Евреи знали так же хорошо, как и Уотерс-Тэйлор, что арабский праздник Неби Мусса, совпав в этот год с еврейской и христианской Пасхами, предоставил Хадж Амину и его сообщникам прекрасную возможность организовать беспорядки. Хагана была начеку уже в пятницу 2 апреля, в первый день праздника. Толпы арабов пришли, как обычно, в город на традиционную процессию — к месту по дороге в Иерихон, где, по поверью арабов, захоронен Моисей. В тот день, однако, их сопровождал английский военный оркестр и, что еще более важно, почтили присутствием Алленби и Больс. Обошлось без инцидентов.
Следующий день, суббота и первый день еврейской Пасхи, считавшийся критическим, тоже прошел спокойно. То ли случайно, то ли по расчету англичан, Алленби и Больс опять присутствовали, на этот раз посетив арабскую службу в мечети Эль-Акса на Храмовой горе. Снова обстоятельства не позволяли беспорядки.
Демонстративный жест симпатии Алленби — еще более выразительный из-за такого же демонстративного непризнания того, что эта суббота была еще и первым днем большого еврейского праздника Пасхи, — взбудоражил и вызвал большой энтузиазм в собравшейся арабской аудитории. Поведение руководства как бы придало весомость выкрикам арабских погромщиков и демонстрантов на следующий день: "Бей евреев, правительство на нашей стороне".
Субботнее спокойствие усыпило Жаботинского и руководство самообороны. На воскресное утро специальные наряды выданы не были. Вот тогда-то и прибыли к Яффским воротам 500 арабов из Хеврона. Их встретили члены иерусалимских арабских клубов во главе с Хадж Амином, группы из Наблуса и крестьяне из соседних с Иерусалимом деревень. Празднующие по обычаю размахивали палками, мечами и кинжалами, флагами и лозунгами в честь короля Фейсала. С балкона муниципалитета к собравшимся обратился Ареф эль-Ареф, издатель газеты "Южная Сирия", месяцами ведущий пропаганду против евреев. Теперь он объявил, что только силой можно избавиться от сионистов. Мэр, Мусса Казим-паша, призвал толпу быть готовой пролить кровь за Палестину. В заключение, шейх Хеврона, глава процессии, закричал: "Смерть евреям!"
По этому сигналу толпа с криками "Будем пить еврейскую кровь", "Не бойтесь, правительство на нашей стороне" вперемешку с "Да здравствует король Фейсал" — напала на евреев-прохожих на нижнем конце Яффской дороги, избивая, забрасывая камнями и нанося удары кинжалами. Последовали разгром и грабеж еврейских магазинов.
Ни войск, ни английской и еврейской полиции на месте не оказалось. Единственными охранниками порядка была горстка арабских полицейских, спокойно наблюдавших за происходящим, а то и поощрявших нападавших. Одинокий английский офицер и несколько безоружных английских матросов, по-видимому, на побывке, попытались сдержать чернь, но были вынуждены отступить.
После этого отступления перестроившаяся толпа прорвалась через Яффские ворота в Старый город и развязала более организованное нашествие. Палками, камнями и кинжалами они атаковали каждого замеченного еврея, мужчин, женщин, старых и молодых, ворвались в еврейские дома и магазины, разрушая мебель и товары, забирая одежду и ценности. Остановить их было некому. Всей еврейской полиции, обычно охранявшей Старый город, накануне приказали его покинуть и уйти на охрану правительственных зданий в Новом городе. Что касается арабской полиции, она попросту присоединилась к погромщикам или поощряла их. Английские части не появлялись. За стенами были несколько солдат из индийских частей, но они не вступились. Вскоре стало ясно, что жертвы и разорение имеют место почти целиком в смешанных кварталах — там, где евреи и арабы жили в дружественной близости и где от помощи Хаганы отказались. Именно там "дружественные арабские соседи" вместе с первоприбывшими из Наблуса ранним утром ворвались в еврейские дома. Что же до собственно Еврейского квартала, то некоторые молодые люди в последний момент организовались на защиту. К счастью, они получили подкрепление. Несколько солдат-сефардов из легиона прибыли домой на Пасху и проводили время в кафе в Еврейском квартале. Когда арабы начали захват Старого города, легионеры бросились в свои дома неподалеку, вооружились и при приближении черни открыли стрельбу в воздух с крыш. Толпа повернула вспять.
Застигнутая врасплох Хагана быстро оправилась. По первому же известию о нападении на евреев у Яффских ворот командующие группами вызвали своих людей и ринулись туда. Вскоре к Яффским воротам быстрым маршем прибыли несколько сот защитников; одну группу отправили к Дамасским воротам.
Погромщики к тому времени действовали уже в самом Старом городе. Ворота с обеих сторон были блокированы индийскими солдатами, вооруженными пулеметами. Членам "Хаганы" пройти туда не дали.
У ворот делать было нечего. Часть людей кинулась к резиденции генерала Сторрса (который, как известно, заверил и Жаботинского, и Рутенберга, и Эдера, что беспорядков не будет, закон и спокойствие будут поддержаны и "ни одно окно не будет разбито"), требовать отвода солдат. Сторрса, было сказано им, "нет дома". Пытаясь найти Уотерс-Тэйлора, они с растущим недоумением узнали, что его тоже "нет дома". Его даже не было в Иерусалиме. Он предпочел в тот день отдыхать в Иерихоне.
Людям, численность которых достигла 600, был отдан приказ занять посты в Новом городе. Жаботинский, силы которого были блокированы у ворот, удостоверившись, что посты в Новом городе защищены, отправился с Рутенбергом в больницу Ротшильда, куда прибывали из Старого города десятки раненых в каретах "скорой помощи" от "Хадассы". Выйдя из больницы с доктором Рубиновым, возглавлявшим медицинское отделение "Хадассы", они столкнулись на улице с полковником Сторрсом и капитаном Хоузом, начальником полиции. "Мы предложили ему, — докладывал Рутенберг позже комиссии по расследованию, — ввиду происходящего воспользоваться нашей помощью. Сторрс отвечал, что очень занят и пригласил нас зайти повидать его через час. Тем временем, предложил он, нам можно было бы пройтись по Иерусалиму успокоить народ".
Но вслед за этим выяснилось, что интересовало Сторрса больше всего, были ли Жаботинский и Рутенберг вооружены. Оба имели револьверы и признали это. Последовала длительная дискуссия о револьверах. Сторрс требовал, чтоб они их сдали, а Хауз угрожал, что в противном случае он их арестует. Наконец Жаботинский, которого все еще считали английским офицером, сдал свой револьвер. Рутенберг сдал свой тоже, но подчеркнул, что делает это лишь на время беседы в доме Сторрса.
Разворачивался, независимо от всякой политики, самый странный сценарий. Сторрс, под правлением которого орды арабов в тот момент били и убивали, обирали беззащитных евреев и насиловали их женщин всего в нескольких ярдах от них, пока его солдаты активно препятствовали подкреплению и оказанию им помощи, стоял на улице, читая лекцию Рутенбергу, который по его словам, "препятствовал снижению напряженности" наличием у него в кармане револьвера.
Они подошли к дому Сторрса. Там, как показал позднее Рутенберг, Сторрс начал разговор с того, что заявил: "Мне известно, что вы доставили в Иерусалим несколько дней назад оружие".
Жаботинский: "Это так".
Сторрс: "Мой долг вас арестовать".
Рутенберг: "Мы в вашем распоряжении".
Сторрс спросил, где найти их людей и оружие.
"Мы задали ему вопрос, — продолжает Рутенберг, — собирается ли правительство использовать людей для защиты еврейской общины. Если да, то мы скажем ему, где находятся люди и оружие, и подчинимся приказам; но власти должны нас вооружить, потому что в нашем распоряжении оружия мало. Если администрация не даст нам оружия, у нас нет в данных обстоятельствах морального права информировать власти о местонахождении людей и оружия". По словам Сторрса, только генерал Больс может
решить этот вопрос. Он попросил Жаботинского и Рутенберга вернуться в 4 часа дня.
Остаток дня прошел спокойно: английские войска появились и в Новом, и в Старом городе. Но Жаботинский не стал повторять воскресную ошибку и ослаблять готовность к обороне. Более того, поскольку власти позволяли въезд в Старый город хадассовским машинам "скорой помощи", бойцы Хаганы, соответствующе облаченные в белое, въехали в Старый город с ними. Им удалось организовать оборону не только в Еврейском квартале, но и кое-где для жителей смешанных районов.
Было провезено несколько ружей, и в Еврейском квартале организовались группы ортодоксальных молодых людей и было установлено расписание дежурств.
Сторрс установил комендантский час с 6 вечера до 6 утра. Ночь прошла тихо. Но на следующий день у военного губернатора были иные планы. В 4 часа, за два часа до комендантского часа, он созвал совещание в губернаторском отделе со старшими офицерами — "обсудить положение и разработать планы на ночь". Присутствовали, помимо помощника Сторрса полковника Брамли, начальник полиции Ноуз и комендант иерусалимского гарнизона полковник Бедде с командирами подразделений.
Согласно показаниям одного из них, подполковника Г.М. Берроуза, состоялось длинное подробное обсуждение, а затем Сторрс выступил с ошеломляющим предложением: части, введенные им в город только после многих часов разгула, следует вновь вывести рано утром. Причина: "Их присутствие может испугать арабских крестьян, прибывающих с товарами для торговли"[716].
Впоследствии комиссия по расследованию утверждала, что "перед совещанием и полковник Сторрс, и полковник Бедде были осведомлены о том, что в городе ожидаются новые беспорядки на следующий день"[717]. Как бы то ни было, как подчеркивал позднее подполковник Берроуз, "даже если все идет по плану в первый день после того, как военным отдан приказ о восстановлении в городе порядка, их не следует выводить еще несколько дней, вплоть до недели". Бедде выразил несогласие со Сторрсом, но "уступил настойчиво выраженному пожеланию военного губернатора, чтобы все войска были выведены рано для обеспечения нормальных условий торговли".