ее Кара. – Его укачивает.
Я застегнул куртку.
– Если тебе интересно, – сообщил я, – состояние папы со вчерашнего дня без изменений.
И тогда Кара мне улыбнулась. Впервые улыбнулась открыто с тех пор, как я вернулся домой.
– Но это ненадолго, – заверила она.
Парк аттракционов Редмонда – жалкий анахронизм времен, когда не было 3D-фильмов и игровых приставок «Сони Плейстейшен» – Диснейленд для бедняка. Зимой здесь еще мрачнее, чем в разгар сезона. Парк закрыт, работают всего несколько смотрителей, и создается впечатление, что это место, где время остановилось. Такое впечатление только усилилось, когда меня прямо на входе, когда я перепрыгнул через турникет и оказался в парке, приветствовала местная достопримечательность – выгоревший аниматронный динозавр, с подбородка которого свисали сосульки. Чудовище зарычало на меня и попыталось махнуть массивным хвостом в грязном подтаявшем снегу.
Странные чувства овладевали мной по пути к вольеру с волками. Казалось, с каждым шагом я сбрасывал годы – и вот опять вернулся в детство. Когда я проходил мимо одного из загонов, пара волков трусила вдоль забора за мной, ожидая, не переброшу ли я им через забор кролика в качестве угощения. На самом гребне холма, над вольерами, стоял старый вагончик отца. Из трубы дровяной печи вился дымок, но когда я постучал, дверь не открыли.
– Уолтер! – позвал я. – Это Эдвард. Сын Люка.
От моего прикосновения дверь распахнулась, и на меня нахлынули воспоминания. В этом вагончике ничего не изменилось. Стоял тот же диван с мягкими подушками, изгрызенными зубами бесчисленных волчат, на котором я прочел десятки книг, пока отец рассказывал о волках посетителям парка. Та же уборная с туалетом, в котором вода спускалась нажатием ноги.
Стояла узкая кровать – место, где все и покатилось к черту.
Глупая идея, зачем я только послушал Кару! Следует просто вернуться в больницу… Я выбежал из вагончика, хлопнув дверью, и услышал звуки блюграсс со стороны деревянного сарая, где хранилось свежее мясо для волков. Я заглянул в сарай и увидел Уолтера в фартуке. Он огромным ножом разделывал тушу оленя. Наполовину индеец, Уолтер был высоким детиной, лысым, с татуировками, которые покрывали обе руки. В детстве он то зачаровывал меня, то пугал.
Уолтер смотрел на меня, как будто увидел привидение.
– Это я, Эдвард, – сказал я.
При этих словах он выронил нож и заключил меня в свои медвежьи объятия.
– Эдвард, если бы ты не был вылитым отцом… – Он отступил назад и нахмурился. – Он…
– Нет, – тут же ответил я. – Он без изменений.
Я выглянул из сарая – из-за забора с меня не сводили взгляда трое волков. Отец, бывало, рассказывал о мудрости волчьих глаз; даже дилетант, который вступает в контакт с животными, часто чувствует себя неуютно, когда оказывается лицом к лицу с волком. Они не просто смотрят на тебя, они проникают внутрь тебя. Я подумал, что, возможно, Кара права.
Вчера вечером я из дома позвонил Уолтеру и рассказал о состоянии отца, а сейчас сообщил, зачем приехал сегодня, – то есть как, по мнению Кары, встреча с волком может помочь отцу. Уолтер молча слушал, жевал губами, как будто смаковал план, и сплевывал то, что ему не нравилось. Когда я закончил, он скрестил руки на груди.
– Значит, ты хочешь привезти волка в больницу.
– Да, – ответил я и пожал плечами. – Знаю, это звучит смешно…
– Дело в том, что ты не умеешь обращаться с волками. То, что он похож на собаку, совершенно не означает, что это собака. Хочешь, чтобы я поехал с тобой?
Минуту я всерьез раздумывал над его предложением.
– Лучше, если я буду один, – наконец сказал я.
Тогда и неприятности будут у меня одного.
Я вышел за Уолтером из сарая и спустился по холму к вольеру. Когда мы подходили к забору, к нам бросилась пара волков. У того, что поменьше, было всего три лапы.
– Доброе утро, парни, – приветствовал их Уолтер и указал на того, что бегал взад-вперед перед забором, совершенно не страдая из-за отсутствия конечности.
Его взгляд словно заноза проник мне под кожу.
– Это Зазигода, – сказал Уолтер. – Это означает «ленивый». У твоего отца хорошее чувство юмора.
Он полез в потайной карман куртки и швырнул замороженную белку в заросли в дальнем углу вольера. Второй волк потрусил за дичью, а Зазигода остался ждать свою награду. Но вместо очередной белки Уолтер достал кусок филадельфийского сливочного сыра. Отщипнул уголок, и Зази стал облизывать протянутое угощение.
– Молочные продукты успокаивают волков, – объяснил он.
Я смутно помнил рассказы отца о том, что альфа-самка, поняв, что собирается ощениться, может велеть стае убить кормящую олениху просто потому, что знает, что гормоны в крови жертвы притупят эмоции тех, кто ее съест. К тому времени, когда появятся волчата, остальные члены стаи будут спокойнее и примут волчат.