– Помнишь, я говорила, что в твоем шкафу нет монстра? Так вот, я тебя обманывала.
Затем я переступаю через них и направляюсь в свою комнату, где хлопаю дверью и бросаюсь лицом вниз на кровать.
Из глаз текут слезы, но горящая щека ни при чем – пощечина ничто по сравнению с унижением. Просто я чувствую себя единственным оставшимся в мире человеком. Я не принадлежу к этой образцовой семье. Собственная мать встала на сторону брата. Отец парит где-то там, куда я не могу дотянуться. Сейчас я действительно ужасно одинока, а значит, не могу просто сидеть и ждать, пока все само исправится.
Нет, я не боюсь, что больница снова попытается отключить жизнеобеспечение отца даже по просьбе Эдварда. Дело в том, что, если я не найду способ обезвредить его, он пойдет дальше и будет назначен официальным опекуном, а я не смогу противостоять, потому что мне семнадцать лет.
Но тем не менее я все же могу кое-что предпринять.
Я беру себя в руки, вытираю лицо повязкой на руке и сажусь скрестив ноги. Впервые за последнюю неделю я включаю ноутбук. В почте шестнадцать миллионов писем от Мэрайи с вопросами, но я не обращаю на них внимания. Скорее всего, они отправлены до того, как подруга узнала, что я в больнице.
Я набираю несколько слов в поисковой системе и нажимаю на первое имя, которое появляется на экране.
Кейт Адамсон, полностью парализованная в 1995 году после двойного инсульта ствола мозга, не могла даже моргать. Ухаживающие за ней врачи удалили зонд для питания, но через восемь дней вставили его повторно по настоянию мужа. На сегодняшний день Кейт почти выздоровела – левая сторона тела все еще частично парализована, но она в ясном уме и проводит мотивационные лекции.
Я нажимаю на другую ссылку.
Жертва автокатастрофы, Ром Хоубен считался находившимся в вегетативном состоянии в течение двадцати трех лет, но на самом деле все время был в сознании и не мог сообщить об этом. Первоначально врачи использовали шкалу комы Глазго, по которой зрительные, вербальные и двигательные реакции были признаны не подлежащими восстановлению, но в 2006 году придумали новый метод сканирования и обнаружили, что его мозг функционирует полностью. Сейчас он общается с внешним миром с помощью компьютера. «Медицинские достижения наконец-то догнали его», – сказал лечащий врач доктор Лаурейс. Он убежден, что многих пациентов в вегетативном состоянии неверно диагностируют.
И еще один пример.
Кэрри Кунс, восьмидесятишестилетняя жительница Нью-Йорка, больше года находилась в вегетативном состоянии. Судья удовлетворил желание ее семьи удалить зонд для питания. Однако она неожиданно пришла в себя, самостоятельно питалась и могла разговаривать с людьми. Ее случай поднимает вопрос о том, насколько надежен диагноз необратимого бессознательного состояния, а также юридические аспекты при прекращении поддержания жизни.
Я сохраняю ссылки в закладках. Я сделаю презентацию в PowerPoint, вернусь в офис Дэнни Бойла и докажу ему, что совершенное Эдвардом, по сути, ничем не отличается от приставленного к голове отца пистолета.
Звонит сотовый – он воткнут в розетку и счастливо заряжается, – я тянусь к нему, предполагая, что Мэрайя хочет узнать, не сняли ли с меня заживо кожу. Однако на экране высвечивается неизвестный номер.
– Дождитесь разговора с окружным прокурором, – объявляет Паула, и мгновение спустя в трубке звучит голос Дэнни Бойла.
– Ты твердо решила? – спрашивает он.
Я вспоминаю о бедной Кейт Адамсон, Роме Хоубене и Кэрри Кунс.
– Да, – отвечаю я.
– Завтра в Плимуте будет проходить заседание большого жюри присяжных. Ты должна прийти в здание суда, чтобы я вызвал тебя в качестве свидетеля.
Я понятия не имею, как добраться до Плимута. Я не могу просить Мэрайю снова прогуливать школу. У меня нет машины, я почти калека, к тому же под домашним арестом.
– Вы, случайно, не будете проезжать мимо Бересфорда по пути в Плимут? – спрашиваю я как можно вежливее.
– Ради всего святого! – вырывается у Дэнни Бойла. – А родители не могут тебя подвезти?
– Моя мать с ног сбилась и делает все возможное, чтобы брат не попал в тюрьму. Я бы с удовольствием поехала с отцом. Но он сейчас слишком занят борьбой за жизнь в Мемориальной больнице Бересфорда.
На мгновение воцаряется тишина.
– Где ты живешь? – спрашивает прокурор.
В тот вечер Джо не ночует дома. Судя по всему, единственный способ уберечь Эдварда от тюрьмы – это не спускать с него глаз, и Джо благоразумно решил, что брату не стоит сейчас находиться в непосредственной близости от меня. Мне кажется странным, что Джо с матерью просто не поменялись местами, чтобы мать провела хотя бы одну ночь с Эдвардом в старом доме. Но с другой стороны, Джо считает, что мир вращается вокруг матери, и готов на все, лишь бы ей не пришлось переступать порог старого дома, наполненного воспоминаниями о моем отце.
Поэтому на следующее утро, когда за мной приезжает Дэнни Бойл, мать стоит в конце квартала с близнецами в ожидании школьного автобуса и совершенно не подозревает, что шикарный серебристый «БМВ», который проносится мимо и заворачивает за угол, собирается припарковаться на ее подъездной дорожке.
Я сажусь в машину, и Дэнни Бойл недоуменно оглядывает меня:
– Что, черт возьми, на тебе надето?!
Я сразу же понимаю, что совершила ошибку. Я хотела хорошо выглядеть в суде, ведь так принято. Но мой парадный гардероб ограничивается платьем без бретелек, купленным для весеннего бала в школе, и ярко-розовым нарядом с мощными подплечниками, который меня вынудили надеть на свадьбу сестры Джо в стиле «обратно в восьмидесятые». Мать настояла на том, чтобы подшить его до колен и носить в дальнейшем, хотя единственное место, где я могла себя в нем представить, – костюмированная вечеринка по случаю годовщины «Спасенных звонком».
– Ты похожа на беженку из фан-клуба Пэт Бенатар, – заявляет Дэнни.
– Хорошая догадка.
Я впечатлена его познаниями. Я пристегиваю ремень безопасности и закрываю лицо рукой, когда мы проезжаем мимо автобусной остановки, где стоит мама.
– Я так понимаю, твоя мать понятия не имеет, что ты задумала, – говорит Дэнни.
По моим расчетам, она будет слишком занята, защищая брата, где бы тот ни был, чтобы заметить, что я исчезла из комнаты.
– Тебе нужно понять вот что, – продолжает прокурор. – Ты настаиваешь, чтобы было выдвинуто обвинение в убийстве, а значит, оно должно соответствовать всем трем критериям. Преступный умысел, преднамеренность и желание причинить вред. Нам не нужно доказывать это сегодня, но мы должны расставить ключевые точки, чтобы у жюри сложилась целая картина. Если у тебя нет всех трех точек, это не убийство. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Я долго смотрю на него. Важно не то, что он говорит, а то, о чем умалчивает.
– Я сделаю все необходимое, лишь бы мой отец жил. – (Прокурор бросает на меня взгляд и удовлетворенно кивает.) – Можно вас кое о чем спросить? Почему вы передумали?
– Вчера мне позвонила сестра. Она очень расстроена из-за происшествия на работе. – Бойл сжимает и разжимает руку на руле. – Оказывается, она следила за аппаратом искусственного дыхания одного пациента, а его сын совсем обезумел. – Он смотрит на меня. – Это ее твой брат оттолкнул с дороги.
Я ожидала увидеть обшитый роскошными деревянными панелями зал суда с возвышением, где восседает судья в белом парике. Но я очень удивляюсь, обнаружив, что большое жюри представляет собой мини-собрание совершенно обычных людей в джинсах и свитерах, сидящих за столом в комнате без окон.
Я тут же пытаюсь прикрыть чрезмерно парадное платье свитером.
На столе стоит магнитофон, отчего я нервничаю еще больше, но не отрываю взгляда от лица Дэнни Бойла, как он велел.
– Это Кара Уоррен, – объявляет он группе людей. – Кто-нибудь из вас знает свидетеля?
Люди за столом качают головой. Женщина со светлыми волосами до подбородка, подстриженными «под пажа», напоминает одну учительницу в школе. Она встает и протягивает мне Библию.
– Поднимите правую руку… – начинает она и сознает, что моя правая рука в гипсе.
Среди сидящих за столом пробегает неловкий смех.
– Поднимите левую руку и повторяйте за мной…
Эта часть точь-в-точь как я видела по телевизору: я клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, да поможет мне Бог.
– Кара, – говорит Бойл, – назови свое имя и адрес.
– Кара Уоррен. Статлер-Хилл, дом сорок шесть, Бересфорд, штат Нью-Гэмпшир, – отвечаю я.
– С кем ты живешь?
– С отцом. Кроме последней недели.
Окружной прокурор жестом указывает на меня:
– Мы видим, что у тебя рука в гипсе. Что произошло?
– Неделю назад мы с отцом попали в серьезную автомобильную аварию. Я сломала лопатку. Мой отец с тех пор не приходил в сознание.
– Он в коме?
– Врачи называют это вегетативным состоянием.
– У тебя есть другие родственники?
– Есть мать, она замужем во второй раз. И еще брат, которого я не видела шесть лет. Он живет в Таиланде, но, когда отец попал в аварию, мать позвонила ему, и брат приехал сюда.
– Какие у тебя отношения с братом? – спрашивает Бойл.
– Никаких, – решительно отвечаю я. – Он ушел из дома и после этого не захотел ни с кем из нас общаться.
– Как долго твой отец находится в больнице?
– Восемь дней.
– Что говорят врачи по поводу его состояния, какой прогноз?
– Еще слишком рано что-либо говорить.
А разве не так?
– Вы с братом обсуждали состояние отца?
Внезапно я чувствую себя совершенно опустошенной.
– Да, – говорю я, и поневоле к глазам подступают слезы. – Брат хочет, чтобы все поскорее закончилось. Он не верит, что отец может выздороветь. Но я хочу, чтобы папа прожил достаточно долго и доказал брату, что тот ошибается.
– Твой отец связывался с твоим братом в течение тех шести лет, что тот провел в Таиланде?