Ричмонд, не теряя времени, стал проводить в жизнь свои идеи. Его назначение совпало с возвращением в Иерусалим Хадж Амина, который вместе с Арефом эль-Арефом и с содействия Уотерс-Тэйлора (находившегося в дружеских отношениях с Сторрсом) организовал погром в 1920 году. Хадж Амин и эль-Ареф бежали за Иордан, были приговорены заочно к 10 годам тюрьмы, а уже в июле Сэмюэл пожаловал им помилование.
Вскоре эль-Ареф был назначен губернатором Дженинской области. Через несколько месяцев умер иерусалимский муфтий, и Хадж Амин выставил свою кандидатуру, хотя не обладал образовательной или религиозной квалификацией. Он потерпел большое поражение от Хусейна эль Дин Джаралла, инспектора мусульманского религиозного суда и уважаемого ученого.
При поддержке Ричмонда сторонники Хадж Амина развязали шумную кампанию против Джаралла. Ричмонд и Сторрс, заверив Сэмюэла, что выборы были фальсифицированы, убедили его назначить Хадж Амина, как истинно желанного кандидата мусульманской общины.
Хадж Амин стал "аккредитованным" главой мусульманской общины в Палестине, получив колоссальный бюджет. Он возглавил антисионистскую агитацию и организацию арабской общины, подавляя угрозами и насилием все попытки арабского соглашения с сионизмом, и завершил свою карьеру участием в гитлеровской кампании по уничтожению еврейского народа.
Через год после назначения Ричмонд ввязался в ссору с отделом по колониям о своем статусе. Сотрудники отдела быстро отреагировали, убеждая, что представилась отличная возможность от него избавиться, основываясь и на профессиональной непригодности, и на его враждебном отношении к сионизму, Декларации Бальфура и к евреям в принципе. Сэмюэл же напыщенно защитил его как представлявшего большую ценность в отношениях с арабской общиной. Только к концу 1923 года он, наконец, признал — после особенно ядовитого меморандума, сочиненного Ричмондом, — что находит "затруднительным для Ричмонда оставаться в администрации". Когда Ричмонд наконец подал в отставку, после того как вместе со Сторрсом сыграл ведущую роль в формировании политики Сэмюэла в решающие первые три с половиной года мандата, он отправил Сэмюэлу письмо, в котором с вызовом заявил, что Сионистская комиссия, отдел по Ближнему Востоку и администрация Сэмюэла были "захвачены и движимы духом, который я в состоянии рассматривать только как зло", и что его сопротивление этим мерам было "не просто политическим, но и моральным, и даже религиозным"[872].
В своем отчете в отдел по колониям Сэмюэл теперь решительно утверждал, что ранее верил, что Ричмонд не противостоял на самом деле политике правительства, а всего лишь "относился критически к деталям проектов и методов приложения"[873].
Это самообвинение в невероятной тупости не могло скрыть реальных проблем характера Сэмюэла. Ллойд Джордж, знавший его как коллегу по Либеральной партии, был откровенен. В беседе с Вейцманом, в присутствии Бальфура и Черчилля, он "несколько раз заметил, что Сэмюэл труслив и слабохарактерен и что он, к сожалению, это слишком хорошо знает"[874].
В тот же год Ллойд Джордж повторил это сэру Альфреду Монду[875].
Такой склад характера мог стать только катастрофой в палестинском и еврейском контексте. "Джуиш кроникл" указала на эту слабинку в его поведении по отношению к сотоварищам-евреям в Англии. Проницательный и непредубежденный обозреватель того периода подвел итог его карьере в Палестине: "В течение всей своей службы он страдал, и страдал остро, от того обстоятельства, что был евреем"[876].
Его рекомендация кандидата на пост в объединенную англофранцузскую комиссию по установлению северной границы не менее красноречивое свидетельство, чем назначение Ричмонда. Из всех возможных он выбрал Уотерс-Тэйлора. Инициатива наверняка исходила от Сторрса, но Сэмюэл, безусловно, знал антисионистскую историю Уотерс-Тэйлора.
Кандидатуре тут же дал отвод отдел по колониям[877]. Британским чиновникам не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы распознать крайнюю слабохарактерность Сэмюэла. Девяносто процентов из них, по свидетельству самого Черчилля, были противниками Декларации Бальфура[878], и слабость Сэмюэла они использовали сполна.
Его поставили в известность, что арабы не только бесповоротно против Декларации Бальфура, но и обладают превосходящими силами, которые нельзя превозмочь. Сторрс, Ричмонд и в не меньшей степени главнокомандующий британскими силами генерал Конгрив постоянно рисовали ему мрачные картины кровопролитий и разрухи в случае неудовлетворения арабских требований.
Нет никаких данных полагать, что Сэмюэл когда-либо подошел к этим предсказаниям критически. Он целиком поддался им. В беседе с Соколовым он признавался, что основанием для закрытия иммиграции послужило то, что "нечто ужасное должно было произойти: угроза уничтожения всей еврейской общины и свержения правительства".
И это после того, как в Яффо арабская чернь под предводительством полицейских, вооруженных правительством Сэмюэла, убила безоружных евреев и бросилась врассыпную, столкнувшись с горсткой солдат и гражданской толпой, а чернь в Петах-Тикве разбежалась, как только на место происшествия прибыла конная часть.
И это было не все. Когда образованный и известный своим миролюбием Соколов возразил, что мягкая политика не будет продуктивна и превозмочь насилие может только сила, Сэмюэл использовал козырную карту Конгрива: в стране нет достаточных сил. И затем добавил: "Как либерал я не был бы в состоянии использовать силу. Я предпочту подать в отставку"[879]. Нельзя сказать, что специфические сложности Палестины не были известны Сэмюэлу до того, как он принял свой пост. Бальфур изложил эту проблему прямо и доходчиво в подробном меморандуме, представленном на совещании, организованном Ллойд Джорджем во Франции в сентябре 1919-го. В нем он писал: "Четыре великие державы преданны сионизму. Сионизм, справедливо или нет, хорошо или плохо, основан на вековой традиции, насущных нуждах, будущих надеждах, гораздо более важного значения, чем пожелания или предрассудки 700.000 арабов, населяющих теперь эту древнюю землю. Я считаю это справедливым"[880].
На следующий год, в июле 1920-го, в речи на сионистской демонстрации в Альберт-Холле в Лондоне Бальфур развил это политическое кредо, используя возвышенный философский, но выразительный язык. Он признал техническую изобретательность арабских просьб о самоопределении. "Но тот, кто, обратив взгляд на мировую историю, и в частности на историю наиболее цивилизованных частей мира, не видит, что положение еврейства во всех странах совершенно исключительно, находится вне всех ординарных правил и догм; не может быть выражено формулой или заключено в одном предложении — тот, кто не понимает, что глубокий и глубинный принцип самоопределения на самом деле ведет к сионистской политике, как бы ни мало, казалось бы, он представляет ее в его строго либеральной интерпретации, не понимает ни евреев, ни сам принцип. Я убежден, что никто, кроме педантов или тех, кто предубежден из религиозного или расового чувства, не возьмется отрицать хоть на минуту, что дело еврейства абсолютно исключительно, и иметь с ним дело нужно исключительными методами"[881].
Британская политика была определена этим настроем, даже после чистки и урезки, которой подвергалась во время вынашивания Декларации Бальфура; Сэмюэл был назначен верховным наместником также в духе этого заявления. И более того, непохоже, что Сэмюэл осознавал, что, либерал или нет, человек, взявшийся воплотить Декларацию Бальфура в духе его речи 2 ноября 1919 года, получивший доверие, надежды и симпатии перенесшего тяжкие испытания еврейского народа и затем обнаруживший, что не в состоянии ни противостоять горстке антисемитских чиновников, ни набраться смелости использовать силу против насилия, — должен покинуть свой пост.
Сэмюэл зашел так далеко, заискивая перед арабами, что даже получил выговор из Лондона. Остановить еврейскую иммиграцию на неопределенное время было нельзя, и в скором времени ее возобновили, хоть и с дополнительными ограничениями. Тем временем Сэмюэл проявлял активность, изобретая новые меры по "подбадриванию" арабов. Едва минул месяц после майского произвола, как он произнес речь, содержавшую ни больше ни меньше как отказ от сущности Декларации Бальфура. Речь шокировала евреев. Они не знали, что первоначальный текст Сэмюэла был еще разрушительнее, и сдержал его отдел по колониям. В нем имелся параграф, определявший смысл Декларации Бальфура в том, что евреи получат возможность обрести в Палестине "духовный Центр" и что "некоторым из них, в рамках, установленных численностью и интересами настоящего населения, будет позволено прибыть и оказать содействие в развитии страны на благо всех ее жителей". Он также предлагал установление арабского представительства, параллельно с Сионистской комиссией.
Эти формулировки показались чрезмерными отделу по колониям. Черчилль попросил Сэмюэла внести поправки, поскольку может "создаться впечатление, что в результате недавних беспорядков переменилась политика правительства Его Величества"[882].
Но суть речи осталась неизменной. В то время как Декларация Бальфура, каждое слово в которой отмеривалось и взвешивалось снова и снова, гарантировала "гражданские и религиозные права присутствующего населения", Сэмюэл заявил теперь, что британское правительство, "которому вверено мандатом благополучие народа Палестины, никогда не навяжет ему политику,