– Черт возьми! – бормочу я.
– Держите.
Мужчина кидает мне комок коричневых больничных салфеток. Я изо всех сил стараюсь навести порядок, но к глазам подступают слезы. Единственный раз в жизни мне хочется пойти простым путем.
– Вы же знаете, как говорят, – добавляет он, присаживаясь рядом на корточки, чтобы помочь. – Не стоит оно и слезинки.
Первое, что я вижу, – это черные ботинки и синие форменные брюки. Офицер Уигби забирает у меня из рук мокрые салфетки и кидает в мусор.
– У вас должны быть и другие дела, – натянуто произношу я. – Наверняка кто-то сейчас превышает скорость. Или надо перевести через дорогу пожилую леди.
Он улыбается:
– Вы удивитесь, насколько пожилые леди стали самодостаточными в наши дни. Миссис Нг, честно, меньше всего на свете мне хочется беспокоить вас, когда вы и так в большом стрессе, но…
– Тогда не надо, – умоляю я. – Дайте нам пережить случившееся. Дайте мне забрать дочь из больницы и дайте моему бывшему мужу… – Я обнаруживаю, что не могу закончить фразу. – Просто оставьте нас в покое.
– Боюсь, это невозможно, мэм. Если ваша дочь вела машину под действием спиртного, ее может ждать обвинение в непредумышленном убийстве.
Будь Джо здесь, он бы знал, что сказать. Но Джо остался в прошлой жизни, где готовит ланчи для близнецов и провожает их до автобусной остановки. Я выпрямляю спину и с уверенностью, об остатках которой не подозревала, мерю полицейского строгим взглядом:
– Во-первых, Люк жив. То есть ваши обвинения не имеют смысла. Во-вторых, у моего бывшего мужа много недостатков, но он не дурак и не позволил бы Каре сесть за руль по дороге домой, будь она пьяна. Поэтому, если у вас нет твердых фактов и доказательств, что моя дочь виновата в аварии, она остается несовершеннолетней, совершившей ошибку и выпившей, из-за чего отцу пришлось забирать ее из гостей. Если вы собираетесь арестовать ее за употребление алкоголя до совершеннолетия, то надеюсь, что уже арестовали всех подростков, которые были на той вечеринке. А если нет, то, выходит, я была права с самого начала: вас ждут другие дела.
Я проталкиваюсь мимо него и вплываю в палату Кары с высоко поднятой головой. Джо гордился бы мной, но опять же он адвокат защиты и любая возможность утереть нос полицейским для него дело чести. Вместо этого я вдруг думаю о Люке. Он часто говорил, что во мне есть огонь. Поэтому он и хотел жениться на мне. Он говорил, что под шелковой блузкой репортера и дипломом факультета журналистики скрывается человек, готовый сражаться до последнего. Думаю, он считал, что эта искра поможет мне понять человека, каждый день ходящего по лезвию ножа. Он искренне удивился, когда выяснилось, что я хочу свой дом, сад, детей и собаку. Может, во мне и горит искра, но ей нужны крепкие, надежные стены, чтобы не погаснуть.
Уже в палате Кары я обнаруживаю, что оставила кофе офицеру Уигби, а дочь проснулась и сидит в кровати. Ее щеки раскраснелись, а волосы на лбу влажные, что говорит о падении температуры.
– Мам, я знаю, как спасти папу! – скороговоркой выпаливает она.
Люк
Три недели спустя я шел на северо-восток, когда из-за дерева передо мной неожиданно выступил волк. Честно говоря, я не понял, тот ли это серый волк, что приходил к ручью, или другой. Золотые глаза приковали меня на полминуты, что кажется вечностью, когда перед тобой дикое животное. Он не скалил зубы, не рычал и не выказывал страха, из-за чего я понял: он осведомлен о моем присутствии намного дольше, чем я о его.
Волк отвернулся и ушел в лес.
После этого я встречался с волком раз в несколько дней, когда меньше всего ожидал увидеть его. Я вытаскивал свежую добычу из силков и вдруг чувствовал на себе взгляд, оборачивался и видел его. Я открывал глаза после чуткой дремы и обнаруживал, что волк издалека смотрит на меня. Я не разговаривал с ним. Я не хотел, чтобы он считал меня человеком. Вместо этого при каждом его появлении я ложился на землю или перекатывался на спину, подставляя горло и живот, – общепринятый знак доверия. Подставляя самые слабые места, я давал понять, что он может убить меня, быстро или медленно, как пожелает, и спрашивал: «Насколько ты спокоен?» В ответ я ожидал, что доминантный зверь смягчится, чуть сожмет мое горло зубами и отпустит, будто говоря: «Я мог бы ранить тебя… но решил отпустить». И тогда наша иерархия будет установлена.
Однажды вечером, когда я сидел под деревом и размышлял, пойдет ли снег, на поляну передо мной вышел волк. За ним второй. Третий. И еще три. Они скользили вокруг, выходя на поляну и снова скрываясь в лесу. В стае было четыре самца и две самки. Судя по всему, навещавший меня волк был в числе молодых. Вероятно, альфа-самка отправила его разузнать обо мне побольше.
На следующий день я попытался найти стаю. Хотя я искал их несколько недель, они словно испарились. Надежды рушились на глазах. Неужели это все взаимодействие с волками, которое ждало меня в диком лесу? Неужели я подобрался так близко только для того, чтобы разочароваться? Я вернулся к старым привычкам. По ночам я бродил по округе, но в дневное время возвращался на поляну, где впервые повстречал всю стаю.
Прошло несколько недель, и они вернулись. Стая сократилась до пяти волков – один самец исчез – и выглядела более пугливой, чем в прошлый раз. Они устроились примерно в сорока ярдах от меня. Молодой самец, с которым я познакомился первым, играл со своей сестрой; они катались по снегу и гонялись друг за дружкой, как щенки. Время от времени один из старших волков выражал недовольство горловым рыком, и в конце концов они устали и свалились.
Я даже передать не могу, что чувствовал, находясь рядом с ними. Из всех мест в чаще, где волки могли остановиться на отдых, они выбрали мою поляну. Я упорно верил, что это не случайно. Вокруг было полно мест, где им не пришлось бы одним глазом следить за незнакомцем.
Сочетание эйфории и надежды, что меня каким-то образом выбрали, поддерживало меня в течение тех недель, когда они снова исчезли, хотя эти недели были заполнены ледяными бурями и снегопадами и порой казалось, что я остался последним живым существом во вселенной.
Я спал днем, когда было теплее, но даже днем температура воздуха порой опускалась до жестокого мороза. Тогда я искал укрытие от холода: каменную пещеру, поваленное пустое дерево, даже зарывался в снег, будто в личное иглу. Для сохранения тепла я выкладывал изнутри берлогу сосновым сушняком. Из зеленых веток я строил укрытие от падающего снега и ветра. Я ел то, что попадалось в ловушки, а если с добычей не везло, ломал голыми руками гнилушки и выбирал муравьев.
В одну ночь завыла стая. Низкий, горестный вой летел по лесу в поисках пропавшего. В данном случае я решил, что крупный серый самец так и не вернулся домой. В эту неделю они выли каждую ночь, и на четвертый раз я ответил. Я отозвался так, как сделал бы одинокий волк, если думал, что в стае может освободиться место для него.
Сначала мой вой встретила тишина.
И вдруг, как в сказке, вся стая завыла в ответ.
Эдвард
Волк жует ремень безопасности во взятой напрокат машине.
– Черт возьми! – говорю я, рывком убирая ремень подальше от решетки клетки. – Неужели он не научил тебя манерам?
Я оформлял на машину дополнительную страховку. Интересно, покрывает ли она ущерб от диких животных?
Я пытаюсь представить, сколько проблем меня ждет.
И никак не могу понять, как я поддался на уговоры Кары.
Утром я отправился в больницу с наилучшими намерениями, сжимая в руке найденный листок бумаги с моей подписью. Я и раньше пытался показать его Каре, но выбрал неудачное время: с утра хирург-ординатор осматривал швы, затем медсестра мыла ее губкой, потом отца отвезли на очередную компьютерную томографию, а у сестры поднялась температура. Сегодня я был намерен все же показать ей записку. Кара может считать, что я не вправе говорить за отца, но у меня есть доказательства.
Сначала я зашел к отцу – без изменений, еще одна причина поговорить с сестрой – и затем поднялся в ортопедическое отделение. Кара сидела на кровати, потная и растрепанная. Рядом с ней стояла мать. Когда я вошел, обе повернулись ко мне.
– Мне надо кое-что тебе показать… – начал я, но Кара перебила раньше, чем я протянул ей бумагу.
– Волки! – заявила она. – Вот кто ему нужен.
– Что?
– Отец всегда говорил, что волки общаются на отличном от людей уровне. А нас он не слышит, когда мы просим его проснуться. Поэтому надо отвезти его в Редмонд.
Я потрясенно заморгал:
– Ты с ума сошла? Отвезти в захудалый парк аттракционов человека, подключенного к аппарату искусственного дыхания…
– Ой, точно, я забыла, с кем разговариваю! – со злостью отрезала Кара. – Правильно, мы должны просто убить его.
Лист бумаги огнем жег меня через нагрудный карман.
– Кара, – ласково начал я, – ни один врач не разрешит взять отца на такую экскурсию.
– Тогда надо привезти волка сюда.
– Конечно, ведь волк – просто синоним стерильности. – Я повернулся к матери. – Только не говори, что ты согласна.
Не успела она ответить, как снова вмешалась Кара:
– Ты же знаешь, что отец землю перевернет, чтобы спасти животных из своих стай. Разве ты не веришь, что они сделают то же самое для него?
Она спустила ноги с кровати.
– И куда ты собралась? – возмутилась мать.
– Позвонить Уолтеру. Если вы не хотите помочь, он точно сможет.
Я посмотрел на мать:
– Ты можешь объяснить ей, что это невозможно?
Мать коснулась здоровой руки Кары:
– Солнышко, Эдвард прав.
Передать не могу, что я почувствовал, услышав эти слова из ее уст. Я всегда знал, что я главный неудачник в семье, и признание моей правоты сразило меня наповал.
Это единственное объяснение, которое у меня есть для последующего решения.
– Если я это сделаю… Если я это сделаю ради тебя и ничего не выйдет, ты выслушаешь меня?