Шмуэль КАЦОДИНОКИЙ ВОЛКЖизнь Жаботинскоготом I
Эта книга посвящается памяти Михаэля Хаскеля — филантропа, гуманиста, преданнейшего сиониста, наставника моей юности в Южной Африке.
Shmuel Katz
Lone Wolf
A Biography of Vladimir (Ze’ev) Jabotinsky
Издательство “ИВРУС” 2000
Перевод Татьяны Файт
Редактор Д. Клугер
Издание осуществлено при содействии Фонда Рувена и Эдит Гехт
ספר זה יוצא לאור בסיועה הנדיב של קרן ראובן וארית הבט
Copyright © by Shmuel Katz, 1996
ISBN 965-7180-00-7 (Т I) Отпечатано в Израиле
Нынешнее издание выходит в год 120-летия со дня рождения и 60-летия со дня смерти Владимира-Зеэва Жаботинского. Мы посвящаем его светлой памяти выдающегося борца за национальное возрождение еврейского народа.
ПРЕДИСЛОВИЕ
ВЛАДИМИР-ЗЕЕВ ЖАБОТИНСКИЙ начал работать над автобиографией в конце тридцатых годов. Смерть в 1940 году помешала ему завершить этот труд, сохранив для нас лишь фрагменты. После кончины Жаботинского вышло в свет его обширное жизнеописание, принадлежащее перу доктора Йозефа Шехтмана. Издание было осуществлено параллельно на иврите и английском языке, соответственно в трех и двух томах. Фундаментальное исследование д-ра Шехтмана охватывало всю жизнь З.Жаботинского и, без сомнения, являлось результатом кропотливого и добросовестного труда. Несмотря на это, оно оказалось неполным по объективным причинам: целый ряд документальных источников был в то время недоступен исследователям. Так, например, представить себе биографию Жаботинского без тщательного анализа его неровных отношений с Хаимом Вейцманом — все равно что рассматривать биографию Гарибальди без Кавура или Сталина без Троцкого. Но переписка двух лидеров сионизма, охватывающая годы с 1913 по 1940 и увидевшая свет через много лет после издания книги д-ра Шехтмана, составила целых тринадцать томов!
Не менее важны документы правительства Великобритании того же периода, проливающие свет на весьма неоднозначные отношения между властями этой страны и выдающимся сионистским вождем. Эти свидетельства стали доступны широкой публике лишь в 1970 году.
Собственно говоря, именно после раскрытия британских документов я и принял решение опубликовать полную биографию Жаботинского.
Искушение сделать это преследовало меня много лет. И всякий раз я преодолевал его. Не только из-за того, что теплые чувства к Жаботинскому, учеником которого я был всю мою сознательную жизнь, сделали бы меня необъективным. Я никогда не считал себя слепцом, послушно бредущим за поводырем. При жизни моего учителя я не раз и не два высказывал критические замечания — благодаря чему узнал о спокойном и даже слегка ироничном отношении Жаботинского к критике, умении внимательно выслушивать чужое мнение и признавать ошибки. Меня удерживало от соблазна совсем другое обстоятельство — огромная широта интересов Жаботинского, его талантов и свершений. Даже если не касаться его политического и социального учения, ясно изложенного в книгах и тысячах статей, как можно охватить такую личность, как Жаботинский? Он блестяще владел ораторским искусством, русские сравнивали его с Троцким и Маклаковым, французы — с Аристидом Брианом, англичане — с Д. Ллойд Джорджем. Жаботинский мог часами держать в напряжении аудиторию, обращаясь к ней не только на языках этих ораторов, но еще и на иврите, идише, итальянском и немецком. Он владел доброй дюжиной других языков, переводил великих поэтов как минимум с итальянского, английского, иврита, французского и немецкого. И все это лишь малая часть его талантов. Именно многообразие, широта и мощь личности Жаботинского мешали мне начать работу над его жизнеописанием.
Поэтому только в 1984 году, оглядевшись вокруг и не увидев никого, способного и готового взяться за это дело, я "препоясал чресла" и сел за письменный стол. Семь месяцев заняла подготовка; в семидесятый день моего рождения я начал писать. Не считая длительного перерыва, связанного с серьезным заболеванием, у меня ушло шесть с половиной лет.
Наследие Жаботинского огромно. Большая часть его ранних произведений, печатавшихся в русских газетах и журналах с 1898 по 1917 год., с тех пор не переиздавалась. Возможно, они уже просто не существуют. Правда, в 1989 году покойный профессор Михаил Агурский обнаружил в московском Институте мировой литературы им. Максима Горького (ИМЛИ) интереснейшую переписку Жаботинского. Находка внушает надежду на возможность новых открытий.
Оказавшись перед выбором — пересказывать ли Жаботинского или цитировать его, — я предпочел последнее. Мне хотелось дать английскому читателю представление о его блестящем стиле. Собрание писем Жаботинского далеко, далеко не полно. И то сказать, учитывая превратности судьбы, следует считать настоящим чудом то, что сохранилась хотя бы часть наследия. Большей частью письма написаны по-русски и сейчас переводятся на иврит. Они хранятся в Институте Жаботинского и систематизированы по датам, что избавило меня от необходимости в постоянных ссылках.
От автора биографии требуется беспристрастность. И это создавало дополнительные трудности в жизнеописании самого любимого — после Герцля — и самого оклеветанного еврейского лидера. Проблемы возникали и потому, что жизнь Жаботинского в штормовых условиях нашей эпохи была переполнена значительными событиями на всем ее протяжении. А современный исследователь вынужден считаться с современными издательскими требованиями. Я с нескрываемой завистью смотрел на биографов прошлого, которым разрешалось издавать биографии в пяти и шести томах.
Я старался соблюсти справедливость по отношению к критикам и оппонентам Жаботинского, цитируя их аргументы там, где это оказывалось возможным. Полагаю, обе стороны объективно представлены в их полемике. Надеюсь также, что и конфликт между Жаботинским и Вейцманом и их школами, находившийся в центре истории сионизма в двадцатые годы и позже, — отражен мною с соблюдением истинных пропорций.
После смерти Жаботинского конфликт между ревизионистским и социалистическим (лейбористским) течениями в сионизме не прекратился. До известной степени он продолжается и сегодня. Тем не менее в оценке самого Жаботинского и его наследия произошли глубокие перемены — даже среди самых решительных его ниспровергателей. Затвердевшая кора враждебности, даже ненависти к нему со стороны современников-лейбористов сменилась той или иной степенью понимания и признания его высочайших качеств и пророческого видения.
Здесь будет уместно процитировать заявление Ицхака Табенкина, одного из выдающихся лидеров лейбористов и острого оппонента Жаботинского в двадцатые и тридцатые годы. Незадолго до своей смерти он указал на то, что Жаботинский очень рано различил в социалистском движении перевес материальных интересов над исконными принципами.
"Были времена, когда Жаботинский предостерегал нас от опасной сытости. Ныне нам угрожают и эта опасность, и опасность самодовольства", — сказал он.
Произошедшие перемены в отношении к Жаботинскому вызвали и настоящий взлет интереса к нему. В научном исследовании "Каждый человек — король" Рафаэлы Бен-Гур из Еврейского университета в Иерусалиме по произведениям Жаботинского анализируется его социальное и гуманистическое мышление. И в Израиле, и за границей появились многочисленные работы и упоминания о его мировоззрении. Несколько лет назад "Уолл-стрит джорнэл" (европейское издание) внезапно перепечатал статью Жаботинского, написанную шестьдесят лет назад, а "Лондонский экономист", никогда прежде не интересовавшийся взглядами Жаботинского, хвалебно высказался по поводу понимания Жаботинским арабской проблемы.
Временными рамками своего рассказа я определил границы жизни Зэева Жаботинского. Три исключения из этого правила включены в послесловие.
В английском издании 1996 года, с которого сделан русский перевод, и в более раннем издании на иврите (1993 года) я поблагодарил многих людей за советы и оказанную помощь. Осталось выразить благодарность тем, кто сделал возможным издание на русском языке. Я не мог бы даже подумать об этом, если бы не финансовая помощь Фонда Реувена и Эдит Гехт. Помимо прочего, их поддержка позволяет издателю назначить за два тома весьма умеренную цену. Может быть, русским читателям неизвестно, что Реувен Гехт был выдающимся и любимым учеником Жаботинского, активно помогавшим последнему во время кампании по спасению евреев из покоренной нацистами Европы.
Я особо благодарен м-ру Гарри Сесслеру — первому предложившему этот проект своим коллегам по издательству.
Наконец, глубочайшая моя признательность д-ру Татьяне Груз из института Жаботинского в Тель-Авиве, предоставившей переводчиков для всех цитировавшихся русских текстов. Благодаря ей я получил возможность познакомить русских читателей нынешнего поколения с его неподражаемым стилем.
1880–1914. СВОЕНРАВНЫЙ РЕБЕНОК РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ ОРАТОР-СИОНИСТ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ОДЕССА, в которой 17 октября 1880 года родился Жаботинский, была наименее русским из всех городов Российской империи. Основанная в конце XVIII века по указу императрицы Екатерины, Одесса превратилась в порт международного значения — благодаря предприимчивости представителей многочисленных народностей, ее населявших. Сам Жаботинский так описывал этот процесс:
"Изо всех ста городов Италии, от Генуи до Бриндизи, потянулся в Одессу легион черноглазых выходцев — купцы, корабельщики, архитекторы, и притом (да зачтется им это в куще райской) на подбор высокоодаренные контрабандисты; они заселили молодую столицу и дали ей свой язык, свою легкую музыкальность, свой стиль построек и первые основы богатства. Около того же времени нахлынули греки — лавочники, лодочники и, конечно, тоже мастера товарообмена — и связали юную гавань со всеми закоулками анатолийского побережья, с Эгейскими островами, со Смирной и Солунью. Итальянцы и греки строили свои дома на самом гребне высокого берега; евреи разбили свои шатры на окраине, подальше от моря — еще Лесков подметил, что евреи не любят глубокой воды, — но зато ближе к степям, и степь они изрезали паутиной невидимых каналов, по которым потекли в Одессу урожаи сочной Украины. Так строили город потомки всех трех племен, некогда создавших человечество, Эллады, Рима, Иудеи, а правил ими сверху и таскал их вьюки снизу юнейший из народов, славянин. В канцеляриях расположились великороссы, и даже я, ревнивый инородец, чту из их списка несколько имен — Воронцова, Пирогова, Новосельского; а Украина дала нам матросов на дубки и каменщиков, и — главное — ту соль земную, тех столпов отчизны, тех истинных зодчих Одессы и всего юга, чьих эпигонов, даже в наши дни, волжанин Горький пришел искать — и нашел настоящего полновесного человека… очень длинная вышла фраза, но я имею в виду босяков…"