Аппарат перестает дышать за отца, и я не могу оторвать взгляд от его груди. Она поднимается, потом опускается. На минуту замирает. Снова дважды поднимается и опускается.
Цифры на мониторе артериального давления устойчиво падают, как акции при обвале фондового рынка. Через двадцать одну минуту после отключения аппарата сердце отца перестает биться.
Следующие пять минут становятся самыми длинными в моей жизни. Врачам надо убедиться, что он снова не начнет дышать спонтанно. Что его сердце не забьется заново.
За спиной тихо плачет мать. У Эдварда тоже на глазах слезы.
В 19:58 моего отца объявляют мертвым.
– Эдвард, Кара, – говорит Трина, – вам пора попрощаться.
Поскольку изъятие органов для донорства должно происходить сразу же, медлить нельзя. Но с другой стороны, наше прощание длится уже много дней. Происходящее сейчас – всего лишь формальность.
Я подхожу к отцу и касаюсь его щеки. Она еще теплая, покрытая золотистой щетиной. Я кладу руку ему на сердце, просто для верности.
Хорошо, что его увозят в операционную для донорства, потому что я не уверена, что смогла бы уйти от него. Я бы осталась в палате навсегда и просто сидела бы рядом с его телом. Потому что стоит сказать медсестре, что да, его можно забирать, и у тебя больше никогда не будет возможности снова побыть с ним. Делить с ним одно пространство. Смотреть на его лицо, не вызывая его из памяти.
Джо выводит мать в коридор, и вскоре мы с братом остаемся вдвоем, глядя на пустое место, где раньше стояла кровать отца. Визуальное напоминание о том, чего мы лишились.
Первым любимым человеком, который оставил меня, был Эдвард, и я не знала, сможет ли наша семья восстановить равновесие. Ведь до его ухода мы были маленьким крепким журнальным столиком, уверенно стоящим на четырех ножках. Я боялась, что теперь будет постоянный перекос, мы станем шаткими. Но однажды я присмотрелась повнимательнее и поняла, что мы просто превратились в табуретку.
– Эдвард, – говорю я, – пошли домой.
Волки в Редмонде выли тридцать дней подряд. Их слышали даже в Лаконии и Линкольне. От их воя плакали спящие в кроватках младенцы, женщины вспоминали о школьных возлюбленных, а взрослым мужчинам снились кошмары. Ходили слухи, что от волчьего воя лопались уличные фонари, а асфальт покрывался трещинами. В нашем доме, всего в пяти милях от вольеров, вой звучал похоронным реквиемом, от которого волоски на шее вставали дыбом. И вот однажды вой внезапно прекратился. Люди перестали ожидать его, когда луна достигала высшей точки своего небесного пути. Они больше не подпевали себе под нос, стоя на светофорах.
Все произошло точно так, как говорил отец: волки поняли, что хватит искать утраченное и пора думать о том, что ждет впереди.
Люк
Волки не знают горя. У природы есть прекрасный способ заставить кого угодно посмотреть правде в глаза. Конечно, можно сидеть и рыдать, но, скорее всего, вы станете чьей-то добычей, потому что, погрузившись в горе, потеряете бдительность.
Я видел, как волки переступают через умирающего на охоте члена стаи и продолжают путь, не оглядываясь. Я слышал, как четыре-пять дней они воют, призывая пропавшего собрата в надежде на его возвращение. Смерть – всего лишь одно из череды событий. Она случается, и вы двигаетесь дальше.
Если погибает альфа, вместе с ним исчезают накопленные знания. Если волк из стаи или призванный одиночка не займут его место, всего за несколько дней порядок в стае может рухнуть. Тогда воцаряется анархия. Семья распадется, погибнет или умрет с голоду.
Выживаемость после тяжелой раны зависит в основном от ценности для стаи. Если спасение и выздоровление потребуют слишком много времени и сил, волк сам примет решение отказаться от помощи и уйти. Смерть не всегда становится личным выбором. Все сводится к тому, что нужно семье.
Вот почему волки проживают каждый день так, словно завтра может уже не наступить.
Эпилог
Лишь в Волке опора Стаи,
лишь в Стае и Волк силен.
Барни
У парня в девятнадцать лет не должно быть предсмертного списка дел, но у меня он был. Я составлял его от нечего делать – чем еще заняться, если три раза в неделю лежишь на диализе. Однако он неожиданно превратился в список планов на жизнь. За восемь месяцев после пересадки почки я побывал в Каире. Я научился кататься на сноуборде. Я ходил стрелять в тир.
Родители были не в восторге от моей неожиданно обретенной авантюрной стороны. По иронии судьбы они боялись, что со мной случится несчастный случай и они меня потеряют, хотя годы, прожитые на грани почечной недостаточности, с большей вероятностью могли привести к летальному исходу. С моей же точки зрения, если повезло получить второй шанс на жизнь, то какой смысл перестраховываться?
Однако даже мне пришлось признать, что на этот раз, пожалуй, я серьезно влип. Я понятия не имел, где нахожусь, хотя в этом и состоял смысл ориентирования на местности. Но если не считать того факта, что солнце светило в спину, а база осталась где-то на востоке, я совершенно сбился с пути. Насколько я знал, я уже вполне мог дойти до Саскачевана.
Погода стояла не особо холодная, но ночью могло сильно похолодать, а день стремился к закату. У меня не было GPS, только компас и топографическая карта, похожая на оставленные пальцами отпечатки и примерно такая же полезная. На базе никто даже не догадается пойти меня искать – там все говорили на французском, поэтому утром после завтрака я взял рюкзак с припасами на день и направился в лес.
Я услышал плеск ручья и принялся продираться на звук сквозь кусты. Однако никаких признаков воды поблизости на карте не было, а это означало, что я в полной заднице. Я присел у кромки воды и повернул карту боком, на случай если что-то изменится, и вдруг почувствовал, что за мной наблюдают.
Обернувшись, я встретился взглядом с большим серым волком.
Он был великолепен. С поседевшей морды на меня внимательно смотрели медового цвета глаза. Волк наклонил голову, и я готов был поклясться, что он пытается о чем-то спросить.
Мне никогда не доводилось видеть волков раньше, а сейчас один из них стоял всего в шести футах от меня.
И вот что странно: я ничуть не боялся.
И что еще более странно: я понятия не имел, где нахожусь, но мне казалось, что я уже бывал здесь. Не только в этом месте, но и в моменте.
Волк развернулся и потрусил прочь от ручья. Сделав несколько шагов, он повернулся ко мне и сел. Затем встал, отошел на небольшое расстояние и снова сел.
В конце концов он поднялся и растворился в густых зарослях леса.
Когда он скрылся из виду, меня словно под дых ударили. Я вскочил на ноги, подхватил рюкзак и двинулся следом. Больше всего на свете мне хотелось догнать этого зверя. Волк ждал меня примерно в сотне ярдов в глубине леса.
По солнцу я понял, что мы направляемся на запад, то есть прямо в противоположную сторону от того места, куда мне нужно добраться. Я понимал, что заблудился окончательно.
И все же.
Я не мог избавиться от ощущения, что иду домой.
Благодарности
Мне очень повезло, поскольку меня окружают люди, которые помогают мне выглядеть намного умнее, чем я есть на самом деле, и все они внесли свой вклад в сбор материала для этой книги. В части медицинских вопросов я в долгу перед доктором Джеймсом Бернатом – он часами обсуждал со мной возможные варианты черепно-мозговых травм и всегда с готовностью отвечал на почту с новыми вопросами. Спасибо социальным работникам Нэнси Троттье и Джейн Стивенсон, а также Шону Фицпатрику и Карен Лорд из Банка органов Новой Англии. Джон Скиннер дал мне подробную информацию о расходах на лечение в Нью-Гэмпшире. Лиз Айвон, Лиз Гешейдт, Морин Макбрайен и Джанет Гиллиган – эти люди просто волшебники в области права; Дженнифер Сарджент не только нашла в книге юридические вопросы, требующие доработки, но и познакомила меня с Элизабет Стэнтон, с чьей помощью я смогла их исправить. Спасибо Дугу Ирвину за то, что позволил использовать фразу о различиях между мечтами и целями.
Если начать считать, сколько раз мне повезло, надо отдать должное издательству, которое стало моим домом уже более десяти лет назад (в основном потому, что там работают потрясающие люди): Кэролайн Рейди, Джудит Карр, Сара Брэнхем, Кейт Четруло, Кэролайн Портер, Крис Льореда, Жанна Ли, Гэри Урда, Лиза Кейм, Рэйчел Цугшверт, Майкл Селлек и многие другие, благодаря кому я без преувеличения стала тем автором, которого вы знаете. Нельзя забывать о стоящей за мной рекламной машине: Дэвид Браун, Ариэль Фредман, Камилла Макдаффи и Кэтлин Картер Зрелак – вы великолепны. Вы лучше всех. И Эмили Бестлер – я не знаю, как отблагодарить вас за все, что вы сделали для меня за эти годы. К счастью, мы достигли той точки, когда можем читать мысли друг друга.
По продолжительности наше с Лаурой Гросс знакомство уступает лишь моим отношениям с мужем. Она потрясающий агент. И незабываемый друг. Спасибо за то, что разрешила мне утащить фразу о столике и табуретке.
Моей маме Джейн Пиколт: вероятно, все матери порой чувствуют себя недооцененными (я точно себя порой так ощущаю). Но вот тебе публичное доказательство, что это не так. Если бы мы могли выбирать мам, я бы выбрала тебя. Спасибо за то, что стала моим первым читателем, моим неизменным чирлидером, и за то, что рассказала мне, как отец не мог оторваться от глав с волками в самолете.
Хочу выразить особую благодарность Шону Эллису. При создании персонажа Люка Уоррена, человека, изучающего волков «изнутри», я и не знала, что в мире уже есть люди, похожие на него. Шон написал мемуары «Человек, живущий с волками» (The Man Who Lives with Wolves), которые я горячо советую вам всем прочитать. Шон и его жена Исла Фишберн, которая имеет докторскую степень по биологии и занимается охраной природы, пригласили меня в Девон посмотреть на содержащиеся в неволе стаи. Шон поделился опытом и обширными познаниями об этих изумительных животных, а также разрешил использовать отрывки из его невероятной биографии для придания реалистичности вымышленному персонажу. Керри Худ, мой британский издатель, великодушно подвез меня и моего сына Джейка до Комб-Мартина. Я никогда не забуду, как Шон учил нас троих выть и как другие стаи ответили на наш зов. Он отлично справляется с представлением интересов своих волчьих сородичей.