Я плачу и трясу его, но он не отвечает. Даже после прихода доктора Сент-Клэра и всех проведенных им тестов отец не реагирует.
Но на пятнадцать секунд – пятнадцать восхитительных секунд! – он ожил.
Когда я сбегаю вниз, на десять минут позже запланированной встречи, мать уже расхаживает по больничному вестибюлю.
– Ты опоздаешь в суд, – говорит она, но я бросаюсь в ее объятия.
– Он проснулся, – говорю я. – Он проснулся и посмотрел на меня!
Мама не сразу меня понимает.
– Что? Только что?
Она хватает меня за руку и бежит к лифту.
Я останавливаю ее:
– Он совсем ненадолго очнулся. Но в палате была медсестра, и она все видела. Он смотрел прямо на меня, и его взгляд следовал за мной, когда я обошла кровать, и я видела, он пытается мне что-то сказать… – Я замолкаю, крепко обнимая ее за шею. – Я же говорила!
Мама достает из кармана мобильный и набирает номер:
– Расскажи Цирконии.
Вот почему я влетаю в зал суда с опозданием на двадцать минут, как раз когда судья Лапьер говорит:
– Мисс Нотч, насколько я понимаю, вы хотите что-то сказать.
– Да, Ваша честь. Я хочу снова вызвать своего клиента и нового свидетеля. Появились новые доказательства. Я считаю, что суд должен их выслушать.
Поднимается Джо.
– Вы завершили изложение своих доводов, – возражает он.
– Судья, мы решаем вопрос жизни или смерти человека. Несколько минут назад обстоятельства изменились, иначе я бы предупредила о них заранее.
– Разрешаю, – говорит судья.
И я снова поднимаюсь на свидетельское место.
– Кара, куда ты ездила во время перерыва на ланч? – спрашивает Циркония.
– Навестить отца в больнице.
– Что случилось, когда ты вошла в его палату?
Отвечая, я не отрываю взгляда от Эдварда, словно рассказываю ему, а не судье.
– Мой отец лежал на кровати, как обычно, как будто спал. Его глаза были закрыты, и он не двигался. Но на этот раз, когда я заговорила с ним, он открыл глаза.
У Эдварда отвисает челюсть. Джо сразу же наклоняется к нему и что-то шепчет на ухо.
– Можешь нам показать, как это было?
Я закрываю глаза, а потом резко открываю их, словно ожившая кукла.
– Что произошло дальше?
– Я не могла поверить тому, что вижу, – рассказываю я. – Я встала и обошла кровать, а он все смотрел на меня, пока я снова не села рядом с ним. Он все время наблюдал за мной.
– А потом? – спрашивает Циркония.
– Потом его глаза закрылись, – заканчиваю я, – и он снова заснул.
Джо откидывается на спинку стула, скрестив на груди руки. Я уверена, он считает, что это очередная отчаянная сказка в надежде на чудо, последняя попытка склонить судью в свою пользу. Дело в том, что это не сказка. Это произошло на самом деле и должно что-то значить.
– Очевидно, мистер Нг считает, что тебе невероятно повезло стать свидетелем пробуждения отца, – говорит Циркония. – Кто-нибудь может подтвердить твой рассказ?
Я указываю на Риту – она сидит на заднем ряду галереи. На ней по-прежнему больничная форма и бейдж.
– Да, – отвечаю я. – Она.
Люк
Самое трудное при возвращении в мир людей – заново научиться эмоциям. Все поступки волка продиктованы практичными, простыми причинами. Здесь нет пренебрежения, никто не говорит одно, имея в виду другое, нет намеков. Драки между волками вспыхивают по двум причинам: семья и территория. Людьми движет эго; у волков нет для него места, и они в буквальном смысле сгоняют с вас спесь. Мир для волка заключается в понимании, знаниях, уважении… Люди же отбросили многие эти атрибуты наряду с благодарностью природе.
Коренные народы Америки знают, что волки – зеркальное отражение людей. Они показывают наши сильные и слабые стороны. Если мы не будем уважать нашу территорию, на нее вторгнутся волки. Если мы не будем присматривать за детьми, не будем ценить знания, накопленные старшим поколением, если станем раскидывать повсюду мусор, волки нарушат границы, чтобы указать на наши ошибки. Волк – связующее звено в экосистеме. В дикой природе волки контролируют популяцию добычи, причем не только следят за численностью, но и вынуждают повышать навыки воспитания. Если поблизости живут волки, другие животные будут реже замерзать до смерти, потому что скот запирают на ночь в помещении, или животные прячутся в кустах или собираются в кучу вокруг молодняка, чтобы согреть и защитить от угрозы.
Когда я жил с волками, то гордился своим отражением.
Но когда я вернулся, всегда меркнул по сравнению с ним.
Эдвард
Я провел столько часов в больничной палате отца, почти без сна, а он открыл глаза, когда меня там не было.
Просто история моей жизни.
Джо уже попросил перерыв, чтобы поговорить с доктором Сент-Клэром, и сказал, что я не должен верить всему, что вижу, и Кара тоже.
– Безусловно, это доказательство, но оно ничего не значит без пояснения врачей, – сказал он.
И все же.
Что, если бы при пробуждении отца в палате оказался я? Что бы я ему сказал?
Что бы он сказал мне?
Интересно, считаются ли разговоры, которых никогда не было, если тысячу раз прокручивать их в голове?
На свидетельское место поднимается Рита Чарницки и перечисляет все свои медицинские квалификации и стаж в отделении интенсивной терапии.
– Я проверяла капельницу, – рассказывает она. – Дочь мистера Уоррена была в палате и разговаривала с ним.
– Вы оценили состояние вашего пациента, когда вошли в палату?
– Да, – говорит Рита. – Он был без сознания, по всем признакам в вегетативном состоянии.
– Что произошло потом? – спрашивает адвокат Кары.
– Когда дочь разговаривала с ним, мистер Уоррен открыл глаза.
– То есть он очнулся?
– Не в том смысле, в каком вы думаете. – Медсестра колеблется. – Большинство пациентов в вегетативном состоянии открывают глаза, когда бодрствуют, и закрывают, когда спят. Но они все равно не осознают себя и свое окружение и совершенно на них не реагируют.
– Так что же сделало это событие примечательным? – спрашивает адвокат.
– Дочь мистера Уоррена сразу же встала и переместилась от изножья к боку кровати. И мистер Уоррен, казалось, проследил за ней взглядом, прежде чем снова закрыл глаза. Это называется слежением, а с пациентами в вегетативном состоянии такого не происходит.
– Что вы сделали?
– Я сразу же отправила сообщение в неврологическое отделение, и они попытались снова добиться реакции от мистера Уоррена. Прикасались к пальцам на ногах, нажимали под ногти и обращались к нему по имени, но он не отвечал.
– Мисс Чарницки, вы слышали показания Кары. Она как-то преувеличила реакцию мистера Уоррена?
Медсестра качает головой:
– Я сама это видела.
– У меня больше нет вопросов, – сообщает Циркония.
– Мистер Нг? – спрашивает судья. – Вы хотите провести перекрестный допрос свидетеля?
– Нет, – говорит Джо, вставая. – Но я хотел бы вызвать одного из предыдущих свидетелей. Доктора Сент-Клэра.
Нейрохирург не выглядит счастливым оттого, что его снова вызвали в суд. Он постукивает пальцами по перилам ограждения свидетельского места, будто его оторвали от важного дела и ему не терпится вернуться.
– Благодарю вас, доктор, что нашли для нас время, – начинает Джо. – Сегодня был насыщенный день.
– Очевидно, – отвечает доктор.
– У вас была возможность осмотреть мистера Уоррена, после того как вы давали показания сегодня утром?
– Да.
– Что-нибудь изменилось в его состоянии?
Доктор Сент-Клэр шумно втягивает воздух:
– Можно сказать, что в нем проявилось несоответствие. Очевидно, мистер Уоррен сегодня днем открыл глаза.
– Что это означает?
– К сожалению, не слишком много. Пациенты, находящиеся в вегетативном состоянии, не осознают себя и своего окружения. Они не реагируют на раздражители, кроме рефлексов. Они не понимают речи и не контролируют функцию мочевого пузыря и кишечника. Они периодически бодрствуют, но не осознают этого. Мы называем это состояние «бессознательностью с открытыми глазами», и именно это, по-видимому, произошло сегодня с мистером Уорреном. Как и у многих пациентов в вегетативном состоянии, его глаза открылись на стимуляцию голосом, но это не означает, что он пришел в сознание.
– Могут ли пациенты в вегетативном состоянии следить глазами за движущимися объектами?
– Нет, – говорит доктор Сент-Клэр. – Это открытие было бы доказательством осознанности и предполагало бы наличие минимально сознательного состояния.
– Какие симптомы будут наблюдаться у пациента в минимально сознательном состоянии?
– Он демонстрирует осознание себя и окружающей среды. Пациент может выполнять простые указания, улыбаться, плакать и следить глазами за движением.
– Согласно показаниям мисс Чарницки и Кары, получается, что у мистера Уоррена наблюдался последний признак?
Доктор Сент-Клэр качает головой:
– Мы думаем, что действие, истолкованное как движение глаз, на самом деле было мышечным рефлексом при закрывании глаз. Закатывание глаз, если можно так выразиться, а не слежение. С тех пор как мы узнали о реакции, мы неоднократно пытались снова вызвать ее у мистера Уоррена, но ничего не вышло. Не подействовали ни шум, ни прикосновение, ни другие раздражители. Травмы, полученные мистером Уорреном в аварии, то есть повреждения ствола головного мозга, говорят о том, что сейчас он никак не может быть в сознании. Хотя он открыл глаза, в этом движении не было осознанности. Это рефлексивное поведение и не оправдывает изменения диагноза до минимально сознательного состояния.
– Что вы скажете Каре, если она будет опровергать вашу интерпретацию произошедшего? – спрашивает Джо.
Доктор смотрит на мою сестру, и впервые с тех пор, как он занял место для дачи показаний, я тоже. Лицо Кары померкло, словно падающая звезда на излете пути.
– В вегетативном состоянии пациенты часто демонстрируют автоматическое поведение, например открывают и закрывают глаза, у них появляется блуждающий взгляд или гримаса. Члены семьи ошибочно принимают их за осознанное поведение. Когда близкий человек страдает от такой тяжелой травмы, люди хватаются за любой намек на то, что он остался той же личностью, пусть и погребенной под слоями сна. Работа Кары, как дочери мистера Уоррена, – надеяться на лучшее. Но моя работа, как нейрохирурга, состоит в том, чтобы подготовить ее к худшему. А суть в том, что у пациента в таком вегетативном состоянии, как у мистера Уоррена, очень мрачный прогноз с небольшим шансом на осмысленное выздоровление, который со временем еще больше уменьшается.