Эдвард заключает меня в медвежьи объятия:
– Не знаю, что и сказать, Джо. Честное слово. Ты столько для меня сделал…
– Я старался ради твоей матери. Так что сделай одолжение и подумай, каково ей придется, прежде чем снова пустишься во все тяжкие. – (Эдвард прячет глаза, кивает.) – Хочешь зайти к нам? Повидаться с матерью? Она будет очень рада.
– Я поеду в больницу, – говорит Эдвард. – Узнаю, не изменилось ли состояние отца.
Звонок в дверь раздается, когда я уже открываю рот, чтобы пожелать ему удачи. Я следую за Эдвардом в прихожую, где он открывает дверь мужчине в кожаной куртке и шерстяной рыбацкой шапочке.
– Простите за беспокойство, – говорит мужчина. – Я ищу Эдварда Уоррена.
– Это я, – отвечает Эдвард.
Мужчина протягивает ему маленькую синюю папку.
– Вручено, – говорит он, улыбается и уходит.
Эдвард достает из папки сложенные документы. На папке надпись: «Дело Люка Уоррена».
– Что это? – спрашивает Эдвард.
Я забираю у него папку и быстро пролистываю документы.
– Это дело об опеке, заведенное больницей, – объясняю я. – Суд уже назначил для твоего отца временного опекуна. В четверг состоится ускоренное слушание, где ему назначат постоянного опекуна.
– Но я его сын, – говорит Эдвард. – Кара еще несовершеннолетняя.
– Вполне возможно, что с учетом… недавнего поворота событий… судья примет решение сделать назначение временного опекуна постоянным. – Я поднимаю на него взгляд. – Другими словами, и ты, и Кара будете отстранены от руля.
Эдвард смотрит на меня. Я вижу, как взволнованно вздымается его грудь.
– Выбрать совершенно незнакомого человека? Это безумие! Так делают, когда никто не хочет брать на себя ответственность за решение. Но у меня же есть письмо, подписанное отцом, где он ясно говорит, какое решение я должен принять за него.
– Тогда тебе лучше понравиться этой женщине, когда она будет проводить собеседование, – предлагаю я. – Потому что я на девяносто девять процентов уверен: точно такую же синюю папку принесут Каре. И она приложит все усилия, убеждая временного опекуна, что только она сможет лучше всех ухаживать за вашим отцом.
В суде по делам об опекунстве принята практика, не похожая на любые другие гражданские иски. Чтобы назначить опекуна, истец должен неопровержимо доказать, что человек стал окончательно и безвозвратно недееспособен. Другими словами, чтобы отнять у кого-то гражданские права и свободы, нужно доказать уголовное бремя.
– Эдвард, похоже, мне пора взглянуть на это письмо.
Люк
Спустя годы после жизни в лесу я работал с украинскими фермерами, чтобы научить их перенаправлять волчьи стаи подальше от своих земель и скота. И наблюдал очень примечательное событие. Так получилось, что биологи разделили волчат в одной из стай. Брата отправили в одном направлении, а сестру – в противоположном. Годы спустя они образовали соперничающие стаи, и однажды я увидел, как они встретились на границе владений. Они стояли, каждый вместе со своими собратьями, на двух расположенных друг против друга гористых гребнях.
Но стоило волкам из одного помета разглядеть друг друга, они ринулись на ничейную землю между территориями и закружились в приветствии, катаясь по земле и радуясь воссоединению.
Радость продолжалась ровно до тех пор, пока не спустился кто-то из старших и не напомнил, что они принадлежат к соперничающим стаям.
Потом они дрались так, словно никогда в жизни не видели друг друга.
Джорджи
Неполиткорректно говорить, что любишь одного ребенка больше, чем другого. Я люблю всех своих детей, и точка. Все они мои любимчики, хотя и каждый по-своему. Но спросите любого родителя, пережившего связанный с ребенком кризис, будь то страх за здоровье, школьные неприятности, эмоциональные проблемы, и мы не будем скрывать правду. Когда что-то нарушает равновесие, когда один ребенок нуждается в вас больше остальных, этот дисбаланс превращается в черную дыру. Возможно, вы никогда не признаетесь вслух, но вы больше любите то чадо, которое нуждается в вас сильнее, чем его братья и сестры. И наша единственная надежда, что очередь дойдет до каждого ребенка. Что у нас достаточно резервов, чтобы поддержать всех детей в разное время.
И все надежды летят к чертям, когда сын и дочь вступают в противостояние и оба хотят, чтобы родители были на их стороне.
Несколько лет после ухода Эдварда я просыпалась посреди ночи и представляла все самое худшее, что могло случиться с ним в чужой стране. Мне рисовались картины с конфискацией наркотиков, депортацией, изнасилованием в темных переулках. Я представляла, как его избивают и грабят, как он истекает кровью, не в состоянии позвать на помощь. Как и с вырванным зубом, порой отсутствие становится более заметным, чем присутствие, и я ловила себя на мысли, что беспокоюсь о сыне намного больше, чем когда он был рядом. Я любила Эдварда сильнее Кары и надеялась, что магия любви вернет его домой.
Тем временем, когда Люк съехал, Кара винила меня в разводе, затем она винила меня в том, что я променяла нашу старую сломанную семью на новую, с иголочки. Признаюсь, иногда я с ней согласна. Когда я рядом с близнецами, кажется, что мне дали второй шанс и, может быть, эти два маленьких человечка будут привязаны ко мне крепче, чем первая пара детей.
Я присматриваю за близнецами, играющими перед домом в снежной крепости, которую мы построили две недели назад – еще до аварии, до того, как Эдвард вернулся домой, и до того, как мне пришлось принимать чью-то сторону. После стычки с Карой приятно сидеть на ступеньках крыльца и слушать, как Элизабет и Джексон притворяются, что живут в ледяном дворце, а сосульки служат им волшебными талисманами. Я бы сейчас отдала что угодно, лишь бы уйти от реальности.
При звуке подъезжающей машины я поднимаюсь и становлюсь между дорогой и близнецами, будто этого достаточно, чтобы защитить их от любой беды. Незнакомец за рулем опускает стекло, и дети с любопытством выглядывают из окошка маленького иглу.
– Здравствуйте. Я ищу Джорджиану Нг.
– Это я.
Вдруг Джо снова прислал мне цветы? Иногда он делает такое, и не для того, чтобы извиниться за пропущенный день рождения или годовщину, как Люк, а просто так.
– Отлично.
Мужчина протягивает мне синий свернутый пакет, документы и выезжает задним ходом с подъездной дорожки.
Мне не нужна помощь Джо, чтобы понять: это прошение о назначении постоянного опекуна для Люка. Его вручили мне, потому что Кара, хотя и является заинтересованной стороной, пока несовершеннолетняя. Именно поэтому обстоятельства постоянно складываются не в ее пользу.
– Ребята, – говорю я близнецам, – пойдемте пить горячий шоколад.
Они не хотят возвращаться в дом, но мне нужно рассказать обо всем Каре. Поэтому я договариваюсь о сделке, куда входят дополнительные полчаса перед телевизором сегодня днем, сажаю детей на диван, включаю им канал «Никелодеон», а затем поднимаюсь в комнату дочери.
Она сидит за столом и смотрит на YouTube видео, где ее отец ужинает, склонившись над тушей между двумя волками. Видео, скорее всего, загружено посетителем Редмонда. Если загуглить имя Люка, можно найти сотни таких роликов. Видимо, новизна наблюдения за взрослым человеком, уворачивающимся от щелкающих челюстей диких зверей, никогда не приедается. Интересно, как отреагировали бы эти репортеры-любители, если бы узнали, что поедание сырых внутренностей теленка вызвало у Люка такой сильный понос, что Уолтер начал извлекать из туши потроха и обжаривать, а затем засовывать обратно в маленьких пластиковых пакетах. Животные ничего не подозревали – думали, что он просто ест отведенную ему часть теленка, – но пищеварительная система Люка перестала бунтовать.
Не важно, что он считал себя волком до мозга костей, тело все равно предавало его.
Кара, увидев меня, поворачивается на стуле. Она заметно нервничает.
– Прости, что сбежала тогда, – начинает она. – Но если бы я сказала, куда собираюсь, ты бы ни за что меня не отвезла.
Я присаживаюсь на кровать:
– Извинение со скрытым обвинением не особо похоже на искреннее раскаяние. На самом деле за побег я могу тебя простить, потому что знаю: ты думала об отце. Гораздо труднее простить твои слова на кухне. Между тобой и братом нет никакого соревнования. Или между тобой и близнецами.
Кара отводит взгляд:
– Мне трудно конкурировать с побитым судьбой блудным сыном или с прелестными малышами.
– Между вами нет конкуренции, Кара. Потому что я не променяю тебя ни на кого другого. И никто не может быть тобой лучше тебя.
Она кусает заусенец на большом пальце:
– Помнишь, когда Эдвард уехал? Когда я засыпала, ты приходила ко мне в комнату и сворачивалась у меня за спиной. Ты думала, что я сплю и не знаю, но я знала, – говорит Кара. – Я загадывала желание на каждой падающей звезде и каждой ресничке, чтобы Эдвард никогда не возвращался и чтобы ты продолжала приходить ко мне. Были только мы с тобой, а потом, в один прекрасный день, и этого не стало. – Она сглатывает ком в горле. – Сначала исчез Эдвард, а в следующую минуту исчезла и ты. Так что долгое время были только мы с папой.
Кара может обижаться, что я люблю ее меньше брата, но не только у родителей есть любимчики. И Кара, и Эдвард всегда больше любили Люка. И как они могли его не любить, если он водил их в лес и учил там ориентироваться, показывал, какой клевер съедобен, и разрешал держать на коленях волчат, пока те жевали им рукава. Я же заставляла убираться в комнате и есть брокколи.
Я хочу дотянуться до Кары, но она воздвигла между нами невидимую стену, толстую и непробиваемую.
– Знаешь, когда я узнала, что беременна тобой, я разрыдалась.
У Кары отвисает челюсть, как будто она ожидала такого признания, но никогда не думала, что у меня хватит смелости произнести это вслух.
– Я боялась, что не смогу любить второго ребенка так же сильно, как первого, – продолжаю я. – Но когда я впервые взяла тебя на руки, случилась наистраннейшая вещь. Как будто мое сердце внезапно развернулось. Словно там оказалось тайное пространство, о существовании которого я даже не подозревала, и там хватало места для вас обоих. – Я неотрывно смотрю на дочь. – Как только мои чувства распахнулись, пути назад уже не было. Без тебя это место просто опустеет.