Для самих британцев привлекательным было не только расширение их владений в Палестине, но и то, что водные ресурсы значительно укрепили бы жизнеспособность страны. Это могло освободить Великобританию от большой части, а то и всего финансового бремени правления и, учитывая динамичное еврейское развитие, могло превратить мандат в доходное дело.
К несчастью, эти соображения только ужесточали упорство французов. Правда, на протяжении всех длительных переговоров в 1920-м французы утверждали, что эти водные ресурсы требуются им самим, но необоснованность этого была очевидна. Как писал Вейцман в письме к Ллойд Джорджу: "Мнение незаинтересованных экспертов подтверждает, что дискутируемая территория не представляет собой ценности для территорий к северу, в то время как она является жизненно необходимой для Палестины". Эта позиция была безоговорочно подтверждена последующим ходом истории.
Вежливые дипломатические фразы временами могли вводить в заблуждение Соколова, чьи усилия в Париже были практически непрестанными. Они, возможно, обманули и Вейцмана в его переговорах с французским руководством. Фактически в Париже с течением времени все меньше считались с сионизмом или принимали во внимание явно решающие условия для успеха его предприятия. Внутренние французские документы полны откровенного антисемитизма, неразборчивого усвоения арабской пропаганды и даже ядовитых личных нападок на сионистских вождей. Робер де Кэ, генеральный секретарь французского представительства в Дамаске и ветеран антисионистских сообщений, заявляет в характерном письме к своему начальству в Париж, что вожди сионизма "фанатики" и что "многие" из них — "большевики"[835].
Он выносит свое суждение всего спустя неделю после того, как Вейцман отправил ему телеграмму, пытаясь убедить, что французская "несгибаемая позиция по поводу северной границы может оказаться серьезным ударом по сионистскому и еврейскому начинанию". Он добавил, что "мировое еврейство полагается на французскую широту и сочувствие в этом трудном кризисе"[836].
Де Кэ очень скоро в открытую продемонстрировал свою "широту и сочувствие". Вейцман вынужден был опротестовать заявление, сделанное де Кэ в прессе, что "евреи прибывают в Палестину, скупают земли, растаскивают имущество населения; они стремятся изгнать истинное население и контролировать экономическую деятельность правительства"[837].
Соколов вспоминал впоследствии, что на каком-то этапе французы изобрели довод, казавшийся им более убедительным для отказа сионистам в их просьбе. "Французы, — сказал он, — обещали содействие, как только они убедятся в успехе сионистского начинания. Теперь же они не хотят идти на уступки, которые пойдут на пользу Англии в случае, если планы сионистов воплощены не будут"[838].
В то же время они выражали готовность пойти на уступки, но только в обмен на британские уступки в чем-то другом.
В 1920 году был момент, когда Клемансо смягчил свой подход. Его "отказ от Палестины" в декабре 1918-го, получив огласку, шокировал чиновников во французском Иностранном отделе, и, несомненно, это они подогревали атаки оппозиции на Клемансо. Его "слабость", однако, была основана на принципе. В течение всей своей долгой карьеры он воздерживался от усиления французского влияния на Востоке. "Зачарованный нашей границей на Рейне, — пишет французский историк того периода, — он стремился к обретению от Великобритании поддержки, идя на уступки ей в Азии"[839].
И действительно, осознавая это, Керзон, сходившийся по этому вопросу с сионистами, инструктировал английскую делегацию (Роберта Ванситерта и Эрика Форбса Адамса) пригрозить отказом гарантировать границу на Рейне, если не изменится их позиция по вопросу о сирийско-палестинской границе"[840]
Видимо, по инструкции Клемансо представитель Франции Филлипп Бертелло приготовил в Сан-Ремо меморандум, в какой-то степени удовлетворяющий британским условиям.
Но в это время правительство Клемансо пало. Новое правительство во главе с Александром Мильераном, нескрываемо стремившимся оказать большое сопротивление британским доводам и, более того, науськиваемое свирепой антибританской кампанией в прессе, наложило на проект вето. Не произвели впечатления и горячие воззвания, прибывавшие от еврейского руководства и организаций со всего мира, и даже увещевания президента Вильсона, генерала Сматса и других национальных вождей — их в любом случае французские официальные лица относили на счет еврейского влияния.
В конце концов, когда и Мильеран был смещен и заменен Жоржем Леге, французы пошли на единственную уступку сионистам. Они согласились отнести существовавшую горстку еврейских поселений в Северной Галилее к Палестине. Они также позволили Палестине пользоваться водами Ярмука и верхнего Иордана, но не Литани. Эта частичная уступка оказалось бы ценной, если бы была воплощена, — но воплощена она не была, сионистское начинание оказалось подорванным[841].
Но было бы несправедливо винить только французов за поражение сионистов. Им посодействовал и британский премьер, сумевший преодолеть весьма мощные усилия Иностранного отдела во главе с самим Керзоном добиться разумной границы. Секретные документы раскрывают, что Ллойд Джордж принял решение отступить уже в самом начале переговоров.
В сентябре 1919-го он провел несколько совещаний с группой советников в своих апартаментах в Трувийе для определения желаемой политики по отношению к Франции в разделе Ближнего Востока. Участники получили подробный меморандум Бальфура, в котором тот поддержал позицию сионистов, заявив, что Палестина должна "обрести право на водную энергию, по своей природе принадлежащую ей"[842]. Эту позицию в целом поддержали и Алленби, и полковник Гриббон.
На совещании 10 сентября Ллойд Джордж просил секретаря кабинета связаться с Лондоном и прислать ему в Париж "Историческую географию Святой земли" сэра Джорджа Адама Смита, его атлас, показывающий границы Палестины в разные периоды, и большую карту соглашения Сайкса — Пико.
Гриббон тут же предупредил: "У Палестины было так много разных границ, что он сомневается, согласится ли кто-либо следовать единственному авторитету, будь то сам Адам Смит"[843].
Но Ллойд Джордж, как выяснилось, уже принял решение, что у Великобритании есть интересы более важные, чем палестинская северная граница. Он отказался рассматривать передачу Франции чего-либо взамен где бы то ни было. Более того, у него были собственные условия к французам — в Месопотамии относительно прав на нефть и железнодорожные пути, остававшиеся невыполненными. Обнаружив, что палестино-сирийская граница в соглашении Сайкса — Пико проходила в районе, где находился, как считалось, в библейский период удел Дана, он объяснил свою сдачу утверждением, что выяснил из книги Адама Смита: подлинные земли Палестины лежали "от Дана до Беэр-Шевы". Ничего подобного обнаружить в книге Адама Смита на самом деле невозможно. Как подчеркивал Гриббон, даже если бы Смит выразил такое мнение, оно все равно мало значило бы, поскольку политические границы Палестины расширялись и сужались на протяжении веков снова и снова. Северная граница иногда даже доходила до Евфрата. Многочисленные дискуссии в Талмуде и больших ученых трактатах, еврейских и нееврейских, веками обсуждали "передвижение" границ еврейского государства.
Книга Адама Смита отнюдь не стремилась к политической точности в вопросе пограничных районов. Упоминаемая формула "от Дана до Беэр-Шевы" менялась с меняющимися обстоятельствами[844]. Как и другие исследователи, Адам Смит не собирался даже определить точное местонахождение "Дана", и во времена Ллойд Джорджа этот вопрос оставался открытым. Единственное подобие точности в описании Смитом Галилеи, самой северной провинции Палестины во времена Ллойд Джорджа (и его самого), содержится в следующих двух параграфах:
"Расширение еврейского государства при Иоханане Гиркане (135–105 до н. э.) должно было дать многим евреям возможность вернуться в привлекательную провинцию, не боясь преследований, и либо этот правитель, либо его преемник присоединил к своим владениям Галилею. Вскоре после этого, в 104 г. до н. э. Галилея проявила достаточную лояльность к еврейскому государству, чтобы свергнуть сильного захватчика. В начале следующего правления, Александра Янная, Галилея насквозь еврейская.
Естественные границы (курсив оригинала) Галилеи очевидны: на юге, равнина Эздрелона; на севере глубокое ущелье Литани или Касимми, отделяющие Ливан"[845].
Не менее важно и то, что Ллойд Джордж не был откровенен со своими собственными подчиненными.
9 ноября 1920 г. Керзон еще пишет Ванситарту: "Правительство Его Величества не готово заключить соглашение без необходимых проектов по будущему использованию вод Ярмука и Литани Палестиной, что может оказаться весьма жизненно важным для экономического развития страны и создания национального очага для евреев"[846].
Затем, спустя три недели, на заключительном заседании с французами, Ллойд Джордж раскрыл, что дипломатические усилия целого года со всеми его многочисленными неприятными этапами были тратой времени и сил. Он заявил, что уже в декабре 1918-го (то есть за девять месяцев до "изучения" книги Адама Смита) "достиг соглашения с господином Клемансо, что границы Палестины будут историческими "от Дана до Беэр-Шевы". Он был готов следовать этому соглашению и не мог поддержать притязания сионистов на расширение территорий вне исторической Палестины"