[899]. Действительно, первый же чек (на 25 фунтов, сумму значительную) Черток получил от Жаботинского[900].
Летом на Сионистском конгрессе Жаботинский вместе с Вейцманом собирал средства для Хаганы среди делегатов из США[901].
Но разногласия не утихли, а, напротив, обострились. Хотя личные дружеские отношения между Жаботинским и его соратниками по легиону сохранялись, зерна будущего конфликта уже были посеяны.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
НАСТОЙЧИВОСТЬ Жаботинского в стремлении к воссозданию Еврейского легиона или, в крайнем случае, легальной самообороны, была в сложившейся обстановке вполне оправданной. С одной стороны, Майнерцхаген уверял, что переговоры отдела по колониям с Сэмюэлом о формировании Еврейского полицейского резерва шли хорошо, и что есть определенная надежда на успех[902]. С другой стороны, Макдоноу из военного министерства, твердо поддержавший кампанию Жаботинского периода военных лет, давал ему понять, что в министерстве готовы пересмотреть этот вопрос, но только с согласия Сэмюэла. Ключ, следовательно, находился в руках Сэмюэла (или, как пишет Жаботинский Белле, если Сэмюэь "не вмешается"). Кроме того, Жаботинский действовал по тому же принципу, который руководил им в прошлом и который, по опыту военного времени, был успешен, — не довольствоваться отказом.
Было очевидно, что Сэмюэл позволил поставить себя в положение, противоречащее принципу, заложенному в основу британского правления: подчинение военных властей гражданским. Согласно всем канонам британского правления Сэмюэл, возглавлявший в Палестине британскую администрацию, должен был осуществлять политический контроль над военными силами. Вместо этого они не только остались под началом армейского главного штаба в Египте, но Сэмюэл нисколько не пытался противодействовать диктовке генерала Конгрива, настроенного откровенно антисионистски.
Передача власти из Каира стала центральным требованием Жаботинского, и оно было принято на вооружение исполкомом.
Вейцман вернулся в Лондон 4 июля и через три дня излил Бальфуру горькое ощущение предательства, появившееся у сионистской стороны. Он просил о возможности беседы с Ллойд Джорджем, Черчиллем и самим Бальфуром, "которая бы раз и навсегда установила политику в Палестине"[903]. Бальфур согласился: на следующей неделе Вейцман сообщил, что готовит требования сионистов в письменном виде[904].
Фактически "пространный и детальный меморандум"[905] приготовил Жаботинский. Вейцман включил в него лишь несколько незначительных поправок. На совещании с тремя государственными деятелями в доме Бальфура 22 июля Вейцман представил исчерпывающий и откровенный документ.
Он напомнил, как сокрушительно события развеяли твердую веру исполкома, что "правительство немедленно примет меры, показывающие, что урок Яффо понят, обеспечит серьезное наказание вдохновителей преступления и его исполнителей и сделает невозможным повторение подобных событий"; как в дополнение к приостановлению иммиграции многих повернули вспять от самых берегов Палестины: "Хорошо известные зачинщики разгула не были даже арестованы. Наказания, отпущенные немногим погромщикам, отданным под суд, были разительно неадекватными. Евреи, себя защищавшие, снова, как и год назад в Иерусалиме при военной администрации, арестовываются, и против них возбуждается дело. Делаются явные усилия, особенно со стороны военных властей, предотвратить возмещение арабскими деревнями убытков, нанесенных еврейским колониям их феллахами и бедуинами. Расследование (ведущая роль в котором вверена господину, который в апреле 1921 г. был членом военного суда в Иерусалиме, приговорившего некоторых из еврейской самообороны к трудовой повинности) ведется таким образом, чтобы воспрепятствовать эффективному наказанию убийц и грабителей и оправдать арабскую политику, в то время как прилагаются все усилия для представления самообороны со стороны евреев как преступной".
После подробной критики речи Сэмюэла от 3 июня Жаботинский выразил несогласие с ее поддержкой Черчиллем в палате представителей и подчеркнул неверное представление, созданное его характеристикой Сэмюэла как "самого страстного сиониста".
"В то время как мы почтительно отдали дань авторитету Его высочества как британского политического деятеля, и выражая безоговорочную веру в его лояльность еврейским идеалам, мы все же настаиваем, что единственным авторитетом на сегодняшний день, компетентным устанавливать сионистскую интерпретацию, является сионистский исполком; и как члены такового мы торжественно заявляем, что еврейский народ намеревается создать в Палестине еврейское большинство со всеми вытекающими отсюда политическими последствиями. Мы утверждаем также, что эта цель была понятна британскому правительству, когда оно приняло Декларацию Бальфура; мы утверждаем, что каждый британский государственный деятель, оказавший нам честь своей поддержкой, понимал, что создание еще одного еврейского меньшинства не может быть целью сионизма, и мы заявляем, что каждый еврейский поселенец в Палестине, будь то уже поселившийся там или собирающийся, осознает эту цель и что интерпретация от 3 июня представляет собой разительное и неприкрытое противоречие политике, которую Сионистская организация постановила проводить в жизнь при любых условиях".
Сионисты, отмечалось в заявлении, горячо стремились к установлению постоянного сотрудничества с арабами. Но сионисты в Палестине преуспевали в этом начинании на протяжении более тридцати лет. В 1914 году в Палестине было больше евреев, чем в настоящее время (более 100.000 вместо 70.000). Все наши колонии были основаны в тот период, школы организованны, иврит превращен в живой язык. Привычный довод, что мир тогда царил, поскольку отсутствовала "сионистская пропаганда", абсурден; напротив, именно в те годы был создан политический сионизм; имели место одиннадцать конгрессов; пресса всего мира обсуждала сионистские устремления, и в самой Палестине публичные митинги и даже процессии сионистского характера проходили с большим размахом, чем что-либо после ее оккупации.
Более того, отношение турецкого правительства было ясно и официально отрицательным, и это было прекрасно известно арабам. Общее положение по безопасности было самое удручающее, и еврейские колонии были вынуждены организовать собственную конную охрану ("шомрим"). Все это предпринималось открыто и было объявлено и обсуждаемо в ивритской прессе, так что даже присутствие еврейских вооруженных единиц не так уж внове. Но никогда не было какого-либо бунта, подобного не только яффскому, но даже и гораздо меньшим событиям в апреле 1920 в Иерусалиме.
Таким образом, перемены в отношении арабов были вызваны не так называемой "бестактностью сионистов"; мир не мог ожидаться, пока присутствовали "влияния извне, будоражащие арабов и заверяющие их (неважно, словами или примерами), что они практически ненаказуемы ни за какое бесчинство, совершенное против еврейской жизни и имущества".
Сионисты никогда не просили мер "по навязыванию сионизма противящемуся местному населению". Никто не желал вынуждать арабов, например, продавать их земли и даже торговать с евреями.
"Но существует единственная вещь, которая должна быть "насаждена" в Палестине, так же, как и в Англии, и в других местах, и это — общественный порядок и отсутствие насилия. В любой цивилизованной стране это поддерживается, при необходимости, и предварительными мерами и с помощью наказания, и то же самое должно иметь место в Палестине. От этого требования сионисты не могут отказаться".
Меморандум подробно излагал историю антисионистского поведения военной администрации под командованием Генерального штаба в Каире; и хотя с назначением гражданского верховного наместника планировалось вывести Палестину из-под влияния Каира, это намерение потерпело поражение.
Описав события в Яффо и других районах, меморандум заключает: "Каждая честная попытка обеспечить соблюдение общественного порядка подрывается обструкцией военных, которых не в состоянии контролировать высший гражданский чин в Палестине. Таким образом, на каждом шагу, всеми способами, военные власти, действуя под командованием тех, чьи тенденции касательно Палестины были по существу осуждены правительством Его Величества год назад, блокируют и парализуют гражданскую администрацию в Палестине, делают ее бесполезной и бессильной и принуждают к поискам компромисса с насилием и к уступкам подрывной пропаганде".
В меморандуме был поднят наболевший вопрос об отсутствии консультаций правительства с Сионистским исполкомом, как это делалось в бальфурские дни, по критическим политическим вопросам.
"Официальный мандат, — напоминал Жаботинский, — обусловливает долг Сионистской организации оказывать содействие правительству. Такое сотрудничество становится очень трудным или невозможным без предварительных консультаций".
Черчилль в палате представителей фактически обещал пожаловать Палестине представительные структуры.
Сионистская организация принципиально не возражала — при условии, что "миллионам будущих еврейских поселенцев будет обеспечено соответствующее представительство".
Заключение гласило:
"Мы считаем, что наступил момент, когда настоящий исполком не может далее выполнять вверенные ему функции, пока правительство Его Величества не найдет возможным принять следующие меры как единственный путь к выполнению обещанного еврейскому народу:
1) Прервать все связи между армейским командованием в Палестине и Генеральным штабом в Каире; Палестинскому гарнизону обеспечить отдельное командование, непосредственно подчиняющееся военному министерству, с офицером во главе, лояльность