Если единственная основа мандата — блеф, не имеет смысла хранить видимость еще на пару месяцев. Наше движение может благоденствовать только при условии полной ясности. К настоящему положению вещей привела нас политика блефа и самотека. Эта политика — избегания прямого разговора с правительством из страха, что у них наготове неприятный ответ, и одновременно заверения еврейской общине, что все в полном порядке, — эта политика переноситься больше не может. Я вынужден даже заявить, что продолжать эту политику будет невозможно, разве что Экзекутива готова к открытому расколу в своих рядах".
Он пояснил в дополнение, что настаивает на неотложности подобного заявления. Его анализ не должен быть для его коллег сюрпризом. Жаботинский, как и Вейцман, порицал еврейскую мировую общину за неспособность откликнуться на призыв к оказанию серьезной финансовой поддержки, без которой в Палестине не могло быть экономического прогресса и без которой политическое будущее движения ослабевало. Но была и иная сторона в этой картине, которую Вейцман признавал, но только в своих "сионистских" кулуарах; признать ее формально или публично он отказывался. Жаботинский призвал исполнительный совет довести и эту сторону до сведения правительства.
"Мой двухлетний опыт работы для "Керен а-Йесод" меня убедил полностью, что основная причина наших финансовых затруднений политическая. Средства фонда редко высылаются или доставляются в офис по-жертвователями по собственной инициативе: эти средства собираются во всех странах сравнительно маленькой группкой сионистских работников. Успех сборов, таким образом, в основном зависит от энергии и "Arbeitsfreude" этих работников. Их задача тяжела и неприятна; они могут выполнять ее с энтузиазмом, только если знают, что конечная цель — все тот же старый сионизм, создание еврейского отечества в Палестине. Когда они видят, как эту конечную цель официально затуманивают, как например, в речи Сэмюэла от 3 июня 1921 г. или в Белой книге в июле 1922-го; когда они слышат и читают об антисионистских действиях Палестинской администрации, и когда не раздается ни одного мужественного слова для опротестования всего этого от сионистской Экзекутивы, а, напротив, видят, что эта Экзекутива продолжает улыбаться и кланяться, словно все в поведении правительства вполне удовлетворительно; — тогда уверенность и энергия сионистского работника неизбежно слабеет, он начинает пренебрегать своей задачей, и доходы в "Керен а-Йесод" не поступают. Это-то и есть наша ситуация на сегодняшний день…"
Затем он привел примеры ослабевающих усилий, даже паники среди добровольцев фонда из-за разочарований в политическом будущем. В Америке это было очевидно. Экзекутива знала скромные результаты оттуда. Жаботинский привел также примеры влияния политических потерь и разочарований на потенциальные частные капиталовложения в палестинскую индустрию.
Хорошо известный начинатель в развитии индустрии Моше Новомеский мог привести длинный список примеров, когда обструкционная политика г-на Ричмонда и других в штате Сэмюэла помешала капиталовложениям в предприятия в Палестине.
Карлсбадский конгресс, продолжал он, вполне уяснил, что это были результаты политики Сэмюэла. Поэтому и приняли решение отправить делегацию к Сэмюэлу, чтобы она доложила затем о его ответе на обвинения. Делегацию не отправили, "следующим шагом Сэмюэла был проект Белой книги". В правительстве это сыграло заметную роль. Жаботинский выдвигает тезис, ставший центральным элементом его подхода к необходимой сионистской политике:
"Неустойчивое поведение настоящего правительства — всего лишь логический результат политики палестинского верховного наместника и нашей собственной слабости во взаимоотношениях с его администрацией. За исключением только вопроса о Трансиордании, каждое ограничение, наложенное на сионистское движение, и каждая мера, противоречащая нашим интересам, исходила из Иерусалима, из правительственного здания; колониальный офис попросту санкционировал предложения сэра Г.Сэмюэла. Зачастую, как в яффских событиях, старшие офицеры Колониального отдела признавались нам, что паническое поведение Герберта Сэмюэла было, по их мнению, совершенно неоправданно, но пока мы, сионисты, хотим, чтобы он оставался на посту верховного наместника, они, естественно, вынуждены соглашаться с его позицией как утвержденной или, по крайней мере, поддержанной нами. Таким образом, шаг за шагом, привычка пренебрегать сионистской позицией укоренилась на Даунинг-стрит с тем результатом, что сегодня вместо одного опасного источника мы имеем дело с двумя — с палестинской администрацией и одновременно с правительством мептрополии".
Потому-то, считал он, следует бросить вызов лондонскому правительству.
"Если год назад еще нельзя было спасти положение соответствующим отношением к сэру Г.Сэмюэлу, на следующий день события вынуждают нас обратиться непосредственно к правительству метрополии и просить его либо еще раз подтвердить их приверженность Декларации Бальфура и доказать это на деле, либо прояснить для нас наше положение"[1061].
И снова, тем не менее, Экзекутива отказалась предпринять какие бы то ни было шаги. В атмосфере нарастающих разногласий Жаботинский, по всей видимости, осознал, что даже глубочайшая солидарность с Вейцманом и другими коллегами не оправдывает его постоянного разочарования от того, что его слова остаются гласом вопиющего в пустыне. Через две недели после заявления он пишет в частном письме: "Вы, вероятно, знаете, что д-р Вейцман и я разошлись в наших позициях серьезно"[1062].
Но не прошло и двух недель, как он, не отчаиваясь, возобновляет атаку. На заседании Экзекутивы 4 декабря он возвращается к своему предложению подать в правительство меморандум с требованием радикальных перемен в политике по Палестине; но в этот раз он добавляет, что в случае непоступления конкретного ответа сионистское руководство должно счесть себя вправе обратиться в Лигу Наций. Соколов ответил незамедлительно, что "радикальные меры" невозможны. И опять присутствовавшие его поддержали. Два существенных фактора, тем не менее, удержали Жаботинского от решительных действий. Прежде всего Вейцман был в отъезде в Палестине. А для Жаботинского было немыслимо делать серьезные шаги в его отсутствие. Напротив, он был вынужден заполнять вакуум; его снова просили принять руководство Отделом политического просвещения и Отделом по политике, вместе с Соколовым и Соловейчиком[1063].
В довершение всего неожиданно показалось, что возникла возможность достичь соглашения с арабами.
Абдалла прибыл в Лондон в середине октября и за пять совещаний с ним вырисовался далеко идущий план сотрудничества. Сутью этого плана было короновать Абдаллу королем объединенной Палестины — по обе стороны Иордана, — и он признает Палестину как еврейский национальный очаг.
Сионисты окажут финансовую помощь Трансиордании и будут также сотрудничать в установлении конфедерации государств, состоящей из западной Палестины, Трансиордании, Сирии, Ирака и Хиджаза.
Жаботинский принимал участие в обсуждениях и после первого заседания энергично взялся за детальную разработку условий для подобного соглашения. Из ряда поданных им докладов в Экзекутиву, между 7 ноября и 29 декабря, вырисовываются поставленные им цели под рубрикой "Условия соглашения с арабами".
Во-первых, не должно подавляться развитие в направлении еврейского государства. Во-вторых, безопасность еврейской общины должна была обеспечиваться существованием адекватной еврейской военной силы. В-третьих, арабам должны быть выданы максимальные концессии в определенных выше рамках. В-четвертых, мандат должен был оставаться в силе, но не последующий шаг британцев, исключающий Трансиорданию из приложения условий, связанных с еврейским национальным очагом. Затем роль мандатного уполномоченного будет значительно уменьшена — сведена к вмешательству в случае конституционных нарушений, контроля над международной политикой и безопасностью. Это могло осуществлять британское официальное лицо, назначенное в консультациях с Еврейским агентством и возглавляющее военные силы. Требовался только небольшой британский контингент — пехоты или кавалерии. Это ограничение ставило целью подавить критику британских налогоплательщиков как уже финансирующих большой, по слухам, бюджет по Палестине.
Военные силы должны были состоять, помимо британского подразделения, из еврейских и арабских частей поровну, как вначале предлагал Сэмюэл и как сионисты согласились поначалу, а затем отвергли после майских погромов.
Жаботинский, однако, определил рациональное рассредоточение войск. Три четверти арабских частей должны были служить в Трансиордании и одна четверть — в Западной Палестине. Равнозначно, одна четверть еврейских солдат должна была служить в Трансиордании, и три четверти — в Западной Палестине.
То, что евреи согласились на признание арабского короля с ограниченной властью, должно было уравновеситься назначением еврея премьер-министром. Каждодневные функции правления выполнялись бы администрацией с равным числом еврейских и арабских служащих.
Отдел по иммиграции будет возглавляться евреем, и политика по коммерции будет утверждаться Еврейским агентством, без вмешательств извне.
Парламент должен был состоять из двух палат, по американскому образцу. Нижняя палата должна основываться на пропорциональном представительстве с избирательным правом для всех граждан, могущих читать и писать (на любом языке); верхняя палата — из равного представительства каждого из "четырех элементов, участвующих в развитии страны": еврейской общины, мусульман, христиан и Еврейского агентства, представляющего евреев мира. Предполагалось ввести систему муниципальной автономии; каждому муниципалитету предоставить право на налогообложение и содержание своей полиции.
Изменения в конституции должны ратифицироваться тремя четвертями большинства в каждой из палат. Таким образом, по словам Жаботинского, "согласно конституции арабы не могли бы провести меры против воли еврейского представительства" (и, конечно, наоборот). С позиции сегодняшнего дня этот замысел выглядит наивным, даже утопическим. Но судить о нем следует в контексте того периода. Сионисты считали, и достаточно обоснованно, что первичным фактором во враждебности арабов было британское настроение и манипулирование и что между собой, без британского вмешательства, арабы и евреи способны на согласие, учитывая все взаимные уступки и помощь. Тем более что Абдалла целиком зависел от англичан, был по-прежнему неуверен в своем будущем; соглашение с евреями наверняка укрепило бы его на его посту.